Михаил Садовяну - Братья Ждер
Ждер не стал выслушивать жалобы и славословия бродяги, который во время беседы зорко следил за ним единственным глазом. Ионуц приказал оставить его одного, уперся локтями в колени и долго сидел так, раздумывая над тем, что ему предпринять.
Незаметно его окутал вечерний сумрак. Шум и голоса на дворе затихли. Лишь время от времени проходили куда-то слуги, проводили коней. Георге Ботезату дважды подходил к двери и вновь возвращался на свое место.
— Не хочешь ли поужинать, господин? — спросил он.
— Что ты сказал, Ботезату? — вздрогнул Ждер.
— Я спросил, уж не ляжешь ли ты спать голодным? У меня есть хлеб и брынза.
— Принеси сюда. Я жду, когда меня позовут к отцу Амфилохие. Лучше пойти к его преподобию сытым. Я никогда не видел его за трапезой.
Задумавшись, он медленно жевал сухой хлеб и острую брынзу, как вдруг перед ним появился отец Емилиан и пригласил к архимандриту. Ждер попросил воды, напился из маленького кувшина, вытер губы и пошел за монахом. Темнело, небо было пасмурным; у ворот и во дворце стояла стража из наемных немецких ратников. Ждер рассматривал все вокруг, стараясь понять дворцовые порядки. Как будто и незачем ему было все это знать, но такова уж была его натура: держать в памяти все, что увидит и услышит. И так же как в небе среди нагромождений туч мелькали звезды, так мелькали в его голове недремлющие мысли. Он считал про себя: дядюшка Амфилохие — раз, постельничий Штефан — два, я сам — три; дед Илья Алапин — четыре, Григорий Гоголя — пять. Из пяти человек, знающих тайну, способную нарушить покой Штефана-водэ, да еще в такие дни, когда он более чем когда либо должен быть сильным и спокойным, по крайней мере, двое лишних. Более чем достаточно знать обо всем архимандриту Амфилохие и постельничему Штефану Мештеру. А двоим степным бродягам незачем знать. И вообще они здесь ни к чему. Жестокий замысел возник у Ионуца Ждера, когда он входил в келью архимандрита, расположенную рядом с часовней.
Отец Амфилохие принял его с непривычной сердечностью, как сына. Приветливо и ласково указал он на кресло, в котором Ионуц уже сидел утром. Хотя после всего услышанного Ждер понимал, что так оно и должно быть, тем не менее он сохранял сдержанность, готовясь к предстоящему разговору.
— Поразмыслив обо всем, что тебе уже известно, — проговорил отец Амфилохие, — я попросил господаря определить тебя для весьма тайной службы, которая может оказать нам пользу неоценимую.
Ионуц Черный решил пока молчать.
— Она может оказать неоценимую помощь прежде всего господарю и великим его замыслам. С тех пор как Штефан-водэ продвинулся с войсками в Валахию, считается, что он начал войну с измаильтянами, что он прощупывает их. Князь побеждал их не один раз. И теперь полагает, что он в состоянии помериться силами с самим Мехмет-султаном и поэтому делает приготовления, о коих ты знаешь, и другие, не известные тебе. Штефан- водэ — один из покровителей Афонских монастырей, и поэтому из Молдовы монахи часто ездят туда. Ведь на Афоне шестьсот святых обителей и шесть тысяч монахов, живущих по законам истинной веры. Хотя антихрист и ступил ногой на грудь христианам и повсюду все разрушил, опустошил, превратил в мечети святые храмы наши, там, на Святой горе, крепости Христовы остались целыми и невредимыми. Как стояли там святые монастыри во времена господства христиан, так они остались и доныне со всеми священными книгами и церковной утварью, оставшейся от времен старых императоров Византии; только в колокола по приказу Вельзевула перестали звонить, однако есть позволение бить в била. Монахам невозможно запретить уходить иль возвращаться на Святую гору. Измаильтяне пробовали чинить препятствия, пытались отрезать Афон от остального мира, однако не смогли. Слава богу, чиновники султановы давно уж поняли, что для них тут есть кое-какая выгода, и сейчас монахам разрешают странствовать довольно-таки свободно. Таким образом, они проникают во владения нехристей, некогда принадлежавшие православным и примечают все, что делается и говорится сановниками султана. Вести, которые они добывают, доходят до Святой горы, а оттуда и до нас. Так мы узнаем время и место передвижения войск басурмановых и какие готовятся козни против христиан. Ко двору Штефана-водэ и иных христианских владык тайком — под видом купцов иль мастеров — прибывают посланные люди, и через них вести доходят и до государей. К примеру, княжий цирюльник Анджело кажется бедным брадобреем, однако именно он и пересылает донесения своим господам в Венецию.
Отец Амфилохие на мгновение умолк.
— Понимаю, — сказал Ждер, застыв в своем кресле.
— Я и решил, — продолжал архимандрит, — что вот теперь было бы лучше всего, если бы во владения Мехмета отправился воин. Походил бы там и послушал, добрался бы до Афона, все выведал, узнал и обо всем лично доложил князю. Военный человек лучше других во всем разберется, и его сообщения будут наиполезнейшими для господаря.
— Разумеется.
— Ты — человек острого ума, Ионуц, и ты должен понять, хорошенько понять, почему я подумал именно о тебе. Найти можно было бы и другого человека, ибо у князя нет недостатка в храбрых и достойных мужах. Но я поразмыслил и решил, что не только ты принесешь пользу нашему повелителю, но и тебе самому это будет полезно. Как я уже говорил, пока здесь все образуется и уляжется, тебе лучше побыть подальше от двора. Итак, по велению господаря ты отправишься на Святую гору, в монастырь Ватопеди, разыщешь отца Стратоника, посланного нами туда еще ранее. А как найдешь Стратоника и разведаешь обо всем, вернешься не торопясь обратно. Ведомо мне, что войска Мехмета скапливаются в Румелии. Но неизвестно еще, зачем их стягивают туда. Сулейман-беку, который до сей поры, воюя с веницейцами, был в Скутари, велено взять сии полки под свое грозное начало. Думается, их направят к Дунаю и в Валахию. Оттуда они, следовательно, пойдут на Молдову. Надо узнать, что это за войска, сколько их, дабы его светлость смог готовить защиту. И это ты понял?
— Понял.
— Да будет тебе еще известно, что для находчивого мужа это дело не грозит опасностью. Язычники показали такую силу и столько побили войск у христианских королей, что не могут и помыслить, будто существует на этом свете кто-либо, способный противостоять им. Пророк дал османам обещание, что никто не может стать у них на пути, каким бы умом и храбростью ни отличались некоторые христианские повелители. Нечестивцам якобы суждено неизменно, из года в год, одерживать победы, пока под их владычеством не окажутся все христиане, вплоть до страны франков. Возгордившись и слепо веря в свою силу, они пренебрежительно относятся к разуму противника. Они более страшатся сабель христиан, нежели их ума. Ты оставишь свою саблю у Дуная, — для тебя оружием будет только твоя голова. Было бы хорошо, ежели бы по дороге туда или обратно ты разведал, что делается в крепости Брэиле, где, кроме турок, есть и валашские бояре, враги нашего господаря. Там же скрывается и Миху, тот самый беглец, что строил столько козней, когда жил у ляхов, там же и Агапие Чернохут, в доме которого был убит Богдан-водэ. Об Агапие Чернохуте долго ничего не было известно — с тех пор, как он сбежал в Трансильванию с Петру Ароном. После смерти Петру Арона Чернохут пробрался в Валахию. Люди нашего господаря искали его там, чтобы отплатить ему за совершенное убийство, но не нашли. Мне теперь известно, что он — в Брэильской райе [60]. Настало время для Штефана-водэ вычеркнуть из списка ненаказанных злодеев и эти два имени, дабы успокоить на том свете душу отца своего Богдана-водэ.
Ждер склонился перед своим дядей:
— Я все сделаю, как ты указываешь.
— Ты хорошо все обдумал, Ионуц?
— Хорошо. Когда нужно отправиться?
— Можешь отправиться через неделю или дней через десять, чтобы хватило времени на приготовления. Не готовь ни коней, ни оружия, ни пищи — в этом ты нуждаться не будешь. Позаботься о другом — чтобы ни одна душа не заподозрила, куда ты уезжаешь. Ни отец твой и ни брат. И чтобы знающие тебя не узнавали тебя и никто бы не окликал тебя твоим именем. Каждый вечер будешь приходить ко мне, и я разъясню все, что еще не успел. Потом ты тронешься в путь, но даже я не должен знать, когда это случится. Я возрадуюсь в тот час, когда ты возвратишься.
Ждер поднялся. Отец Амфилохие обнял племянника, прижался лицом, заросшим редкой бородкой к его голове.
— Ты готов? Иди. Завтра я опять позову тебя.
— Прости, святой отец и дядюшка. Я хотел бы кое- что сказать.
— Говори, и я исполню любое твое желание.
— Не давай зарока, — смеясь, ответил Ионуц. — Ибо я хочу увидеть, а может статься, попрошу отдать мне Григория Гоголю Селезня, который находится здесь в подземелье.
Архимандрит отступил на шаг, широко раскрыв глаза.
