Василий Песков - Вблизи от Рейна
Не так уж много о людях можно узнать в короткой беседе. Землю знают и любят. Много на ней работают. Оба, как бы у нас сказали, классные механизаторы. И вросли в деревенскую жизнь. Умеют делать колбасу, варят пиво. Болеют за футбольную команду «Бавария Мюнхен». Не бедные люди, но жена Йозефа, имея на руках двоих детей, три раза в неделю ездит подрабатывать в зубоврачебной клинике. На вопрос, какая в этом необходимость, Йозеф сказал по-крестьянски: «Лишняя марка кармана не трет».
* * *В министерстве сельского хозяйства ФРГ нам сказали: да, человек с полсотней гектаров земли — твердо стоящий на ногах середняк. Есть батраки. Есть люди богатые. Всего в сельском хозяйстве страны занято 5,4 процента от общего числа населения. Урожай пшеницы у наших знакомых баварцев ниже средней урожайности по стране (54,2 центнера с гектара). Рекордные урожаи в благоприятных районах — 65 центнеров. Потери хлеба от пашни до стола — четыре процента…
Хлеб немцы едят главным образом утром. В обед хлеб зачастую заменяет картошка. Ее производят тут много и справедливо называют «вторым хлебом».
Вечер в Шварцвальде
Стороннему глазу с дороги беда незаметна. Земля, несмотря на густоту населения, ухожена, не видишь на ней оскорбляющих глаз случайных свалок, забытых карьеров и незарытых канав. Среди поля видишь вдруг дерево. Его оставили для украшения пейзажа, хотя пахоту этот дуб слегка осложняет.
Бегущая мимо земля на треть покрыта лесами. Они стоят молчаливые, по-осеннему темно-бурые, с островами хвойных деревьев. Иногда из машины видишь грибы. Их никто не сорвет — на скоростной дороге остановки запрещены, да и гриб, поди, окажется ядовитым, не по природе своей, а потому, что вырос в автомобильном чаду. Лес эти выдохи транспорта поглощает как будто без вреда для себя — ни валежины, ни сухостоя в этом лесу.
Но вот на бампере идущего впереди «опеля» видишь наклейку: «Лес умирает сегодня! Мы умрем завтра?» Вот такая же надпись и череп на плакате у въезда в город. Плакаты — в штабе «зеленых» в Бонне, на груди демонстрантов, на елке, растущей у входа в парк.
В городе Фрайбурге этот плакат мы увидели в кузове грузовика — перед зданием ратуши готовился митинг. За четверть часа центральная площадь древнего Фрайбурга была заполнена до краев. В кузов автомобиля, обрамленный тощими елками, поднимались ораторы в свитерах, поношенных куртках. В коротких взволнованных выступлениях речь шла о многом: о загрязненной воде, о ядовитых отходах заводов, о слишком больших скоростях, убивающих все живое на автобанах, о шуме. И все обязательно говорили о лесе — «Он умирает!».
Менее всего мы ожидали это услышать в чинном чистом туристском Фрайбурге. Наверное, это «зеленые» охватывают «мероприятием» приальпийскую зону? Но вот молодых, ершистых ребят у микрофона сменил уже пожилой человек. Он был в мешковатом зеленом пальто, и мы приняли его за пастора. Но он сказал: «Я здешний лесопромышленник. И, поверьте, я знаю, о чем говорю. Лес действительно очень болен». В отличие от горячившихся молодых этот человек был спокоен, каждое слово было взвешено.
Мы протиснулись к говорившему, когда его, слегка взволнованного, поздравляли: «Гут, Гeopг! Гут!» Мы представились и задали Гeopгy три-четыре вопроса. Он поднял брови: «О, да вы, я вижу, серьезно интересуетесь. Тогда вот что, поедемте ко мне в горы. На месте подробно все расскажу. Встретимся здесь через час».
Площадка у ратуши опустела. Ребята-«зеленые» уносили ящики громкоговорителя, дворник подметал еловые иглы. Лишь прислоненный к стенке страшноватый плакат напоминал о кипевших здесь в полдень страстях. Гeopг с женой появились минута в минуту. На визитных карточках, нам врученных, два гнома пилили бревно.
— Моя фамилия Кох, Гeopг Кох. А рисунок все объясняет — владею лесом и небольшой лесопилкой… Сделаем так: я поеду вперед, а жена пересядет в вашу машину — по дороге будет вас занимать. Могу поручиться: лучшего гида по этим местам не найти.
Белый «мерседес» Коха замелькал впереди, и дорога повела нас в горы и в лес.
* * *— Слово Шварцвальд вам, конечно, знакомо. Так вот это наши родные места — «Черный лес».
Фрау Кох оказалась на редкость общительным человеком, понимала, что может приезжих интересовать, угадывала почти все наши вопросы.
— Видели в городском магазине резные часы с кукушкой? Чудо, не правда ли? Промысел этот древний. Но существует поныне. Зимними вечерами что делать в здешних лесных деревнях? Кто часы мастерит, кто доски режет для украшения домов, кто ложки.
Через час пути мы уже знали, что снег в этих местах лежит «немыслимо долго» — с Рождества до апреля, что Дунай берет начало тут, в Шварцвальде, что водка — «Шварцвальдская вишневая водка» — имеет крепость сорок пять градусов и что все свиные окорока в мире уступают по вкусу шварцвальдским.
— В каждой деревне есть специалист по грибам. Это очень почетно — разбираться в грибах. Летом специалисты устраивают семинары. Плата — двадцать марок…
Фрау Кох сказала, что она имеет «грибной диплом», но, чтобы не рисковать, берет только лисички, белые и луговые опята. Мы узнали, что любимая птица в этих местах кукушка. Весной ее ждут и о сроках прилета так говорят:
«Восьмого апреля прилететь может, двенадцатого апреля должна, пятнадцатого апреля — обязана».
— Сказки, пословицы, поговорки, весь быт местного человека связан с лесами. Гномы? Здешние жители вас убедят, что они действительно существуют… А вот посмотрите — старинный дом. На такие постройки уходило триста кубометров леса. Зато все под крышей: сеновал, коровник, свинарник, кухня, коптильня, жилье…
Следом за «мерседесом» забираемся выше и выше в горы. Внизу, в дымно-туманных долинах, — деревни с маленькими церквами. На светлых луговых склонах, без пастухов, ходят коровы и свиньи. И царствует кругом лес, мрачноватый Шварцвальд — сосны и ели.
— Ну вот я привез вас в невероятную по германским понятиям глушь, — сказал Гeopг Кох, вылезая из «мерседеса». — Медведя не обещаю, а кабана и оленя увидеть вполне возможно.
Мы прошлись по ельникам столетнего примерно возраста. Все похоже было на наши леса. Тот же хруст хвои под ногами, тот же стук дятла. Синицы перед ночлегом попискивают. Большой муравейник. Малинник возле ручья…
— Я хозяин этого леса, — остановился наш провожатый. — Пятьдесят гектаров. Это не очень много. Это, если все сразу срубить, на неделю работы моей лесопилке. Но мы тут веками приучены лелеять каждое дерево.
Пятьдесят гектаров лесных угодий приобрел в прошлом веке Абрахам Кох — прадед нынешнего владельца.
