KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Виктор Карпенко - Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»

Виктор Карпенко - Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Виктор Карпенко, "Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– Допусти, князь, пред светлы очи свои человека с важным делом.

– Что за человек? – поднял брови князь.

– Да так, малый человечишко, ведчик губной избы.

– Зови. Где он у тебя?

– Не след ему перед людишками глянуться, человечек полезный для тебя, князь. Может, где в горенке…

– Веди, – приказал князь и, тяжело приподнявшись, направился в дом.

Ведчика губной избы Шмоньку Сухова староста ввел через черное крыльцо в маленькую горенку об одно окно и оставил там одного. Впервые Шмонька был в воеводском тереме и немало подивился убранству горенки: в углу стоял дубовый резной стол, покрытый темно-красной золотой ниткой парчовой скатертью; на столе стояло два серебряных шандала на три свечи, черного камня ларец и заморского стекла кубок; возле окна – стольцы, обитые розовым атласом; на стене накрест висели две турские сабли.

Шмонька подошел к столу и осторожно потрогал скатерть.

– Хороша! – глаза у него жадно загорелись. – Себе бы в избу такую!

Послышался скрип половиц, дверь в горенку отворилась, и вошел князь, за ним – Семен.

Князь Леонтий оглядел ведчика: невзрачный мужичок в серой рубахе, подпоясанной веревкой, такие же грязно-серые штаны, ноги босы, волосы нечесаны, низкий морщинистый лоб, лицо красно, глаза испуганно бегают по сторонам. Не глянулся мужик князю.

– Говори, что за дело, – приказал он.

Ведчик вытащил из-за пазухи грязную тряпицу и протянул князю.

– На дыбу хочешь, холоп? – закричал князь. – Чего суешь гниль в руки!

Шмонька Сухов упал на коляни, затрясся телом.

– Чего привел холопа? – повернулся князь к старосте Семену. – Юродствовать вздумал?

Староста подошел к Сухову, вырвал из рук тряпицу и, замахнувшись на него, зашипел:

– Сгинь, гнида, смердит.

Ведчика как ветром сдуло из горницы.

– Прости ты его, князь, не учен речи гладко вести, дозволь уж мне о деле поведать том.

Шайсупов разрешающе кивнул головой.

– Шмонька Сухов нашел тряпицу на калиточке висемшей, зацепился кто-то рубахой и вырвал клок. А клок-то знатный: черен и кровица на нем. И статься, выбросил бы он тряпицу ту, кабы не висела она на потайной калиточке, а калиточка та в Николаевский монастырь ведет. Вот где тюремных сидельцев искать надобно, – заключил Семен.

– Может статься, и так, – согласился князь. – Везде искали разбойных, а вот храмы Божьи минули.

– Прикажешь наведаться в монастырь? – склонил голову староста.

– Сам поеду. Упреди Степаниду, чтоб встречала, да пошли за Захаркой Пестрым.

Князь Леонтий заходил по горенке, потирая руки.

– Васька Щелычев поймал да упустил разбойных, а от меня им не уйти, не таков я человек, чтобы выгоды не усмотреть.

Кровь ударила в лицо. Он подошел к столу, вытащил из ларца зеркало в серебряном окладе и, глянув в него, остался доволен своим отражением.

– Лицом не вышел, зато умен, – похвалил себя князь.

3

Слух о побеге тюремных сидельцев донесся до глухих монастырских стен.

Мать игуменья, догадавшись, что за демоны посещали этой ночью святую обитель, приказала позвать Алёну. Та явилась, тихая и смиренная.

Степанида с особой пристальностью оглядела молодую монахиню: ладная блудница-то, отметила про себя игуменья.

– Помнишь ли ты заповеди христовы, дочь моя? – обратилась игуменья к Алёне. – Крепка ли в вере к Богу?

– Бог в сердце моем, матушка, и на устах.

– Хорошо, – одобрила игуменья. – Тогда ответствуй, нет ли соблазна в помыслах твоих, не тянется ли сердце твое в мир?

Алёна, не в силах скрыть правду, тихо ответила:

– Да, матушка. Непокойно мне. Гнетет мою душу грех тяжкий.

– А ты покайся.

Подойдя к Алёне, игуменья взяла ее за руку и подвела к лавке.

– Сядь. Говори, я приму твой грех.

Алёна заволновалась: грудь ее высоко вздымалась, щеки пылали; глаза, красные от бессонно проведенной ночи и припухшие от слез, лихорадочно блестели.

– Замыслила я, матушка, о греховном, о земном.

Ласково поглаживая дрожащую от волнения руку молодой монахини, игуменья успокоила:

– Грех тот терпим. Постом и трудом смиряй плоть свою, а мысли греховные изгоняй святой молитвою, – и, помолчав, добавила: – Скажи, дочь моя, дошла ли ты токмо в помыслах своих до греха или свершила грехопадение?

Алёна вся вспыхнула до корней волос.

– Как можно, матушка!

– Охолонь, сгоришь ненароком.

Игуменья встала.

– А кто он таков молодец, что забыла ты долг свой перед Господом? – спросила она и впилась глазами в Алёну.

– Не ведаю, матушка, – тихо ответила та.

– Врешь! – вскричала мать Степанида. – Душу свою дьяволу продала! Антихристов, душегубов в монастырь привела, где прячешь разбойных, говори?!

Алёна поняла, что тайна ее раскрыта и не будет ей пощады.

– Сгною в цепях, света белого не взвидишь, – бесновалась мать Степанида. – Сгинешь в мешке каменном!

Наконец обессилев от злобы и крика, она упала в стоящее возле окна кресло.

– Настя! – позвала игуменья. – Настька, чертова девка!

В комнату вбежала послушница, бледная и растерянная.

– Подслушиваешь, мерзавка!

– Не можно, матушка, – дрожа как осиновый лист на ветру, ответила девушка.

– Позови сестру Арину и сестру Ефросинью, – приказала игуменья.

Послушница убежала и вскоре вернулась с двумя монахинями. Те, склонивши головы, замерли возле двери.

– Отведите ее в келью, – показала она на Алёну. – Глаз с нее не спускайте, взыщу, ежели что!

Монахини молча поклонились и так же молча, взяв Алёну под руки, увели.

По приказу игуменьи монахини монастыря были собраны на внутреннем дворе. Тихо перешептываясь, они гадали, для чего собрали их всех вместе в неурочный час. Но вот на дворе появился сторож монастырский, немой Петр. В одной руке он нес лавку, а в другой – охапку розог. Поставив лавку на середину двора, он принялся отбирать прутья покрепче.

Вскоре появилась мрачная процессия, приведшая монахинь в смятение. Впереди ковыляла, опираясь на палку, ключница Фимка. За ней две монахини в черном вели под руки Алёну в нижней белой рубахе, простоволосую и босую.

Игуменья, подойдя к Алёне, тихо спросила:

– Не вспомнила еще, где разбойные?

– Нет их в монастыре, – так же тихо ответила Алёна.

– Знаю я это, подземным ходом ушли. Не про тех вопрошаю.

– Других не ведаю, – ответила Алёна и отвернулась.

– Ну, смотри! Надумаешь каяться, знак подашь.

Мать Степанида отошла от Алёны, подняв правую руку вверх, призвала монахинь ко вниманию.

– Дочери и сестры мои! – с печалью в голосе произнесла она. – Грех великий на монастырь наш пал, и виновница тому сестра Алёна. И в грехе том упорна она, ибо каяться не желает и в прощенье Господа нашего ей нужды нет. А посему телесно наказана она будет и на цепь посажена.

Подивились сестры во христе строгости наказания. Давно уже не помнили они, чтоб за провинность какую на цепь сажали. «Знать тяжкий грех совершен: или супротив веры, или супротив государя светлейшего», – решили они.

Мать Степанида подала знак, и монахини подвели Алёну к лавке. Она легла не противясь. Привратник замычал, показав Алёне, чтобы та вытянула руки, а затем ловко и быстро привязал руки и ноги к лавке. Взяв в руки лозу, он резко взмахнут рукой. Пруток со свистом рассек воздух.

Мать Степанида вновь подошла к Алёне и, наклонившись, поглядела ей в глаза, надеясь увидеть страх, но лицо молодой монахини было на удивление спокойно и твердо.

– Кнут неси! – приказала взбешенная настоятельница привратнику.

Немой Петр принес кнут, сплетенный из полос воловьей кожи. Потрясая им, он замычал, показывая, что кнут тяжел и он может ненароком изувечить упрямицу, но мать Степанида приказала:

– По греху и наказание. Бей без жалости!

Взвизгнула плеть, и кровавая полоса проступила сквозь полотно рубахи.

– Стой! – подняла руку игуменья. – Одежонка мешает, должно.

Петр замычал, качая головой.

– Да, да. Сорви, – показала она на рубаху.

Рубаха затрещала. Увидев нагое тело, Петр наклонился и провел своей грязной корявой рукой по отливающей белизной спине.

Алёна дернулась и застонала от унижения и собственного бессилия.

«Знала бы, что дело так обернется, ушла с разбойными. И не радовалась бы ноня эта старая ведьма на муки мои глядючи», – подумала она и метнула свой полный ненависти взгляд на игуменью.

– Бей! Чего зенки пялишь! – крикнула мать Степанида привратнику.

Кнут засвистел и скоро окрасился кровью.

Алёне казалось, что каждый удар ломает ребра, рвет в клочья тело. Рот заполнился соленой липкой слюной, мешавшей дышать, но Алёна только сильнее сжала зубы.

Степанида, увлеченная истязанием, не слышала, как звала ее послушница, и только когда девушка затрясла ее руку, очнулась.

– Чего тебе? – недовольно спросила она.

Настя, дрожащая, со слезами на глазах, с трудом вымолвила:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*