Еремей Парнов - Заговор против маршалов
Вообще посольство в Москве работает из рук вон плохо. Павлу не та фигура. Он определенно не в фаворе у кремлевского руководства. Нужно серьезно подумать о замене... Может быть, Фирлингер?.. Тьма вопросов и ни одного вполне определенного ответа. В стенограмме процесса, опубликованной в советских газетах, выпущено именно то самое место, где шеф партийной печати Радек упомянул Тухачевского. Было ли это на самом деле при закрытых дверях? Пусть в отделе печати посмотрят еще раз, строчку за строчкой, под увеличительным стеклом. И где Тухачевский? Положительное упоминание будет означать одно: подозрения не подтвердились. Если бы так! Тем более Павлу считает, что после процесса вероятность поворота Москвы в сторону Берлина сведена почти к нулю. Дай-то боже!..
— В Град,— устраиваясь на заднем сиденье «татры», сказал министр и положил на колени портфель.
На последней встрече с советским послом Александровским он и словом не обмолвился о маршале Тухачевском, хотя так и подмывало спросить. Вероятно, это было бы самым разумным решением. Но как можно? Пусть решение принимает сам президент.
Быстрым шагом он миновал галерею, освещенную хрустальными жирандолями, и наискось пересек зеркальный зал с золотыми багетными завитушками.
— У себя? — Крофта приветливо кивнул начальнику канцелярии.
— Он тебя ожидает.
— Ничего нового? — Эдуард Бенеш вышел навстречу и, несколько церемонно взяв Крофту под руку, повел к круглому бидермайеровскому столику.— Чашечку кофе?
— Не откажусь,— Крофта со вздохом развел руками.— Я до последнего момента надеялся, что ситуация вот-вот прояснится, но пока... Если поступят какие- нибудь известия, позвонят прямо сюда.
Бенеш понимающе опустил веки. С первых дней республики и до тридцать пятого года он возглавлял МИД и, как частенько казалось Крофте, по-прежнему оставался негласным министром.
— У меня было свидание с Виттигом,— задумчиво помешивая чай позолоченной ложечкой, президент нарушил затянувшееся молчание.— У него нет ни малейших сомнений в точности информации. Более того, выявились кое-какие подробности.
— Интересно...
— Остановившись проездом в Берлине, Кулондр гостил у Понсе. У него есть сведения, что Тухачевский, по-видимому, не поедет в Лондон на коронацию. Это, безусловно, еще ничего не доказывает, но, согласитесь, деталь характерная. Наводит на размышления.
— Скажу по чести: я уже устал ломать голову. Говоря юридическим языком, косвенных улик предостаточно, но это еще не corpus delicti[31].
— Именно поэтому я ничего и не сообщил Сталину. Все жду.
— Мастный тоже ждет от нас определенной позиции. На прошлой неделе пришло две телеграммы... А что я могу ответить?.. Кстати, откуда сведения о беседе французских послов?
— По линии Фиалы,— удовлетворенно кивнул Бенеш.— Военная разведка тоже кое-что может.
— Результаты, прямо скажем, мизерные. Поедет Тухачевский или не поедет — это пока гадание на бобах. Тем паче что сведения, исходящие от Кулондра, часто оказывались пустой болтовней. Похоже, что наш Павлу питается из его рук,— осторожно пустив пробный шар насчет посла в Москве, министр тут же переключился на проштрафившегося посла в Бухаресте.— Как насчет Шебы? Не решено?
— Отзывайте. В Праге ему будет куда сподручней заниматься историческими изысканиями.
— Климентинум, во всяком случае, под рукой... А что вы думаете насчет Богдана Павлу?.. По-моему, он засиделся в Москве? Будь моя воля, я бы не побоялся послать туда коммуниста.
— Коммуниста? К сожалению, для них мнение Сталина значит больше, чем инструкция президента республики... Надеюсь, вы шутите?
— Не совсем. В Москве нам действительно необходима фигура иного плана... А что касается коммуниста, вы совершенно правы — это действительно шутка.
— И у вас уже есть подходящая кандидатура?
— Я подумал о Зденеке Фирлингере. Как он вам?.. Разумеется, не теперь, а в более дальней перспективе. Пока нужно как следует расшевелить Павлу. Он питается сплетнями, в лучшем случае огрызками с барского стола...
— Иной социалист правовернее любого коммуниста. Надо подумать. Вы читали, что пишут наши карловарские наци о Карле Виттиге?
— Да, мне докладывали.
— Он серьезно обеспокоен. Боится возвращаться домой.
— Я думаю... А жаль! Мы можем лишиться важного источника информации.
— Не только... По-моему, он исключительно порядочный человек. Я посоветовал ему не торопиться. Пусть отсидится у нас. Напишет парочку статей с античешским акцентом, а там, глядишь, все уладится.
— Единственно разумный выход. Только уж очень некстати. Я возлагал большие надежды на его поездку в Берлин.
«Мораль! — с тайным раздражением поежился Крофта.— Мораль и политика!.. Нотация для гимназистов. Конечно, это очередной театр. Но, право, момент не тот, господин президент».
— Придется Мастному покрутиться.
— Он и без того не сидит сложа руки. Это мы у него в долгу. Войтек сделал все, что было в его силах.
— Вам никогда не приходилось видеть партитуры Бетховена?.. Говорят, в них содержались прелюбопытные инструкции,— Бенеш отодвинул нетронутую чашку с остывшим кофе. Потрогал ладонью чуть теплый кофейник.— М-да, инструкции оркестру... «Быстро, быстрее, быстро как только возможно» и, наконец, «еще быстрее»... Вы понимаете, что я имею в виду?
— Вы требуете невозможного... Как Бетховен?
— Не исключено, что это был вовсе не Бетховен — я мог перепутать. Но вы правильно поняли: бывают обстоятельства, когда родина требует выложиться сполна... Так и напишите Мастному. И не забудьте передать мою благодарность. Я его очень ценю.
— Не сочтите меня бесчувственным, но у меня тоже есть предложение.
— Не стесняйтесь, мой друг.
— Нельзя ли поторопить доктора Виттига? Ведь он ничем не провинился перед рейхом. Во всяком случае, ему ничего не стоит реабилитироваться, написав, ну скажем, антисемитскую статью на тему московского процесса. Как вы на это смотрите?.. И с чистой душой возвратиться в Берлин.
— А репутация?.. Мораль, наконец? — холодно спросил президент.— Я, конечно, могу с ним еще раз поговорить, но без каких бы то ни было рекомендаций.
52
Секретарь американского посольства Ли вручил Уильяму Додду обзор печати.
— Обратите внимание на это сообщение, сэр,— он указал на отмеченную красным карандашом страницу и, пока посол искал невесть куда запропастившиеся очки, пересказал наиболее примечательное.— Германия и Чехословакия согласились заключить договор об урегулировании отношений. По этому договору Бенеш обязуется предоставить гражданам немецкого происхождения те же права, что и чехам.
— По-моему, это шаг в правильном направлении.
— Безусловно! Но вся штука в том, что Гитлер внезапно передумал. Он, видите ли, не может заключать договора с теми, у кого имеется пакт с русскими.
— Надуманный предлог. В этой связи я ни во что не ставлю последние немецкие предложения заключить новый пакт между четырьмя западными державами. Это будет мина под франко-русские отношения. Основная цель маневра — развязать руки для аннексии на Балканах. Это составная часть доктрины «Майн кампф»... Между прочим, о Ханфштенгле ничего нет?
— Нет. Его вообще что-то давно не видно.
— В том-то и суть! Сегодня мне стало известно, что еще в феврале он получил приказ закрыть свою контору и отправиться с каким-то поручением в Валенсию. Мы условились увидеться с ним на завтраке двадцать второго, но он позвонил и сказал, что должен уехать из Берлина. С тех пор его действительно никто не видел. Один его близкий друг сказал мне, что он поехал вовсе не в Испанию, а в Мюнхен, к себе домой, но до места не доехал. Опасаются, что он в концлагере. Основания к тому есть. Гитлер не принимал его что-то около двух лет, а на завтраке, устроенном фондом Карла Шурца, я заметил, что он довольно несдержан в критике нацистских бонз, особенно Геббельса.
