Иржи Ганзелка - Там, за рекою, — Аргентина
Из состояния первоначальной растерянности нас вывело нежное прикосновение девичьих рук и любезная улыбка. Удивленно смотрим на свои лацканы: там откуда ни возьмись появились маленькие флажки с чьим-то портретиком. Мы незаметно поглядываем на остальных спутников, желая выяснить, оказано ли им такое же внимание. О да, здесь, в Аргентине, существует прекрасный обычай: черноокие сеньориты дарят приезжему свои улыбки, как бы прикалывая их булавками к лацканам пиджака, чтобы иностранец тотчас же почувствовал себя как дома. Этого не делают даже в Швейцарии, прославленном крае туризма. Очаровательная чуткость, с этим нельзя не согласиться.
Смотрим друг другу на лацканы: перонистская партия — аргентинский флажок с портретиком президента[4]… Что это? Политическая пропаганда? Предвыборная агитация?
Не прошло и двух секунд, как от этих размышлений нас избавляет новое прикосновение, уже не столь нежное. Так сказать, со значением — за локти. Та же самая сеньорита, которая между тем «обтанцевала» пятерых идущих рядом с нами прохожих, сменила загадочные коробочки с флажками на маленькую кассу и с прежней грациозностью танцует в обратном направлении.
— Pero disculpe, señorita, — лихорадочно подбираем мы слова извинений и вытаскиваем флажок из лацкана, — простите, мы иностранцы, нам еще не обменяли деньги на аргентинские песо…
— No importa, señor, — щебечет черноокая фея со шкатулкой. — Неважно, меня устроит и доллар.
Стараемся понять, что же происходит, и намеренно замедляем шаг, чтобы еще раз увидеть эту милую сценку. В тот же миг нас хватают другие руки — мужские, цепкие, нахальные. Они привычно ощупывают брючные карманы, на мгновение задерживаются у связки ключей, затем взлетают вверх, чтобы тут же убедиться, что в нагрудном кармане нет револьвера. В последнюю секунду сдерживаем себя и не протестуем: мундир уже ведет нас к маленькому домику возле тротуара. Ага, вот оно что: табличка «Zona aduanera».
Докажи, что ты не международный мошенник, не контрабандист и не наемный убийца!
— Что у вас в портфеле?
— Посмотрите, — открываем замок и вытаскиваем паспорта.
Таможенник роется в маленьком портфеле и с любопытством рассматривает катушку прозрачной ленты для заклеивания писем.
— Второй нет?
— Нет, можете убедиться!
Почему таможенника интересует, одна катушка клейкой ленты в портфеле или две? Ответ на это мы получаем немного погодя. Перестав представлять для таможенников какой-либо интерес, мы волей-неволей оказались свидетелями того, как делаются дела в Аргентине.
В домик таможни вошел кабальеро с корзиной апельсинов. Прежде чем поздороваться, он извлек самый крупный плод из бумажной обертки, положил его на стол и вытащил пачку сигарет. «Встретились старые знакомцы», — проносится в мыслях. Но мы тут же отказываемся от этого глупого предположения, увидев, как рука таможенника взлетела к козырьку, а потом, на обратном пути, вытащила несколько сигарет из пачки кабальеро и положила их на горку других, уже лежащих на подоконнике. Формальное определение веса корзинки рукой — и кабальеро с многозначительной улыбкой уходит.
Так-то вот делаются дела в Аргентине!
Не говоря ни слова, таможенник отдает нам портфель и сообщает, что мы можем идти. Ах, эти гринго, ничего-то они не знают об Аргентине!
Разве таможенник не имеет права выкурить сигарету? Съесть апельсин? Или заклеить письмо прозрачной лентой? Зачем же тогда утруждать себя, проверяя, что было в корзине под верхним слоем апельсинов: настоящие апельсины или американские сигареты, которые на американском корабле стоят в три раза дешевле, чем в табачной лавочке за углом?
Говорят, что первые впечатления — самые верные…
Кабальеро и каважьероБуэнос-Айрес вместе с предместьями насчитывает 4 миллиона жителей. Так по крайней мере утверждают аргентинцы. В том, что их столица — самый большой город на южном полушарии, убеждаешься, попав на первые улицы за Ретиро. Попробуй разобраться в этом вавилонском столпотворении автобусов с трехзначными номерами маршрутов, гудящих автомобилей и снующих, как муравьи, пешеходов!
На пристани нас никто из посольства не встретил. Выходи из создавшегося положения как знаешь: банки закрыты, а нескольких песо, обмененных на корабле, не хватит даже на такси.
— План Буэнос-Айреса за песо!
Как по заказу! В портовой кофейне раскладываем на столе бумажное покрывало, и у нас захватывает дух. Лабиринт квадратиков и прямоугольников, прорезанный линиями железных дорог и подземки. Двадцать километров с юга на север, семнадцать с запада на восток — и это без пригородов. По списку улиц мы отыскиваем Lavalle и отправляемся к торговцу открытками спросить, как туда добраться,
— Рог favor, cómo se va a la calle Lavalle?[5]
— Э-э-э?
— La calle Lavalle, Ла калье Лавалье, — пытаемся мы произнести эту фразу с правильным акцентом.
— А-а, кажье Лаважье, — со вздохом облегчения говорит торговец, — это седьмая улица направо. Вы из Испании или из Мексики?
Только теперь вспоминаешь о тех примечаниях мелким шрифтом в учебниках испанского языка, где говорилось, что в Аргентине мягкое «л» произносится как «жь», «б» как «в». Поэтому здесь говорят «криожьё» вместо «криольё», «каважьеро» вместо «кабальеро».
— Понятно, седьмая улица направо. Мучас грасиас, каважьеро!
— Éso sí, вот как говорится у нас в Аргентине, muy bien, muy bien![6]
Город Хорошего ВоздухаМы ведь еще не рассказали, почему Аргентина стала называться Аргентиной. По правде сказать, это произошло по ошибке.
Первый белый человек, ступивший на ее землю в 1516 году, был Хуан Диас де Солис. Однако недолго ему довелось наслаждаться обладанием пальмы первенства. Не успел он по-настоящему осмотреть берег, как индейцы схватили его и съели. Лишь спустя десять лет после этого сюда решился отправиться другой храбрец, Себастьян Кабот. Ему повезло больше. Он направился прямо в глубь страны по Паране. На этот раз индейцев словно подменили: они даже подарили пришельцам свои знаменитые украшения из серебра. Подарков было столько, что Кабот предположил, будто он открыл сокровища империи инков, и, пребывая в этом заблуждении, назвал широкое устье реки Ла-Платы — Серебро. Он так никогда и не узнал, что серебряная мишура попала сюда из Боливии, с рудника Потаен.
Это заблуждение история повлекла за собой до самого 1816 года, когда Сан-Мартин изгнал из этих мест испанских наместников и в Тукумане провозгласил независимость Объединенных провинций Ла-Платы, Provincias unidas de La Plata.
Ла-Плату перевели с испанского на латинский (по-латыни серебро — «аргентум»), и, таким образом, в 1826 году появилось весьма красивое название всей страны: Аргентина. Ошибку Кабота узаконили, и все к этому привыкли.
