Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

— В лавках всем разливают вино и поднимают знамёна…

Ахмад воодушевлённо ответил ему:

— Значит, и ты делай то же, что и другие, и даже больше, покажи мне своё усердие..!

Затем дрожащим от волнения голосом сказал:

— Повесь портрет Саада под «Басмаллой»…

Джамиль Аль-Хамзави нерешительно поглядел на него, затем предостерегающе заметил:

— Здесь его портрет будет виден с улицы. Не лучше ли нам помедлить, пока всё не устаканится?

Ахмад пренебрежительно сказал:

— Безвозвратно прошло время страха и слёз. Разве ты не видишь, что демонстранты проходят прямо под носом у англичан, и ничего плохого с ними не происходит? Повесь портрет и положись на Аллаха.

— Прошло время страха и слёз, не так ли?.. Саад сейчас на свободе, однако он по дороге в Европу, и между нами и независимостью лишь один шаг или одно слово, и демонстрации радости вместо демонстраций пуль. Те из нас, что остались живы, счастливы. Они прошли сквозь огонь и вышли оттуда целыми и невредимыми. Да будет милость Аллаха над павшими. А как же Фахми?!.. Он спасся от опасности, которую даже не мог оценить, и слава Богу. Да, Фахми спасся. Что же ты ждёшь?… Молись Господу Богу своему, Аллаху.

Когда вся семья собралась дома вечером, у всех были охрипшие от радостных криков глотки. Вечер был замечательным — о счастье говорили глаза, рты, жесты, слова. Даже сердце Амины утолило свою жажду счастья, разделённого вместе с детьми, и радовалось возвращению мира и освобождению Саада:

— Я видела с машрабийи то, что не видела до этого. Неужели произошёл конец света и установлены весы деяний?!.. А те женщины, они обезумели?!.. Эхо их криков до сих стоит у меня в ушах: «О Хусейн!..»

Ясин засмеялся, и поигрывая волосами Камаля, сказал:

— Англичане попрощались с нами так, как прощается надоедливый гость, что разбивает после себя хозяйский кувшин!..

Камаль посмотрел на него, не проронив ни слова, а Амина снова спросила:

— Неужели Аллах наконец-то доволен нами…?

Ясин ответил ей:

— Без сомнения, — затем, обращаясь к Фахми. — А ты что думаешь?

Фахми, который, казалось, был рад, словно ребёнок, сказал:

— Если бы англичане не уступили нашим требованиям, то не отпустили бы Саада. Теперь он поедет в Европу и вернётся с независимостью — все это твердят. И как бы ни обстояли дела, день 7 апреля 1919 года останется символом победы революции.

Ясин продолжил:

— Ну и день! Все чиновники открыто вышли на демонстрации. Я даже не предполагал, что и у меня есть эта превосходная способность — непрерывно шагать и громко кричать…!

Фахми засмеялся:

— Я бы хотел посмотреть на тебя, когда ты так воодушевлённо кричал вместе со всеми: Ясин участвует в демонстрации и восторженно скандирует лозунги!.. До чего редкостное зрелище!

Действительно, удивительный день. Его полноводное течение смело всё на своём пути, и несло его среди своих свирепых волн, словно невесомую газету, пока не унесло окончательно. Ясин с трудом мог поверить, что он вновь пришёл в себя и нашёл убежище в тихой смотровой башне, откуда смог спокойно и без всякого волнения разглядеть всё, что происходило на улице!.. Он представил себе то состояние, что заставило его воплотиться в участника демонстраций в свете замечания Фахми, и с удивлением сказал:

— Любой из нас совершенно забывает о себе, когда он находится среди людей, и словно заново рождается, но уже другим человеком…

Фахми внимательно спросил:

— Ты чувствовал искреннее воодушевление?

— Я выкрикивал имя Саада, пока у меня не сел голос, а из глаз не полились слёзы пару раз.

— И как же ты участвовал в демонстрациях?

— До нас дошла весть об освобождении Саада, когда мы были в школе, и я искренне обрадовался этому. Разве я мог ожидать чего-то иного?… Учителя предложили присоединиться к большой демонстрации на улице, и хотя я не обнаружил в себе желания подражать им и подумывал о том, как бы незаметно смыться домой, однако был вынужден пойти с ними, пока мне не представился удобный случай, чтобы отклониться от их пути. Что после этого было!.. Я очутился посреди бушующего моря людей, в атмосфере, наэлектризованной их радостью, и не удержался и забыл о себе, бросившись в поток с такой силой, на которую только способен мужчина — верь мне, я не обманываю — всё это из-за моего пыла и надежды..!

Фахми кивнул головой и пробормотал:

— Удивительно…

Ясин громко засмеялся и сказал:

— Ты считаешь, что я лишён патриотизма?! Дело в том, что я не люблю беспорядок и грубую силу и не считаю, что нельзя одновременно любить родину и мир…

— А если несовместимо одно с другим…?

Тот с улыбкой, но без всякого колебания ответил:

— Я поставил бы на первое место любовь к миру и спокойствию! Сначала своё собственное… Разве родина не может быть счастливой без угроз для моей жизни?!.. Пусть Бог подаст. Я не буду тратить почём зря свою жизнь, хотя и люблю родину, пока жив.

Амина заявила:

— Это разумно. — Затем она внимательно взглянула на Фахми. — А у моего господина иное мнение…?

Фахми тихо сказал:

— Разумеется, это разумно, как вы и сказали…

Камалю было не по душе оставаться в стороне от разговора, особенно потому, что он был убеждён — что он и впрямь играл в этот день важную роль, и сказал:

— Мы тоже участвовали в демонстрациях, но инспектор сказал нам, что мы пока ещё маленькие, и что если мы ступим за порог школы, нас растопчут. Затем он позволил нам провести демонстрацию в школьном дворе, и мы там собрались и очень долго скандировали лозунги, — тут он громко закричал: «Да здравствует Саад!» — В классы мы не вернулись, так как учителя покинули школу, присоединившись к демонстрантам на улице..!

Ясин бросил на него насмешливый взгляд и заметил:

— Но твои друзья-то ушли..!

— А мне-то что..!

Это выражение вырвалось у него случайно, он сказал его, не подумав: совсем не это было у него на душе. Просто того требовала ситуация, с одной стороны, и потому что он хотел тем самым скрыть своё поражение из-за насмешки Ясина, с другой. Он переживал изумление, так как не помнил, как возвращаясь со школы, оказался в незнакомом месте, которое когда-то занимал лагерь, и переводил взгляд во все концы посреди какой-то болезненной тишины, а в глазах у него стояли слёзы. Пройдёт ещё много времени, прежде чем он забудет то место на тротуаре по пути в Ан-Нахасин, где пил чай, а также то, как они восхищались его пением, и ещё дружбу, которую он питал к солдатам, и особенно к Джулиану, и привязанность, что связывала его с этими людьми, которые, по его убеждению, предвосхитили весь остальной род человеческий!.. Амина сказала:

— Саад-паша везучий человек. Весь мир скандирует его имя, а не имя нашего эфенди… Он верующий, без сомнения, ведь Аллах дарует победу только верующим. Есть ли более высокая победа, чем его победа над англичанами, которые одерживали верх с помощью своих цепеллинов?!.. Этот человек родился в Ночь Предопределения.

Фахми с улыбкой спросил её:

— Ты его любишь..?

— Я его люблю, пока ты его любишь…

Фахми распростёр руки к небу, недоверчиво вскинул брови и сказал:

— Это ещё ничего не значит..!

Она испустила глубокий вздох, больше похожий на смущение, и произнесла:

— Всякий раз, как до меня доходила грустная весть, сердце моё рвалось на части, и я говорила себе: «Интересно, а произошло бы это, если бы Саад не поднял восстание?!» Но человека, которого любят все, и Аллах тоже должен обязательно любить… — Затем она громко вздохнула. — Я сожалею о погибших. Сколько же матерей плачут сейчас по ним?.. Скольким матерям этот день не принёс ничего, кроме печали по утраченным близким, вместо радости?…

Фахми, подмигнув Ясину, сказал:

— Мать-патриотка издаёт радостные крики, если сын её пал смертью мученика…

Она зажала уши пальцами и закричала:

— О Аллах, призываю Тебя в свидетели того, что только что сказал мой маленький господин!.. Мать издаёт радостные крики по своему павшему сыну!.. Где на этой земле?.. Разве есть такое даже в мире шайтанов?!..