Вдали (СИ) - Диас Эрнан Эрнан
Хокан и Лайнус, не видевшие город даже на картинке, поспешили в Гетеборг, надеясь там перебыть день-другой, но добрались только к самой отправке корабля в Портсмут. На борту они поделили между собой деньги на случай, если с кем-то из них что-нибудь случится. В дороге Лайнус рассказывал Хокану обо всех чудесах, что ждут их в Америке. На английском они не говорили, и потому название города, куда они направлялись, для них было умозрительным талисманом: Nujårk.
Они прибыли в Портсмут куда позже обещанного, и все поскорее расселись в шлюпки, доставлявшие на берег. Стоило Хокану и Лайнусу ступить на пристань, как их затянул поток людей, бурливший на главной дороге. Они шли бок о бок, чуть ли не вприпрыжку. Время от времени Лайнус объяснял брату разные странности вокруг. Оба старались не упустить из виду ни одной детали, пока искали свой следующий корабль, отбывавший в тот же день. Купцы, благовония, татуировки, фургоны, скрипачи, шпили, моряки, молоты, флаги, дым, попрошайки, тюрбаны, козы, мандолина, краны, жонглеры, корзины, мастера-парусники, рекламные щиты, шлюхи, трубы, свистки, орган, ткачи, кальяны, старьевщики, перец, куклы, кулачные бои, калеки, перья, колдун, обезьяны, солдаты, каштаны, шелк, плясуны, какаду, проповедники, окорока, аукционы, гармонист, игральные кости, акробаты, колокольни, ковры, фрукты, бельевые веревки. Хокан посмотрел направо — а брата уже не было.
Они только что миновали компанию китайских мореходов, рассевшихся за трапезой, и Лайнус рассказывал брату об их стране и традициях. Они шли дальше с распахнутыми ртами и глазами, разглядывая картины вокруг, а когда Хокан повернулся к Лайнусу, тот пропал. Хокан огляделся, вернулся, прошел от бордюра до стены, забежал вперед, а потом к месту их высадки. Шлюпка уже ушла. Он вернулся туда, где они разлучились. Залез на ящик, задыхаясь и дрожа, кричал имя брата и смотрел на поток людей. Соленая пена на языке быстро разошлась онемением и покалыванием по всему телу. Не в силах остановить дрожь в коленях, он бросился к ближайшему пирсу и спросил каких-то моряков в швертботе о Nujårk. Они не поняли. После многих попыток он попробовал сказать «Amerika». Это они поняли сразу, но покачали головами. Хокан шел от пирса к пирсу, спрашивая об «Amerika». Наконец, после нескольких неудач, кто-то ответил «Америка» и показал на шлюпку, а потом — на корабль, стоящий на приколе в трех кабельтовых от берега. Хокан заглянул в шлюпку. Лайнуса в ней не было. Может, он уже на борту. Моряк протянул Хокану руку, и он спустился.
Как только он причалил к судну, кто-то потребовал и забрал его деньги, потом провел в темный уголок под палубой, где меж коек, сундуков, бухт и бочек, под мотающимися на балках и рым-болтах фонарями шумные кучки эмигрантов пытались притулиться и занять на долгую поездку пятачок провонявшего капустой и стойлом помещения. Пробираясь мимо вопящих и спящих младенцев, смеющихся и изможденных женщин, крепких и рыдающих мужчин, он искал Лайнуса среди силуэтов, искаженных дрожащим светом. С возрастающим отчаянием он вырвался обратно на палубу, против колыхающейся толпы и деловито снующих матросов. С корабля уходили посетители. Трап убрали. Он выкрикнул имя брата. Поднялся якорь; корабль сдвинулся; заревела толпа.
Спустя несколько дней после отплытия его, голодного и в жару, нашла Айлин Бреннан и вместе с мужем Джеймсом, углекопом, выхаживала, как собственного ребенка, ласково заставляла есть и в конце концов подняла на ноги. Он отказывался говорить.
Через некоторое время Хокан наконец вышел из каюты, но сторонился любого общества и дни проводил, разглядывая горизонт.
Хотя они вышли из Англии весной, а теперь настала летняя пора, с каждым днем холодало. Шли недели, а Хокан так и не произносил ни слова. Вскоре после того, как Айлин подарила ему бесформенный плащ, сшитый из тряпья, они увидели землю.
Корабль вошел в необычно бурые воды и бросил якорь перед бледным низкорослым городком. Хокан смотрел на здания выцветших розовых и охровых оттенков в напрасных поисках ориентиров, о которых рассказывал Лайнус. Между кораблем и берегом цвета глины сновали шлюпки, груженные ящиками. Никто не высаживался. Заволновавшись, Хокан спросил слонявшегося без дела матроса, не Америка ли это. Это были его первые слова с тех пор, как он выкрикнул имя брата в Портсмуте. Моряк ответил, что да, это Америка. Сдерживая слезы, Хокан спросил, Нью-Йорк ли это. Моряк смотрел на губы Хокана, когда он вновь издал эту массу расплавленных звуков:
— Nujårk?
Досада Хокана росла, но наконец на лице матроса расплылась улыбка и переросла в хохот.
— Нью-Йорк? Нет! Не Нью-Йорк, — сказал он. — Буэнос-Айрес. — И снова рассмеялся, одной рукой хлопая по колену, а другой схватив Хокана за плечо.
Тем вечером они отплыли.
За ужином Хокан попытался выяснить у ирландской семьи, где они и долго ли еще до Нью-Йорка. Поняли они друг друга не сразу, но в конце концов сомнений не осталось. Благодаря жестам и кусочку графита, которым Айлин набросала грубую карту мира, Хокан осознал, что они в целой вечности от Нью-Йорка — и с каждым мгновением уходят все дальше. Он увидел, что они плывут на край света, чтобы обойти мыс Горн и направиться на север. Тогда он впервые услышал слово «Калифорния».
После бурных вод у мыса Горн погода смягчилась, пассажиры оживились. Строились планы, обсуждались перспективы, били по рукам новые партнеры и артели. Впервые прислушавшись к этим разговорам, Хокан понял, что у большинства пассажиров на уме одно: золото.
Наконец они бросили якорь в удивительно оживленном с виду порту-призраке: он был полон полузатопленных кораблей, разграбленных и брошенных командами, которые целиком дезертировали на золотые прииски. Но теперь обветшавшие суда заняли новые жильцы, даже превращали их в плавучие таверны и лавки, где торговали с новоприбывшими старателями, обдирая их как липку. Между этими импровизированными заведениями ходили ялики, баржи и плоты с покупателями и товарами. Ближе к берегу медленно врастали в мель суда покрупнее, застывшие в причудливых положениях, как их раскидали приливы. Здесь многие корабли намеренно и не очень сели на мель и теперь стали пристанищем для магазинов с пристроенными к ним подмостками, подсобками и лачугами, благодаря чему вытянулись на сушу, к городу. За мачтами между прокопченными деревянными домами стояли большие коричневые шатры — город то ли только что вырос, то ли только что рухнул.
Минули месяцы со времен их отправки, но к тому времени, как они пристали в Сан-Франциско, Хокан повзрослел на годы: долговязый мальчуган вымахал в высокого юнца с грубым лицом, дубленным солнцем и соленым ветром, морщинистым от постоянного прищура, преисполненного как сомнений, так и решимости. Он штудировал карту, которую нарисовала для него графитом ирландка Айлин. Невзирая на то, что ему бы пришлось преодолеть целый континент, он все же решил, что самый быстрый путь к воссоединению с братом — по суше.
2
Бреннаны уговаривали Хокана присоединиться к их золотоискательной экспедиции. Они все равно собираются вглубь континента, а им не помешают лишние руки — тащить снаряжение. Еще они надеялись, что он некоторое время поработает с ними, — ему понадобятся деньги, чтобы добраться до Нью-Йорка, а им понадобится помощь, когда они найдут золото и застолбят участок. У них хорошие шансы, уверяли они, ведь Джеймс раньше добывал уголь и был сведущ в рудах. Хокан согласился. Как бы он ни рвался отправиться в путь пораньше, он все же понимал, что ему не пересечь весь континент без лошадей и провианта. Он нисколько не сомневался, что брат уже добрался до Нью-Йорка: Лайнус был слишком умен, чтобы потеряться. И хотя они не предусмотрели такое положение дел, встретиться они могли только в Нью-Йорке — просто потому, что только это название во всей Америке и знали. Хокану оставалось туда добраться, а там уж его найдет Лайнус.
Стоило высадиться, как Бреннаны поняли, как мало стоили их сбережения. Сбруя в Калифорнии шла по цене коня в Ирландии; буханка хлеба — по цене бушеля пшеницы. Дома они распродали все свои пожитки, но здесь этого едва хватило на двух старых ослов, тачку, кое-какие припасы и кремневое ружье. Вскоре после высадки Джеймс — с полупустыми руками, ожесточенный — повел семью вглубь суши.
