Тейлор Колдуэлл - Монгол
— Господин, многие ночи я занимался гаданием, и прошлой ночью на небесах появилась новая звезда. Она очень яркая и растет с каждым днем. От нее исходит нестерпимый блеск, и она пылает, как отблеск огромного пожара, а черные небеса колеблются, как при всполохах пламени. Окружающие ее звезды побледнели и стали размытыми. Мне известно, что имя этой звезды — Темуджин, великий воин и победитель.
Темуджин выслушал его с кислой ухмылкой, и когда шаман замолчал, он сказал:
— Постарайся, чтобы об этом узнало как можно больше людей. Не прекращай пророчествовать!
Как ни странно, лживые слова шамана его несколько успокоили, хотя он над ними посмеивался, но вечером тайком взглянул на небеса. К собственному изумлению, он увидел красное сверкание новой звезды.
«Возможно, все это и есть правда», — подумал Темуджин. Он переждал несколько ночей, чтобы убедиться, что звезда продолжает сверкать на небе. Он не хотел, чтобы кто-нибудь усомнился в предсказании, и люди стали бы роптать. Звезда оставалась на месте, и люди восхищались ею и верили в светлое будущее.
Борте ни в чем не сомневалась. Она была страшно рада и повторяла Темуджину:
— Мой господин, сколько раз я тебе говорила, что ты — величайший воин и перед тобой никто не устоит!
Шепе Нойон не верил ни в какие предсказания, в душе считал, что война закончится крахом и разрушением, но продолжал улыбаться, воспринимая решения Темуджина с равнодушием настоящего фаталиста.
— Только ты можешь увидеть, чем все это закончится. Веди нас вперед! — заметил он однажды в беседе с Темуджином.
Субодай высказался еще проще:
— Мы живем, чтобы покоряться твоим повелениям, мой батыр. Куда идешь ты, туда следуем и мы за тобой, мы будем сражаться рядом с тобой и покажем себя верными воинами. Мы — твои паладины и бушующее пламя. Твоя воля поведет нас в бой!
Касар посмотрел на брата преданными глазами и крепче сжал рукоять меча. Бельгютей был взволнован, а про себя думал, что когда Тогрул-хан разгромит Темуджина, то, возможно, старик сделает его своим вассалом, и он станет править остатками монголов. После подобных рассуждений у него стало светлее на душе, и он спокойно ожидал начала военных действий.
Пока Темуджин был всем доволен. Он только старательно избегал общения с Кюреленом и Оэлун, которых называл старыми воронами, предрекающими несчастье. Он разослал во все стороны быстрых гонцов, чтобы собрать тарханов различных племен и передать им приказ о мобилизации воинов. Когда он послал гонца к Джамухе Сечену, у него начало биться сердце: «Завтра, — пело сердце, — я увижу Джамуху!»
И только тут он понял, что он одинок и ему даже не с кем откровенно поговорить. Его мысли и рассуждения грозили размыть дамбу молчания. Ему было необходимо высказаться. Он ждал Джамуху, как нетерпеливый жених ожидает любимую невесту, постоянно ощущая пустоту и одиночество.
Он послал Джамухе богатые подарки для Еси и детей, еще гонец вез с собой письмо выражавшее дружеские чувства и ожидание скорой встречи.
Глава 16
В западной конфедерации Гоби все бурлило и люди волновались. Кланы лихорадочно готовились к войне.
По приказу Темуджина в орде собирались монгольские тарханы и нокуды. Это были темнолицые свирепые люди в длинных шерстяных халатах, в кожаных лакированных расписных доспехах и в меховых малахаях или высоких остроугольных шапках, из-под которых свирепо смотрели их узкие глазки. В орде стоял жуткий шум, женщины не отходили от кипящих котлов с едой. Гонцы прибывали и сразу же уезжали, добавляя суматохи к всеобщей суете. Пастухи резали самых жирных животных, и запахи варящегося мяса витали в пыльном воздухе.
Народу в орде собралось великое множество. Пожалуй, прежде никогда не собиралось столько начальников и воинов, но продолжали прибывать новые и новые вожди на быстрых конях с офицерами и их подчиненными.
Дети с интересом выглядывали из-под пологов юрт и видели перед собой новые, незнакомые лица. Собаки заходились в лае, и дико ревели и выли верблюды. Повсюду царила лихорадочная деятельность. Хорошенькие девушки, расположившись у своих юрт, кидали на прибывших кокетливые взгляды, а те делали вид, что их не замечают. Женщины бранили детей, спешили приготовить небывалый пир, таскали бурдюки с вином и чаши, подбрасывали свежий навоз в горящие костры.
Каждый вождь после прибытия сразу же отправлялся в юрту Темуджина, чтобы засвидетельствовать свое почтение и обновить клятву верности. Темуджин сидел на шкуре белого коня, и над головой у него виднелось знамя. Каждый вождь преклонял перед ним колена и оставался в таком положении, ожидая прибытия следующих вождей.
Темуджин с надеждой встречал гостей, но постепенно на его лицо наплыла тень недоумения и обиды: он прождал до заката, а Джамуха так и не появился.
Перед Темуджином были загорелые свирепые лица и сверкающие глаза ястребов. Вожди не сводили с него взгляда. Глаза у некоторых были серые — это были люди из его собственного клана. Темуджину до сих пор не удалось покорить все племена, однако все приехали к нему по его зову, поклялись в верности и объявили войну Тогрул-хану, тюрку-караиту.
Хриплые и громкие голоса заполняли ставшую душной огромную юрту. От резкого запаха тел в юрте было не продохнуть. Редкие лучи солнца, пробившиеся через откинутый полог, придавали странный блеск диким глазам воинов и отбрасывали металлический отблеск на их смуглую кожу. Они пили вино, и их взгляды становились еще более дикими. В юрту набивалось все больше народа, и вскоре совсем стало нечем дышать.
Солнце уже садилось, и прибывали самые последние вожди. Прохладный воздух вибрировал от диких криков. Каждый раз, когда у входа возникала еще одна тень, Темуджин прерывался на полуслове и с жадным ожиданием вглядывался в лицо вновь прибывшего.
Джамуха не появлялся.
В юрте зажгли светильники, и воздух краснел от света костров. Огонь пожирал последний воздух в переполненной юрте. Вонь и неприятные запахи становились все сильнее. Темуджин начал задыхаться, и по его лицу ручьями катился пот, сидящие рядом с ним воины видели, как в горячей полутьме сверкали его зеленые глаза тигра, а сам он был жутко бледен.
Воины волновались — проходило долгое время ожидания, а Темуджин говорил о каких-то неважных вещах, и вожди уже неловко переглядывались, не понимая, почему он не переходит к самому важному? Люди много пили, чтобы заполнить неловкие паузы, а потом все уставились на темный провал входа, ожидая невесть чего. Варвары проголодались и громко вдыхали в себя жирные, аппетитные запахи, проникавшие в юрту. Но до тех пор, пока не разрешит Темуджин, никто не смел подняться и выйти.
Наконец в проеме появилась последняя тень, и Темуджин встрепенулся, однако это оказался перепуганный гонец от Джамухи Сечена. Темуджин вырвал у него послание, и люди видели, как тряслись его руки. Темуджин сурово оглянулся и, поднявшись, приказал всем оставаться на местах, а сам покинул юрту.
Он вышел в прохладу вечера, освещенную красным светом горящих костров, не глядя по сторонам, пробирался через толпы, направляясь к юрте Кюрелена.
Старик дремал на лежанке. Старуха Шасса сидела рядом с ними, и ее морщинистое лицо говорило о ее вечной любви.
— Проснись! — крикнул Темуджин и швырнул письмо дяде: — Читай!
Кюрелен застонал и, моргая сонными глазами, сел на ложе. Он посмотрел на Темуджина и собирался было ему что-то сказать, но, увидев выражение лица племянника, передумал. Кюрелен поднес письмо к глазам, понял, что оно от Джамухи, и сердце его резко сжалось.
Кюрелен начал медленно читать:
«Приветствую тебя, мой анда, и от всего сердца желаю тебе процветания и здоровья!»
Кюрелен замолчал.
— Читай! — заорал Темуджин.
Никогда прежде Кюрелен не видел подобного лица и таких свирепых глаз, в первый раз в жизни Кюрелен испугался своего племянника. Он продолжил чтение:
«Я получил приказ явиться к моему анде и читал послание с грустью и отчаянием. Я написал тебе это письмо, понимая, какую ярость оно вызовет, но я не могу написать тебе ничего иного.
Я пишу тебе всю правду и смею надеяться на твое прощение и понимание.
Ты меня призвал на собрание ханов, чтобы сообщить о предстоящей кровавой войне, затеваемой для покорения Гоби и давно тобой задуманной. Я не смогу приехать и не хочу это делать… Я также не смогу тебе обещать свою поддержку или поддержку моего народа. Если я стану тебе помогать, то тем самым нарушу свою веру и потеряю надежду.
Вместо этого я молю тебя переменить твое решение до того, как по твоей милости народы Гоби погрузятся в пучину смерти и разрушения. Прошу тебя, пойми, ты не сможешь победить Тогрул-хана, и концом твоей безумной затеи станут голод, мученья и смерть бесчисленного количества людей. Заклинаю тебя моей любовью — еще раз подумай и остановись, пока не поздно. Если ты погибнешь, солнечный свет померкнет в моей душе.
