Тейлор Колдуэлл - Монгол
Я не верю в то, что это справедливая война. Ты с самой юности мечтал о том, чтобы подчинить себе мир, и я понимаю, что с помощью этой войны, ты пытаешься утолить свою вечную жажду власти. Ты же не веришь, что, не согрешив, можно уничтожать тысячи людей ради собственного тщеславия — это безумие. Ты не смеешь думать, что победа стоит больше, чем мир, а спокойствие людей ценится меньше, чем бряцание оружием.
Поэтому я не приеду к тебе. Я прошу, чтобы ты меня простил, и молю не считать мои действия предательством. Я продолжаю тебя любить и печалюсь о тебе. Я, как твой анда, клянусь тебе в верности до самой смерти. Но Темуджину, убийце и творцу войны, я отказываюсь служить своим мечом».
Кюрелен медленно опустил послание, чувствуя, как сердце сжалось от боли, и боясь взглянуть на племянника.
Темуджин молча стоял перед ним, и казалось, что он перестал дышать. Он не двигался, и его губы словно были высечены из камня, а глаза светились зеленым светом.
Кюрелен облизнул трясущиеся губы.
— Темуджин, — прошептал старик дрожащим голосом. — Это послание не предателя. Это послание человека, который любит тебя больше всего на свете, больше самой жизни.
Лицо Темуджина перекосила странная гримаса. Он не сказал ни слова, повернулся и покинул юрту.
Глава 17
Когда Темуджин возвратился к свою юрту, он казался поразительно спокойным и снова уселся на белую шкуру. Его сжирала злость, и он был страшно напряжен, но это не было заметно по его жестам, и голос звучал абсолютно спокойно.
Он начал говорить ясно и четко, и все вожди внимательно прислушивались к его словам.
— Много раз я повторял, что земли между тремя реками должны управляться единым хозяином. Повсюду царили насилие и беспорядок, поэтому мы не можем разбогатеть, и у нас нет покоя и безопасности, нет постоянных пастбищ… Так было до тех пор, пока я не попытался объединить все племена. Потом мы стали сильнее. Мы, ханы, правим разными кланами как настоящие братья и мы советуемся друг с другом. В нашем союзе много племен и мелких народностей.
Темуджин помолчал и внимательно оглядел окружавших его вождей: люди наклонялись вперед, чтобы лучше слышать и понимать его слова, отблески пламени в светильниках падали на их лица, и казалось, что Темуджина окружают бронзовые статуи.
— Вам прекрасно известно, как мы жили до той поры, когда у меня было Видение. Вам известна наша прежняя сила. В первый раз в истории кочевники, последовавшие за мной, не страдают от голода, беспорядков и насилия. Мы научились сами распоряжаться своими войсками и избегать междоусобиц. Мир начал нами восхищаться. Но кроме восхищения некоторые люди и правители испытывают к нам ненависть, зависть и боятся нас. Люди, обладающие властью, желают нас уничтожить…
Ханы обменялись мрачными значительными взглядами.
Некоторым из ханов было известно, зачем их собрали, и лица у них выражали волнение и беспокойство. Никто из них не произнес ни слова, но вокруг звучало бормотание, казалось, еще миг — эти свирепые звуки разнесут в клочья юрту.
Вожди перевели взгляд на Темуджина, у которого зеленью светились хищные глаза.
— Меня предали, поэтому вам всем может грозить смерть. — Он помолчал, а затем продолжил: — Мой названый отец, Тогрул-хан, которого китайцы с насмешкой зовут ванг хан, из-за своих корыстных целей и в желании рабски угодить Золотой Империи нарушил договор о дружбе, заключенный с моим отцом, и изменил клятве покровительства, данную мне. Ему стало ясно, что мы сильны, и он нас испугался. Кроме того, он понял, что мы уже не рабы, готовые покориться сильным народам. Он нас боится и опасается лишиться своих источников доходов. Он предпочитает вернуть нас к тому положению, когда мы голодали под его правлением, когда нас пригибали к земле слабость и нужда, и мы мчались к нему, как только он нас поманит пальцем.
Большинство из ханов кипело от ярости. Им передалось возбуждение Темуджина, но несколько человек были испуганы и опустили глаза, стараясь не встречаться с ним взглядом. Они вертели кольца на пальцах или делали вид, что поправляют одежду. Храбрецы что-то хрипло выкрикивали, а трусы — молчали.
— Мы не собираемся больше терпеть унижения, рабство и угрозы! — завопил один из ханов, обожавший Темуджина, и его товарищи что-то забормотали в его поддержку. Однако было немало и тех, кто продолжал молчать и потихоньку переглядываться.
Среди молчавших были и люди из племени Темуджина. Они всегда ревниво относились к тем людям их рода, кому удалось добиться власти и богатства, и не доверяли им. Многие люди из рода Бурчикунов вынуждены были подчиняться Темуджину, действовавшего с помощью угроз и насилия. Если бы он был для них чужим, возможно, они не были бы настроены по отношению к нему столь враждебно. Но Темуджин был одного с ним рода, и они втайне ненавидели его и презирали, и чувствовали себя униженными донельзя.
Темуджин сверкающим взглядом обвел всех присутствующих и, конечно, заметил возмущение и страх. Он выбрал из общей массы тех сильных людей, которые могли бы нанести ему большой вред, и остановил на них свой взгляд.
— Борчу! Твой отец был братом моего отца! И мы с тобой одного рода. Что ты нам скажешь?
Борчу был человеком средних лет с черными волосами и поджарой фигурой. Он спокойно посмотрел на Темуджина и заговорил без страха в голосе. Его слова звучали весьма внушительно:
— Что мы выиграем, если станем обороняться или сами нападем на войска Тогрул-хана? Тогрул-хан — могущественный вождь, его войско гораздо больше, чем все наши вместе взятые. Ты говоришь, Темуджин, что Тогрул-хан настроен против нас, но тебе прекрасно известно, что только чудо поможет нам удержаться под напором его войск. Я, — продолжил Борчу после долгой паузы и посмотрев спокойно на окружающих, — не верю в чудеса!
Воцарилась тишина. Спокойная речь Борчу сразу разделила ханов на две группы, и они поглядывали друг на друга с яростью и угрозой.
— Это просто трусость! — наконец кинул в лицо Борчу один из ханов.
Борчу внимательно посмотрел на крикуна.
— Трусость? — тихо переспросил Борчу и сделал вид, что сейчас размахнется мечом. — Кто сказал «трусость»?
— Я! — выкрикнул молодой хан, который был полон желания с кем-нибудь подраться. Он сверкал красными щеками и готов был продемонстрировать всем верность Темуджину. — И еще ты — предатель! Кто не согласен с нашим господином, тот — предатель!
В юрте остро запахло возбуждением и крепким мужским потом. Все задвигались и что-то забормотали, у всех воинов свирепо раздувались ноздри, будто они уже ощущали запах крови. В глазах был виден призыв к бою и желание побеждать. Казалось, еще немного, и кровопролитие разразится прямо в юрте Темуджина.
Темуджин захохотал, его смех, подобно ушатам холодной воды, охладил разгоряченные свирепые лица.
— Что вы за глупцы, если перед лицом смертельной опасности заводите свару между собой?! Я вас позвал к себе, чтобы обсудить создавшееся положение и обдумать наши будущие действия, а вы ссоритесь прямо у меня на глазах. Говорить буду я. И только я могу кого-то обвинять в предательстве или трусости. — Он снова взглянул на вождей, они притихли, будто он их загипнотизировал. — Пока, как мне кажется, среди нас нет предателей и трусов! Если только человек так не назовет себя сам.
Он подождал. Бурчикуны все еще не могли успокоиться, что-то возмущенно бормотали, но под гипнотическим взглядом Темуджина все замолчали и отвернулись от него. Они еще сильнее стали ненавидеть Темуджина, но по какой-то таинственной причине не смели ему возражать и даже смотреть на него.
Все понемногу стали успокаиваться, громко вздыхая. Но разногласия между ханами не исчезли.
Темуджин высказал свое мнение:
— Борчу, ты должен все откровенно нам сказать.
Борчу колебался, но потом, посмотрев на своих земляков и утвердившись в их поддержке, решил спокойно, но твердо высказать их общее мнение:
— Я убежден, что мы ничего не выиграем, если ввяжемся в открытую войну с Тогрул-ханом. Все, чего нам удалось добиться под твоим мудрым руководством, — и снова в его голосе ясно звучала ирония, — мы потеряем. Кто мы такие, чтобы сопротивляться Тогрул-хану? Нас слишком мало, и нам больше никто не пожелает помочь. У Тогрул-хана имеются не только огромные войска, состоящие из наемников, но и поддержка тюрков в городах и, возможно, даже в могущественных империях Китая. — Борчу помолчал. — Нас всего небольшая горстка, а мы пытаемся вызвать на ковер целый мир. — Потом Борчу мрачно добавил: — Мы — облако мошек, пытающееся противостоять стае соколов!
Ханы, выступающие в поддержку Темуджина, что-то грозно бормотали и свирепо потрясали мечами. А сам Темуджин поднял в воздух руку, чтобы все помолчали, и смотрел только на Борчу.