Максим Ююкин - Иван Калита
Узнав, что Терентий прислал ему письмо, воевода удивленно вскинул тонкие брови, но его строгое мрачноватое лицо осталось непроницаемым. Матвей молча взял протянутый ему свиток, резким движением сорвал печать и, пробежав глазами по строчкам, метнул на Илейку испытующий взгляд.
— Ведомо ли тебе, что в сем письме? — отрывисто спросил он, придерживая левой рукой горячившегося на месте скакуна.
— Отколе же, боярин, — с немного заискивающей улыбкой ответил Илейка. — Нам про то не сказывают. А коли думаешь, что я мог подглядеть, так ведь грамоте не учен, да и печать, опять же, цела была, ты сам видел.
Матвей Абрамович еще раз внимательно вгляделся в своего собеседника. Ладный парень, и на безобразника не похож Чем же он так не угодил Терентию? Уж не вышло ли у него чего с невесткой? Тогда понятно и желание брата избавиться от парня, и то, почему он вначале так долго распространяется о болезни жены. Так вот что это за болезнь! Да, не позавидуешь Терентию, а ведь, право слово, поделом ему! Это казавшееся вполне правдоподобным предположение так позабавило воеводу, что он широко заулыбался и гораздо приветливее, чем прежде, обратился к Илейке:
— Ну, добро. Ты вот что... Ступай покамест в войницу, там меня и дожидайся. Да скажи, чтоб тебя накормили, — оголодал, чай, покуда сюда добирался?
Проводив Илейку долгим взглядом, Матвей подозвал одного из сотников и что-то вполголоса сказал ему. Тот понимающе кивнул головой.
8
Войница оказалась огромной, но низкой избой, все пространство которой занимали расставленные рядами длинные широкие лавки, на которых была настлана солома, а поверх нее — простыни из грубого холста. В углах — иконы с лампадами, в середине, под покоящимся на нескольких деревянных опорах потолком, — круглый масляный светильник. У двери клевал носом босой поджарый старичок; при появлении Илейки он встрепенулся и подозрительно сощурил на него глаза цвета мокрого песка. Парень передал ему слова воеводы. После простой, но сытной еды — пшенной каши с салом и большой крынки квасу, — которая пришлась очень кстати, ибо у Илейки уже начало не на шутку подводить живот, его неодолимо потянуло в сон. Илейка примостился на одной из лавок и тут же забылся.
Проснулся он от громкого шума и гула многих голосов. Приподняв отяжелевшую спросонья голову, Илейка увидел, как в избу, оживленно переговариваясь друг с другом, заходят множество молодых парней. У всех были мокрые волосы — как видно, после целого дня тяжелого труда они не отказали себе в удовольствии освежиться в реке. По горящему светильнику можно было заключить, что уже вечер. Как ошпаренный, Илей ка вскочил с лежанки и стал протискиваться к выходу но старик-воротник проворно преградил ему путь.
— Стой, ты куда? — строго спросил он, раздвинув руки в стороны.
— Мне к боярину... Он велел дожидаться здесь... - догадываясь, что что-то неладно, взволнованно пробормотал Илейка.
— Какой еще тебе боярин? Ежели воевода, так он домой давно уехал. Ворочайся, говорю, у нас шастать по ночам не дозволяется.
— Что случилось, Фрол? — густым басом спросил воротника один из воев, высокий широкоплечий богатырь лет двадцати пяти, с длинными, свисавшими книзу густыми русыми усами.
— Да вот новенький чего-то ворохобится, порядку нашего еще не знает, — пояснил тот.
— А-а, — с ноткой снисходительности протянул усатый и с любопытством взглянул на Илейку: — Ты откель такой будешь?
— Да вы не разумеете... Я не ратник.. Я письмо привез... — попытался объяснить Илейка, но богатырь понял его по-своему.
— Ничо, пообвыкнешь, — с участием похлопал он Илейку по плечу. — Всем сперва тяжко приходится. А потом кажется, что другого житья отродясь не знал. Давай, что ли, знакомы будем? Меня Осипом кличут.
— Илья, — с неохотой произнес Илейка, пожимая протянутую ему широкую мясистую пятерню.
ГЛАВА 3
1
С раннего утра тяжелые густые волны колокольного звона мерно и неотступно окатывали просыпающийся Новгород, дерзко плескались в низкое хмурое северное небо, призывая жителей города на вече. Заслышав эти звуки, новгородцы откладывали повседневные дела и спешили на Софийскую площадь, которая к десяти часам оказалась плотно заполнена народом.
— Братия! — Упругий, как звук колокола, властный голос посадника Федора Ахмыла сразу заставил смолк; путь кружившееся над толпой беспокойное гудение; все лица обратились к говорившему и застыли в напряженном ожидании, стараясь не упустить ни слова. — В свое время мы по доброй воле призвали Михаила Ярославича на княженье в Великий Новгород, надеясь обрести в нем вожа и защитника, но ныне многим стало не по душе, как правят Новым городом наместники, кои представляют у нас особу великого князя. А посему нам днесь предстоит решить: блюдет ли Михаил Ярославич ряд, положенный меж ним и Великим Новгородом, или нам не миновать того, чтобы подыскивать себе иного володаря? Како мыслете, господа новгородцы?
— Не блюдет князь ряд! — послышался из толпы сердитый голос. — Плевать он хотел на Новгород! Как принял стол, так и не видели мы его у себя — все с Москвой воюет да в Орде отирается, думает, Азбяк (Азбяк (Узбек) — хан Золотой Орды, занял ханский трон в 1313 г, правил 27 лет) его над всею Русью княжить поставит. Токмо это у него на уме. А нам такой князь надобен, чтобы завсегда под рукою был, чтоб как сунутся к нам свеи али литва, тут же их и вразумить бы мог, как должно!
— Да где ж ты такого сыщешь? — возразил рассудительный немолодой баритон. — Кто ж свою вотчину оставит? Великого стола ради и то не оставляют.
— Ну, оставить не оставить, а хоть несколько месяцев в году в Новегороде жить должон. А то что это — все на наместников кинуть? Наместники перед Великим Новгородом не ответчики, у них с нами ряду нету.
— Да кабы они дело правили добро! А то ведь не токмо княжее с нас берут — и себе потихоньку урвать норовят, опять же судят неправо.
— Да ну их к лешему! Гнать взашей! Не желаем! — все более горячась, наперебой кричали люди.
— Что ж, воля народа ясна, — проговорил посадник, поднятием руки прекращая спор. — Отныне княжьим наместникам от нас путь чист. О призвании же нового князя будем толковать особо — это вопрос важный, тут все обдумать хорошенько надобно.
Михаил Ярославич узнал о неблагоприятном для него решении новгородцев, находясь в Орде. Понимая, что положение дел требует его немедленного вмешательства, он хотел тут же мчаться в Новгород. Но уехать без ханского соизволения было невозможно, и, поразмыслив, тверской князь не нашел ничего лучшего, как обратиться за помощью к Юрию Даниловичу Московскому. Михаил словно забыл два своих похода на Москву и недавнюю острую борьбу, которая разгорелась у него с Юрием здесь, при ханском дворе, за ярлык на великое княжение, — борьбу, в которой он, Михаил, судя по всему, одерживал верх (по крайней мере, то обстоятельство, что, отослав Юрия домой, Узбек еще держал тверского князя при себе, свидетельствовал именно об этом), что, естественно, не могло прибавить к нему добрых чувств у неудачливого соперника. Трудно сказать, чем было вызвано это решение: может быть, Михаил рассчитывал на некое существующее только в его воображении княжеское единство перед лицом непредсказуемой и заведомо враждебной новгородской вольницы, а может, верил в то, что добрые отношения, связывавшие его с отцом Юрия, не могли окончательно кануть в небытие. Как бы там ни было, прочитав полученное от тверского князя послание, Юрий долго не мог унять злорадного хохота.
— За что я люблю дядюшку Михаилу, так это за простоту души, — давясь от смеха, молвил он в ответ на вопрос удивленного Ивана, не привыкшего видеть своего обычно хмурого и сурового брата в состоянии такого безудержного веселья. — Ты только представь: он просит, чтобы я защитил его наместников в Новегороде!
— Что же, ты пойдешь на Новгород?
Юрий посмотрел на брата так, точно этот вопрос заставил его сильно усомниться в умственных способностях Ивана. На губах князя заполоскалась кривая улыбка.
— Да, я пойду на Новгород, — с каким-то странным сражением сказал он, не сводя глаз с Ивана. — Вернее, не сам пойду, а пошлю Федора Ржевского — чтобы он помог Михайловым наместникам поскорее убраться оттуда! Ужели ты хоть на миг мог помыслить, что я стану помогать Михаилу?! Ежели он споткнется, мое дело подтолкнуть его, чтобы он и вовсе упал, а не протягивать ему руку.
— Но такое вероломство навеки сделает вас врагами, — в голосе Ивана звучало плохо скрытое неодобрение.
— Какое ты еще дитя, Иване! — снисходительно улыбнулся Юрий. — Разве мы уже не стали врагами, когда схлестнулись за великое княженье? Запомни навсегда, братец: мы с тверскими князьями враги. Враги лютые, непримиримые, и доколе один из нас не перегрызет глотку другому, миру промеж нас не быть!
