Урсула Кох - Розы в снегу
Когда спала полуденная жара, Катарина направилась через рыночную площадь на улицу, поднимающуюся к замку. На этой улице располагалась аптека. Молодой врач, доктор Вазилиус, колдовал над колбами в заднем помещении. Ему помогала сияющая от счастья Авэ.
— Я помешала? — испугалась Катарина.
— Нет, ты — нет! — сердечно ответила Авэ и обняла подругу по монастырю. Молодой врач приветливо улыбнулся.
— Вы прямо-таки светитесь! На вас приятно смотреть!.. — На эти слова подруги Авэ не ответила, лишь покраснела. А вот в сердце Катарины не было радости. Ей вдруг стало очень одиноко. Она отвернулась.
Через переднюю дверь с улицы вошла хозяйка дома, за ней — торговец.
— Пойдем, Катарина, пойдем скорее ко мне. Посмотрим ткани, привезенные этим господином из Италии. Такого чуда ты еще не видела. Возбужденно переговариваясь с торговцем, Барбара Кранах устремилась вверх по лестнице, и Катарине Ничего не оставалось, как последовать за ней.
После того как диковинная ткань была рассмотрена со всех сторон, Барбара спросила:
— А как чувствует себя добрейший господин магистр? Прошли у него желудочные колики?
— Надеюсь.
И Катарина со смехом рассказала о горьком отваре, который она приготовила для Райхенбаха, упомянула и о своем желании работать в аптеке.
— Пока не вернется Иеронимус, — заметила Барбара.
Катарина проглотила комок в горле.
— Что это будут за праздники в нашем доме! Сначала выдадим Авэ за доктора Базилиуса, затем тебя за Иеронимуса. До чего же я рада… Но что с тобой, Катарина? Ты, кажется, совсем не весела?
— Вот вернется Иеронимус, тогда… тогда и мне будет весело.
— Вернется, обязательно вернется!
Барбара взяла полосу тончайшего светло-коричневого сукна и обернула им плечи Катарины. Затем сняла со своей шеи массивную золотую цепь и надела ее на девушку.
— До чего же тебе все это идет, Катарина! Ты будешь красивой и гордой, как принцесса! — она радостно захлопала в ладоши. — Но сначала я возьму тебя в помощницы — тебе надо научиться вести большой дом!
***В доме художника Лукаса Кранаха[20] дни пролетали быстрее, чем у магистра Райхенбаха. Ранним утром шумной гурьбой в мастерскую вваливались ученики и тотчас приступали к занятиям под присмотром самого учителя Лукаса или его сына Ганса.
Работы хватало всем. Катарина и Авэ приглядывали за младшими детьми. Хозяйка дома закупала все необходимое и управляла служанками на кухне.
Если в аптеке было много дел, Авэ помогала продавать лекарства, а Катарина — приготовлять микстуры и мази. С интересом прислушивалась она к тому, о чем говорили в мастерской художника. Находившиеся там картины мало кому из домашних попадались на глаза. Разве что кто-нибудь попросит мастера Лукаса вечером, когда он оставался в мастерской один, показать то или иное полотно и рассказать о нем.
— А это, фрейлейн фон Бора, портрет нашего дорого курфюрста[21]. Благодаря его помощи мы можем следовать учению доктора Лютера. Портрет почти готов, мне осталось лишь слегка «подстричь» шубу, — объяснял Лукас Кранах. Суровое лицо князя пугало Катарину, но глаза его смотрели спокойно и доброжелательно. Она знала: этот человек взял ее, беглянку, под свою защиту и отклонил все требования матери-настоятельницы и самого епископа фон Пфорта…
Пока при угасающем свете дня художник трудился над воротником шубы курфюрста, Катарина переходила от одной картины к другой.
— Не пугайтесь, фрейлейн фон Бора! — воскликнул мастер, уловив боковым зрением, что Катарина приблизилась к деревянной доске с изображением водной нимфы. Доска эта была задвинута в самый дальний угол мастерской и полуприкрыта сукном. Но было уже поздно.
— Кто?.. Кто это, мастер Лукас?
— Это нимфа, дитя мое. Древние греки верили, что источники, ручьи и реки оберегают божества, похожие на прекрасных девушек.
Катарина облегченно вздохнула:
— Значит, это не настоящая женщина?
— Конечно, нет, милая моя невеста Христова, — с улыбкой ответил художник, — конечно, не «настоящая» женщина. Но некоторые «настоящие» женщины ничем не уступают этой красавице.
Катарина не решилась на дальнейшие расспросы и перешла к следующей картине. На ней была изображена молодая дама в богатом наряде, сидящая под высоким деревом. В руках она держала сосуд для масла. Ее прекрасное лицо излучало доброту, но при этом было очень серьезным.
— Это святая Магдалина с сосудом для миропомазания.
— Вы полагаете, мастер Лукас, что она была так хороша?
— Конечно, ведь она была большой грешницей.
И вновь Катарину охватило изумление. Внимательно вгляделась она в лицо изображенной на полотне женщины.
— Ну, на сегодня хватит, — заявил художник и отложил кисть в сторону.
Он вытер руки о суконную тряпку и окинул свою работу критическим взглядом. Катарина последовала за ним к вы ходу. На пороге она оглянулась. Белое тело нимфы светилось в темноте.
Как-то раз — дело было во время семейного обеда — мастер Лукас подмигнул сидящим напротив него Авэ и Катарине:
— В нашей семье уже есть две девушки благородного происхождения, а теперь нас еще и король навестит.
И, довольный произведенным эффектом, погладил свою острую бородку.
— Вот какой значительный город наш славный Виттенберг!
— Настоящий король? — маленький сын Кранаха, округлив глаза, глядел на отца.
— А на голове у него есть золотая корона? — поинтересовалась его сестренка.
— Боюсь, золотую корону он потерял по дороге, — рассмеялся мастер Лукас. Он беден, как церковная мышь, и будет рад сесть за стол госпожи Барбары Кранах.
Этим же вечером в ворота дома громко постучали. Схватив в руки факелы, слуги выбежали на улицу. Мастер Лукас спустился в холл в широком черном плаще. Возле него, поблескивая богатой вышивкой, шедшей по вороту платья, замерла Барбара. Катарина и Авэ с детьми застыли за спинами хозяев.
С улицы, где дождь лил как из ведра, вошел крепкий молодой человек, одетый в темное. Лицо его было бледным, глаза блуждали по сторонам. Двое слуг увели лошадей на конюшню; затем в холле появился массивный и спокойный доктор Лютер — с его черных кудрей стекала вода.
— Добро пожаловать, ваше величество, в дом скромного горожанина! — поприветствовал короля Кранах и, обращаясь к Лютеру, добавил: — Входите поскорее, уважаемый господин доктор, а то на вас сухой нитки не останется!
Лютер рассмеялся:
— Вы правы. Мой новый камзол — мне его щедрой рукой выделил наш курфюрст — нуждается в сушке.
— Рада, что вы наконец-то расстались с монашеской рясой, — выпалила Барбара, игнорируя высокого гостя. — Давно пора!
— Тот, к кому короли обращаются за помощью, имеет право на приличный камзол, — проворчал Кранах и пригласил гостей в гостиную.
Окна были закрыты деревянными ставнями, в камине горел огонь, от которого в уютном помещении распространилось благодатное тепло, а от мокрых одежд гостей пошел пар.
В то время как друзья беседовали, король Дании Христиан Второй,[22] беспокойно мерил шагами комнату. Дети испуганно смотрели на него, пока наконец Авэ не увела их в спальню. Катарина осталась. Служанка поставила на стол светильник и наполнила серебряные кубки вином.
— Ваше величество! Хотя ваши враги изгнали вас из страны, давайте все же выпьем за распространение доброго Лютерова учения в Дании!
Король схватил кубок и принялся торопливо пить. Затем обернулся к женщинам и, не говоря ни слова, еще раз поднял кубок. Катарина глянула в его усталое, окаймленное темной бородой лицо, и ей стало жаль этого человека. Но после ужина, поднимаясь по лестнице в спальню, хозяйка шепнула ей:
— Ты видела его руки? Белые и мягкие, но сколько на них крови! Лукас говорит, что он велел казнить большую часть шведского дворянства[23]…
Катарина ужаснулась.
Следующий день выдался ясным и теплым. Осеннее солнце ласково поглядывало на маленький Виттенберг. В то время когда Христиан Второй, Лютер и прибывшие из Торгау курфюрсты обсуждали положение в Северной Европе, Катарина собирала на берегу Эльбы лекарственные травы.
После обильных дождей вода в реке поднялась и помутнела. Погруженная в невеселые думы, Катарина наблюдала, Как быстрое течение кружит и уносит сломанные ветви. Так беспощадное время унесло весну и лето… унесло Иеронимуса — он не вернулся, как не вернутся эти ветви…
Неожиданный шум вывел Катарину из задумчивости. Позади нее, на узкой тропе, вьющейся вдоль реки, остановились три всадника — это были король и его. провожатые. Христиан спешился, бросил поводья слуге и вежливо заговорил с девушкой.
— Фрейлейн позволит проводить ее до города? — спросил он с милым акцентом.
Катарина кивнула.
Они вернулись в Виттенберг через ворота Элстертор. При виде этой странной пары горожане останавливались и удивленно смотрели вслед Христиану и Катарине. Дорогой король расспрашивал девушку о происхождении, планах на будущее, бегстве из монастыря.
