Фаина Гримберг - Клеопатра
Клеопатру, её сыновей и служанок похоронили на том самом кладбище в садах при святилище Анубиса. Впоследствии эти могилы затерялись и никогда не были найдены. На другой день после погребения Максим пришёл к могиле Маргариты один, принеся с собой маленький кувшин крепкого вина и глиняную расписную чашку. Он налил чашку дополна и выпил залпом, запрокидывая голову. В иудейском погребальном обряде это называлось: выпить чашу утешения... Затем он пролил из кувшина немного вина на могилу и поставил на землю подле свежей могилы кувшин и чашку. Накинул на голову конец плаща в знак скорби и ушёл, не оглянувшись.
Сейчас для вас в моём театре
Пройдёт кино о Клеопатре.
Оно пройдёт куда-то вдаль,
Сверкая мощными шелками.
И золотыми уголками
Расставится в груди печаль
И радость, потому что мы
Умеем танцевать не хуже,
И ночью тосковать о муже,
И пировать среди чумы!..
Она сегодня опустила край молитвенной повязки белой
на лоб, на брови,
и она творит последний свой отчаянный намаз...
Войска, войска... естественно, тоска...
Она была тиранка и поганка.
И потому -
уже почти необозрим -
Ей на вершине молодого танка
Привозит злую справедливость Рим!..
Рим приказал рифмованно и чётко,
чтобы она собою не была!
Но как же ей совсем не быть собою?!..
Она стоит, как разукрашенная ёлка,
разубранная тонкими шарами;
но почему-то жаркий летний день,
и никакой зимы уже не будет!
А только яркий, летний-летний день,
когда уже тоскливо пахнет гарью,
когда горячий дым летит к обрыву,
последний воздух набухает в грудь,
и хочется скорее умереть,
пока ещё возможно умереть свободной...
Уже втоптали в пыль её портреты
Уже разбили статуи...
Тебе-
моя любовь — моя Александрия
мой брат Египет — погребальный воздух
многооконных башен и садов...
Она
влезает, задыхаясь, по ступенькам вверх...
Играют в кости римские солдаты далеко внизу,
храня её небрежно от её людей.
Она стояла на высокой кровле, слёзы
теклись отчаянно из мокрых глаз...
А почему, зачем нельзя быть снова молодой
в балканском городе,
на греческой земле Александрии?!
Зачем не может статься этот мир,
богов красивых многих, статуй пёстрых
с глазами из красивого стекла?!
Зачем не может статься этот мир,
где все танцуют на огромной свадьбе
гетайров Александра с жёнами Востока?!..
Внизу горит её библиотека,
внизу кричит её Александрия,
упавшая в пыли навстречу Риму...
Внизу волнуется такое море...
оно как будто снова Понт Эвксинский!
И снова можно вместе с Александром
пуститься завоёвывать Китай,
а, может, Индию, и прочее ещё,
пусть боги знают, что ещё возможно завоевать
оружьем и людьми...
Великий адмирал Неарх кладёт ладони
на рулевое колесо,
и чёрные глаза
глядят улыбкой взора из-под краба золотого на фуражке
белой...
Где Цезарь? Он не должен умирать.
Ещё вчера он говорил...
А что
он говорил?..
Так хочется не уходиться!
Остаться, статься, быться, биться!
Не умереть, не умирать!..
Так хочется совсем не уходиться!
Так хочется всё время статься, быться!..
Пусть город подползает, как змея, ко мне!..
Извилистые улицы глухие
Змеятся распалёнными людьми.
Убей меня, моя Александрия!
Иди ко мне. И жизнь мою возьми...
Спектакль закончен смертью.
Ложи блещут.
Партер и кресла — всё уже кипит.
В райке нетерпеливо плещут Саша, Костя, Миша, Ваня,
на деревянные сиденья взобрались ногами,
обутыми в красивые ботинки;
стоят и аплодируют в ладони...
А публика показывает пальцем,
с ужасным воплем:
— Посмотрите, это автор! Вот уродка!
Такая у неё ужасная походка!..
Совсем и нет! Я очень хороша!
Я очень хороша, как всё, что вечно,
хотя в определённом смысле — ой! — кромешно,
хотя отчаянно придумано, конешно,
хотя немножечко ужасно бессердечно...
Но так беспечно!
Так красиво, радостно и человечно –
Легенда,
Живопись,
Тоска,
Душа...
* * *
В память о покорении Египта и о победе при Акции, в частности, Цезарь Октавиан приказал чеканить монету с изображением крокодила, так называемый денарий Октавиана Августа 28 года до нашей эры. Египетский бог-крокодил Себек почитался как покровитель Нила. Цезарь Октавиан сделал Египет римской провинцией; сам же Рим спустя три года сделался империей. Цезарь Октавиан был первым императором Римской империи. Один из полководцев Октавиана, Корнелий Галл, назначен был первым префектом Египта; это был образованный человек, друг поэта Вергилия, и сам написавший четыре книги элегий. Максим служил при Корнелии Галле и руководил расчисткой каналов, которую первый префект Египта приказал предпринять для увеличения плодородия пахотных земель. Потомки Максима жили в Александрии много веков. Перед первой мировой войной Рафаил Александриу держал большой галантерейный магазин, у дверей которого было выставлено большое зеркало, то самое, воспетое в стихотворении «Зеркало у входа» Константиносом Кавафисом, часто проходившим мимо магазина Александриу в своём дорогом, но поношенном костюме...
Маленькая Клеопатра Селена с удивительным для ребёнка мужеством прошла в триумфальной процессии, устроенной в Риме в честь победы Цезаря Октавиана над Египтом. Она шла, маленькая и гордая, сжимая в кулачке сплющенную золотую коробочку-копилку. В той же процессии несли изображение убитой царицы. Тулу отдали в дом Октавии, вдовы Антония, воспитавшей девочку в самых строгих правилах. Клеопатра Селена редко появлялась на людях, росла печальной и замкнутой. Когда ей исполнилось семнадцать лет, её выдали замуж за Юбу, темнокожего правителя Нумидии, римской провинции в Северной Африке. Он был сыном последнего царя независимого государства нумидийцев, покорённого Римом. Мальчиком Юба прошёл в триумфальной процессии, подобно Клеопатре Селене. В Риме он получил отличное образование на греческий лад, писал стихи, а также и исторические сочинения. Всю свою жизнь он был известен как утончённый интеллектуал и коллекционер произведений искусства, статуй и ювелирных украшений. Он умер в 23 году нашей эры, вскоре после смерти своей жены. Это был счастливый брак, хотя у них не было детей. Юба хранил верность Риму, держался в стороне от большой политики. Он окружал Клеопатру Селену бережной заботой и роскошью. Тула словно бы оттаяла в этой прекрасной теплице его любви. Она часто рассказывала мужу о своём беспечном детстве в Александрии. Однажды, совершая с мужем плавание по Средиземному морю, она стояла рядом с ним на палубе и говорила, взяв его за руку:
