"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

XLVI

Вернувшись в Рим, я дал себе слово держать в секрете то, что произошло между мной и матерью. Впервые я не мог быть искренним с Акте. Так как она знала о письме матери, я должен был что-то ей сказать, ну и сказал, что та смягчилась и больше не будет помехой для наших отношений. О том, почему вдруг без нее отправился на озера виллы Сублаквей, я распространяться не стал, пробормотал что-то вроде: «Пришло сообщение о протечке в дамбе, и надо было срочно все проинспектировать». Оправдываясь, я видел, что Акте мне не поверила, но и понимал, что любые ее догадки не идут ни в какое сравнение с реальной причиной моего временного бегства в Сублаквей. И она не должна была ни о чем узнать.

Мать внезапно покинула дворец и вернулась в Антиум. Что она задумала? Каким будет ее следующий шаг? Хотела совратить и привязать к себе, но не смогла – наоборот, отвратила от себя, и что теперь? Станет со мной враждовать открыто?

Мать все еще была в силе – с ее сторонниками среди преторианцев и сенаторов, которых она щедро одаривала и, более того, подкупала. Вся прислуга была ей предана настолько, что было бы глупо искать среди них информаторов. В общем, мать удачно окружила себя стеной, через которую при всем желании я не смог бы пробиться.

И вот теперь, после всего случившегося, слова Тигеллина крутились в моей голове и днем и ночью. Мать в детородном возрасте. Найдет ли она себе супруга, который заявит свои права на трон и оспорит мои? Или… об этом даже помыслить страшно… Что, если она забеременела после того, как опоила меня? Я обречен прожить кошмар Эдипа наяву? Прожить без возможности отчаянно воскликнуть: «Даже боги не были бы так жестоки!» Просто потому, что богам нравится быть жестокими.

Теперь я жил, словно зависнув в странном, отравленном зельем матери мире. Но шло время, и все слухи и страхи постепенно схлынули. Я, как и прежде, встречался с Сенекой и Бурром, они как-то слишком уж тревожно упоминали о моей матери, но только по обычным политическим поводам.

– Мне донесли, что она снова что-то замышляет, – сказал Бурр. – На этот раз задумала выйти замуж за Рубеллия Плавта.

В жилах Плавта тоже текла императорская кровь, хоть и пожиже моей, но все же! Он происходил от сестры Августа Октавии и от Тиберия, был всего на четыре года старше меня и на двадцать лет моложе моей матери. Правда, мать на деле доказала, что возраст для нее не помеха, она обольщала многих, от старого Клавдия до… Нет, я даже думать об этом не мог!

– Также наши заслуживающие доверия информаторы докладывают, что она подстрекает Плавта поднять восстание против тебя сразу после бракосочетания.

Она когда-нибудь перестанет меня провоцировать? Неужели, пока ее носит земля, мира не будет?

– Я распущу ее германских телохранителей и отзову военный эскорт, который предоставил ей в знак почтения. Прикажу ей покинуть Антиум и переселиться в дом покойной Антонии.

Там мне будет проще за ней приглядывать.

Надо было забыть эту головную боль. Наконец достроили термы и гимнасий, я торжественно их открыл и передал в общественное пользование. Строительство продолжалось не один год, и теперь на Марсовом поле можно было полюбоваться грандиозными термами, которые легко дали бы фору храму, и выставленными по периметру тренировочной площадки статуями – только ради них одних стоило посетить гимнасий.

На открытие я пригласил весь сенат и каждому сенатору подарил арибалл [438] с прекраснейшим оливковым маслом, чтобы они использовали его во время атлетических упражнений, как было заведено у греков.

– Этим жестом я лично приглашаю каждого посетить термы. Они ваши! – Я пожал всем по очереди руку и, посмотрев за спины сенаторов на толпу горожан, возвысил голос: – И ваши!

Простолюдины завопили так, что у меня зазвенело в ушах.

Где-то на пути с Палатина на Марсово поле я решил, что пришла пора покончить с матерью. В начале совсем недолгой поездки я об этом даже не думал, а к месту назначения прибыл с созревшим решением. Даже не знаю, как я уложился в столь короткий временной отрезок. Я просто больше не мог жить, сознавая, что мое императорство зыбко, и вдобавок постоянно ощущать нависшую тень матери, которая явно сошла с ума и была в силах меня уничтожить. Так что на открытии терм я сосредоточился на поставленной цели и не особо обращал внимание на радостные крики толпы и на лица улыбавшихся мне людей.

В тот же вечер я уединился в небольшой боковой комнате, чтобы хорошо все обдумать. Тяжело и даже невыносимо жить с постоянным ощущением, будто что-то вот-вот произойдет, или вероятно произойдет, или гипотетически может произойти. Теперь же я отринул все сомнения – дамоклов меч, который висел надо мной всю мою жизнь, пора вложить в ножны.

Но как и когда это сделать? Да, за совершенные матерью преступления любой суд вынес бы ей смертный приговор, но мне этот способ не подходил. Все должно было совершиться быстро, наверняка и втайне. И в идеале безболезненно. Я совсем не хотел, чтобы она страдала. Таким образом, убийство руками наемников исключалось, для него потребуется привлечь слишком много людей, а это рискованно, как признала моя лично устранившая Клавдия мать. Яд исключается – это слишком очевидно, да и мать всегда ожидает чего-то подобного, врасплох ее не застанешь. Несчастный случай? Тут есть несколько вариантов. Что-нибудь упадет на голову? Слишком ненадежно. Пожар? Слишком жутко. Падение с высоты? Снова ненадежно. Утопление? Я вспомнил свой недавний заплыв в искусственном озере в Сублаквее. Вода дарит успокоение, заключает в объятия. Говорят, утопление – самая безболезненная смерть. Но смерть в бассейне опять же слишком очевидна, а в море мать не плавает.

Но если она окажется в море… В голове промелькнула смутная картинка… Что-то подобное я недавно видел… Крушение корабля во время постановочного сражения у мыса Мизен!

Да… несчастный случай на море, вдали от земли. Такое случается постоянно, мореходство – опасное занятие, и множество кораблей тонет, не добравшись до берега. Совсем недавно у берегов Пелопоннеса затонуло судно с греческими бронзовыми и мраморными статуями, которое снарядили для меня мои агенты. Сокровища были утеряны, но такое, увы, не редкость.

После трагической гибели матери я, конечно, на какое-то время предамся скорби и даже возведу храм в память о ней. Но до того мы должны воссоединиться, в плавание ее следует отправить, достигнув мира и взаимной приязни. Надо устроить так, чтобы последний день на земле подарил ей радость. Многие ли могут этим похвастаться? Большинству смертей предшествуют мучительные дни. Да, так тому и быть, это лучшее, что я могу сделать при сложившихся обстоятельствах.

Приняв решение, я должен был приступать к действиям, пока в душу не закрались сомнения. Я послал за Аникетом – без него мой план ничего не стоил.

Мы уединились в самой секретной комнате. Расположившись за небольшим столом, мы смотрели друг на друга в мерцании масляной лампы, но даже при неровном свете я легко считывал выражение лица Аникета. Никакого осуждения, скорее наоборот – одобрение.

– Это единственный выход, да ты и сам знаешь, – сказал он. – Я всецело поддерживаю выбранный тобой способ. Корабль смогу подготовить к следующему весеннему фестивалю Минервы в Байи. Ты ведь бывал на нем в прошлые годы? Празднества пользуются огромной популярностью, так что, если в компании друзей посетишь и этот фестиваль, будет вполне естественно пригласить мать.

На тот момент мои отношения с матерью были скорее противоестественными, но у меня оставалось в запасе время – время, которое я мог употребить на наше с ней примирение.

– Корабль должен быть красивым, не скупись на работы, – сказал я.

– Но если он обречен в первый же поход затонуть…

– Это будет мое подношение: экстравагантный, но подарок, и пусть выглядит соответственно. Она должна захотеть подняться на борт, должна почувствовать гордость оттого, что отправляется на виллу под его парусами.