Джеймс Купер - Пионеры, или У истоков Сосквеганны
Когда явился Билли, ему любезно предложили садиться, что, впрочем, он успел сделать раньше приглашения.
— Судья Темпль во что бы то ни стало желает ввести в силу закон об оленях, — сказал Гирам после предварительных любезностей. — Он только что получил донесение о человеке, убившем оленя. Он написал распоряжение об обыске и поручил мне найти кого-нибудь, кто привел бы его в исполнение.
Кэрби подумал немного, тряхнул своей косматой головой и спросил:
— А где же шериф?
— Уехал.
— А его помощник?
— Занят в патенте.
— А констебль? Я только что видел, как он ковылял по улице.
— Да, да, — сказал Гирам с заискивающей улыбкой и многозначительным кивком. — Но это дело требует мужчину, а не калеку.
— А что? — спросил Кэрби, смеясь. — Разве молодец будет драться?
— У него довольно вздорный характер, и он считает себя первым силачом в графстве.
— Я слышал, как он хвастал однажды, — вмешался Джотэм, — будто от Могаука до Пенсильвании не найдется человека, который бы потягался с ним в кулачном бою.
— В самом деле! — воскликнул Кэрби, выпрямляясь. — Стало быть, он еще не пробовал вермонтских кулаков. Кто же этот молодец?
— Видите ли, — сказал Джотэм, — это…
— Закон не позволяет называть его имени, — перебил Гирам, — пока вы не взяли на себя обязательств. Вы самый подходящий человек, Билли! Согласны вы принести присягу? Это дело одной минуты, — и вы получите плату.
— А велика ли плата? — спросил Билли, небрежно перелистывая устав, лежащий на столе Гирама, и как будто раздумывая, хотя, в сущности, он уже принял решение. — Хватит ли ее, чтобы залечить проломленную голову?
— Вознаграждение будет приличное, — сказал Гирам.
— К черту ваше вознаграждение! — отвечал Билли, снова засмеявшись. — Так этот малый считает себя первым силачом в графстве? Какого он роста?
— Он выше вас ростом, — сказал Джотэм, — и отчаянный…
«Хвастун», хотел он прибавить, но нетерпение Кэрби не дало ему договорить… Лесоруб вовсе не отличался ни свирепостью, ни даже грубостью. Основную черту его характера составляло добродушное тщеславие. Но как и все, кому нечем больше похвастаться, он гордился своей физической силой. Вытянув мускулистые руки и оглядывая свою атлетическую фигуру, он сказал:
— Ну, давайте же Библию! Я присягну, и вы увидите, что я сумею исполнить свою присягу.
Гирам не стал дожидаться, пока Билли переменит свое решение, и, не теряя времени, взял с него присягу. Когда эта формальность была исполнена, все трое вышли из дома и направились к хижине самым ближним путем. Только когда они вышли на берег, Кэрби вспомнил о правах, которые давала ему присяга, и повторил свой вопрос об имени нарушителя закона.
— Куда вы тащитесь, сквайр? — воскликнул он. — Я думал, что обыск придется произвести в каком-нибудь доме, а не в лесах. На этой стороне озера не живет никого, кроме Кожаного Чулка и старого Джона. Назовите мне имя молодчика, и я вас проведу на его расчистку самым коротким путем, потому что мне известна каждая сосенка вокруг Темпльтона.
— Мы идем по настоящей дороге, — сказал Гирам, указывая вперед и ускоряя шаги, точно опасаясь, что Кэрби вздумает сбежать, — этот человек — Бумпо.
Кэрби остановился, с удивлением уставился сначала на него, потом на Джотэма и в заключение расхохотался.
— Кто? Кожаный Чулок? Он может похвастаться своей стрельбой; по этой части, сознаюсь, мне с ним не тягаться; с тех пор, как он застрелил голубя, я пасую перед ним. Но по части кулачного боя!.. Да я бы мог взять его двумя пальцами и обвязать вокруг своей шеи, как галстук. Ведь ему семьдесят лет, и он никогда не отличался особенной силой.
— У него наружность обманчива, — заметил Гирам, — как у всех охотников; он сильнее, чем кажется; кроме того, у него — ружье.
— Причем тут ружье! — воскликнул Билли. — Неужели вы думаете, что он станет стрелять в меня? Он безобидное создание и, по-моему, имеет право стрелять оленей так же, как всякий другой в патенте. Он этим живет, и здесь свободная страна, в которой всякий может выбирать какое угодно призвание.
— Если так рассуждать, — сказал Джотзм, — то всякий имеет право стрелять оленей.
— Я же вам говорю, что это его призвание, — возразил Кэрби, — и что закон издан не для него.
— Закон издан для всех, — заметил Гирам, который начинал опасаться, что вся опасность падет на его долю, несмотря на его предосторожность. — И закон очень строго относится к нарушению присяги.
— Послушайте, сквайр Дулитль, — сказал лесоруб, — начхать мне на ваши гримасы и на ваши нарушения присяги, вот что я вам скажу! Но я уж так далеко зашел, что доведу дело до конца, потолкую со стариком, и, может быть, мы вместе зажарим оленя.
— Ну, что ж, если вам удастся покончить дело миром, то тем лучше, — отвечал Гирам, — я не охотник до ссор и предпочитаю мирные переговоры.
Они дошли, беседуя так, до хижины, где Гирам счел благоразумным остановиться у срубленной сосны, представлявшей «первый бастион, защищавший подступ к крепости со стороны деревни». Кэрби приложил руки ко рту на манер трубки и гаркнул во всю глотку, так что собаки выскочили из конуры, и почти в ту же минуту голова Натти выглянула из двери.
— Смирно! — крикнул он собакам. — Или вы думаете, что это опять пантеры?
— Эй, Кожаный Чулок, у меня к вам дело! — крикнул Кэрби. — Вот чиновные люди, которые написали вам письмецо и наняли меня почтальоном.
— Какое у вас может быть до меня дело, Билли Кэрби? — сказал Натти, встав на пороге и приставив руку ко лбу в виде козырька, чтобы защититься от лучей заходящего солнца и лучше рассмотреть пришедших. — Я не занимаюсь расчистками и скорее готов посадить полдюжины деревьев, чем срубить одно. Смирно, Гектор, говорят тебе! Пошел в конуру!
— В самом деле, старина? — возразил Билли. — Тем лучше для меня. Но я должен исполнить мое поручение. Здесь письмо для вас, Кожаный Чулок! Если вы можете прочесть его, тем лучше, а если не можете, то вот сквайр Дулитль. Он вам и прочтет. Кажется, вы приняли двадцатое июля за первое августа, — в этом вся загвоздка.
В эту минуту Кожаный Чулок заметил сухопарую фигуру Гирама, прятавшуюся за огромным стволом, и лицо его мгновенно исказилось глубоким отвращением. Он повернул голову внутрь хижины, сказал несколько слов вполголоса, а затем показался снова и продолжал:
— Мне не о чем с вами разговаривать; уходите по добру, по здорову. Я вам ничего не должен, Билли Кэрби! С какой стати вы тревожите старика, который не сделал вам ничего дурного?
Кэрби перескочил через дерево, уселся на бревно близ конуры и принялся гладить Гектора, с которым свел знакомство в лесах, где иногда кормил собаку остатками своей еды.
