Джеймс Купер - Пионеры, или У истоков Сосквеганны
Обзор книги Джеймс Купер - Пионеры, или У истоков Сосквеганны
В сборник включены: роман «Пионеры, или У истоков Сосквеганны», открывающий широко известный цикл книг о «Кожаном Чулке», охотнике и следопыте Натти Бумпо, и роман «Вайандоте, или Хижина на холме».
Джеймс Фенимор Купер
Пионеры, или У истоков Сосквеганны
Перевод под редакцией Н. Могучего (1927).
ГЛАВА I
Под вечер ясного, морозного декабрьского дня 1793 года большие сани медленно поднимались, на холм.
Дорога извивалась вдоль обрыва, и с одной стороны была защищена кладкой из бревен, нагроможденных одно на другое, а с другой вдавалась в гору, представляя таким образом проход, достаточный для тогдашнего движения. Сейчас бревна, углубления и все, что не слишком выдавалось над землей, было погребено под снегом. Только утоптанная тропа, на которой едва умещались сани, обозначала дорогу.
Внизу в долине почва была расчищена для нового поселка. Расчистки поднимались даже на холм до того места, где дорога сворачивала на ровную и плоскую вершину. Сама вершина была еще покрыта лесом.
В морозном воздухе искрились бесчисленные сверкающие блестки, а прекрасные гнедые кони, тащившие сани, были подернуты инеем. Пар, выходивший из их ноздрей, походил на клубы дыма, и все, как и одежда путешественников, говорило о суровой горной зиме.
Сбруя из тусклой черной кожи была украшена огромными медными бляхами и пряжками, блестевшими, как золото, в косых лучах солнца, пробивавшихся сквозь ветви деревьев. Высокие седелки, усаженные гвоздиками и прилаженные к попонам, покрывавшим лошадей, имели четыре больших кольца, в которые были пропущены вожжи.
Кучером был молодой негр, лет двадцати, лоснящаяся черная кожа которого покрылась пятнами от холода, а большие блестящие глаза то и дело наполнялись слезами, — данью африканца суровым морозам этой области. Несмотря на это, его улыбающееся лицо выражало удовольствие при мысли о доме и о праздничных развлечениях.
Большие удобные сани могли бы вместить целую семью, однако, в них находились, кроме кучера, только двое седоков. Снаружи сани были выкрашены в скромный зеленый цвет, а внутри — ярко-красный. Большие буйволовые шкуры, обшитые по краям красным сукном с фестонами, покрывали сиденье саней, устилали их дно и закрывали ноги путешественников — мужчины средних лет и очень молодой девушки. Мужчина был высокого роста; но предосторожности, принятые им против холода, не позволяли разглядеть его. Большая шуба окутывала всю его фигуру, кроме головы, на которой сидела кунья шапка, отороченная сафьяном, с наушниками, подвязанными под подбородком черными лентами. Верхушка шапки была украшена куньим же хвостом, спускавшимся довольно эффектно на затылок. Из-под шапки было видно красивое мужественное лицо с выразительными голубыми глазами, говорившими об уме, юморе и добродушии.
Фигура его спутницы была совершенно скрыта под массой одежд. Меха и шелк выглядывали из-под большого камлотового плаща, подбитого толстой фланелью, судя по величине и покрою — мужского. Огромный черный шелковый капюшон на пуховой подкладке скрывал всю голову, оставляя только небольшое отверстие для дыхания, сквозь которое сверкали иногда живые черные глаза.
Отец и дочь были, по-видимому, так заняты своими мыслями, что не разговаривали, и тишина почти не нарушалась легко скользившими санями. Отец думал о своей покойной жене, которая четыре года тому назад неохотно отпускала их единственную дочь в Нью-Йорк, где девушка только и могла получить надлежащее образование. Спустя несколько месяцев после отъезда Елизаветы смерть отняла у него подругу его одиночества; но он слишком дорожил интересами своей дочери, чтобы вернуть ее в глушь прежде, чем кончился срок, назначенный для ее образования. Размышления дочери не были так печальны. Она восхищалась при виде новых картин, открывавшихся с каждым поворотом дороги.
Гора, по которой они ехали, была покрыта соснами, поднимавшимися на высоту двадцати — двадцати пяти метров до первых ветвей, причем до верхушки высота эта часто удваивалась. Глаз свободно проникал в просветы между высокими стволами, останавливаясь только на какой-нибудь неровности почвы или на вершине горы, находившейся по ту сторону долины. Темные стволы деревьев, прямые, как стрелы, поднимались над белым снегом и на значительной высоте расходились горизонтальными ветвями. Путешественники не чувствовали ветра, но вершины сосен величаво покачивались с глухим жалобным стоном.
Сани скользили уже по ровной дороге, и глаза девушки пытливо и, может быть, не без робости посматривали в чащу, когда послышался громкий и продолжительный лай, отдававшийся под лесными сводами бесчисленным эхом, точно залаяла большая стая собак. Как только эти звуки достигли ушей мужчины, он крикнул негру:
— Стой, Эгги! Это старый Гектор, я узнаю его лай из тысячи! Кожаный Чулок бродит по холмам со своими собаками, и они подняли зверя. Недалеко отсюда оленья тропа, и если ты не боишься выстрела, Бесс, я угощу тебя дичью на Рождество.
Негр, изобразив улыбку на своем озябшем лице, остановил лошадей и принялся похлопывать рукой об руку, чтобы восстановить кровообращение в замерзших пальцах, а его хозяин встал и, отбросив полость, выскочил на подмерзший, плотный снег.
Из груды чемоданов и картонок он вытащил двухствольное охотничье ружье. Сбросив огромные рукавицы, он остался в кожаных, отороченных мехом перчатках, осмотрел полку ружья и двинулся было вперед, но легкий шум бегущего животного послышался под деревьями, и великолепный олень выбежал на дорогу, немного впереди него. Внезапное появление и быстрый бег животного не смутили путешественника. Увидев оленя, он быстро прицелился и выстрелил. Животное продолжало свой бег, по-видимому, оставшись невредимым. Не опуская ружья, путешественник прицелился из другого ствола, но и этот выстрел остался безрезультатным.
Все это произошло с быстротою, смутившей девушку, которая бессознательно обрадовалась спасению оленя, промчавшегося, как метеор, через дорогу. Вдруг ее слух поразил сухой, резкий треск, совсем не похожий на гулкие, раскатистые звуки отцовского ружья, очевидно, принадлежавший также огнестрельному оружию. Олень подпрыгнул. В то же мгновение последовал второй выстрел, после которого животное рухнуло бездыханным. Невидимый стрелок, сваливший оленя, издал торжествующий крик, и двое людей вышли из-за деревьев, где они, очевидно, подстерегали животное.
— А, Натти, если бы я знал, что вы в засаде, я не стал бы стрелять! — воскликнул путешественник, подходя к тому месту, где лежал олень. Развеселившийся негр следовал за ним с санями. — Лай вашего Гектора раззадорил меня. Впрочем, я не уверен, попал ли в оленя.
— Нет, нет, судья, — возразил охотник с беззвучным смехом и тем выражением, которое свидетельствовало о сознании своего превосходства, — вы сожгли свой порох только для того, чтобы погреть нос в этот холодный вечер. Неужто вы думаете убить оленя из вашей хлопушки, когда за ним гонятся Гектор и сука? В болотах водится много фазанов, а вокруг вашего дома летают подорожники, которых вы можете кормить крошками и стрелять сколько душе угодно. Но если вы желаете получить оленя или медвежий окорок, судья, то возьмите длинное ружье с просмоленными пыжами, а не то истратите больше пороха, думается мне, чем набьете желудков.
