Анна Чайковская - Триумф красной герани. Книга о Будапеште
В итоге дожди есть, а луж нет. В тех домах, что посолиднее, трубы упрятаны совсем внутрь здания, как пищевод в человеческое тело, как механизм часов под диск циферблата. Работу они свою выполняют, но снаружи не видны. И ничто не отвлекает внимания от архитектуры зданий, от витрин магазинов, расположенных в этих зданиях, от уличных кафе, выбирающихся на тротуары перед этими зданиями, и от сидящей в них беззаботной публики. У фасадов домов попроще, старых или новых, водосточные трубы, как правило, присутствуют, но не бросаются в глаза, потому что сразу уходят под землю. И снова – функция выполняется, но побочных эффектов в виде мокрой обуви не дает. Как электрическая плита, что варит суп, не сообщая об этом столбом дыма; как птица, парящая без шума пропеллеров.
Это давняя технология. Известна в мире не меньше столетия. Не найти этих труб с раструбами и на старых, начала ХХ века, фотографиях Будапешта, где прогуливаются по бульварам дамы в длинных платьях с тонкими талиями и господа в шляпах и с тросточками. В России эту технологию тоже узнали не вчера. Одно из первых зданий без наружных водосточных труб – дом Акционерной компании Зингер в Петербурге, напротив Казанского собора, построенный к 1904 году. По тем временам, сто двенадцать лет назад, это был новаторский проект. Архитектор Павел Сюзор впервые использовал в конструкции здания металлический каркас, что позволило сделать непривычно большие окна. И о том, чтобы спрятать внутрь здания водостоки, он тоже задумался в России первым. Здание получилось эффектным. Внутренние водосточные трубы исправно служат до сих пор.
И все же это скорее исключение, чем правило. В Москве и Петербурге, в Иванове, Архангельске и в Сочи и сейчас общее правило – это жестяная или пластиковая труба, из которой при любом дожде вода выливается на асфальт, так что пройти, не замочив ноги, становится невозможно. Наверное, так достигается единение с природой. Будапештский способ контактирования с природой проще: достаточно выйти на Дунай. Там воды – сколько душе угодно. А на тротуаре ей не место.
Какая Тереза?Шестой район – Терезварош. Его главная церковь носит имя святой Терезы, испанской монахини, жившей в XVI веке и известной в мире в основном по алтарной скульптуре Бернини, где она возлежит на облаках у ног ангела, а в России – по диалогу Венички Ерофеева с Господом Богом: «А для чего нужны стигматы святой Терезе? Они ведь ей тоже не нужны. Но они ей желанны». При этом все понимают, что район назван как в ее честь, так и в честь императрицы Марии Терезии, правившей страной в XVIII веке. Петербуржцы поймут: так назван и их город – одновременно в честь святого Петра-апостола и Петра Алексеевича Романова.
Городские стены
Эржебетварош, «город Елизаветы», – район старый, застроенный во времена Франца Иосифа и названный именем его супруги. До сих пор район был знаменит расположенным здесь Еврейским кварталом. В последнее время – заведениями под названием «ромкочмы», то есть превращенными в молодежные клубы домами, состарившимися настолько, что жить в них стало нельзя – только пить пиво и разговаривать. И муралами – большими настенными росписями. Их здесь много, и новые появляются каждый год.
Для двух таких росписей источником вдохновения стали хорошо известные всем горожанам фотографии Большого бульвара. На них – конные экипажи, желтые трамваи, дамы в длинных платьях, мужчины в цилиндрах или котелках, здания со шпилями, атлантами и балкончиками, более всего напоминающими завитушки крема на тортиках в здешних кондитерских.
Если от Большого бульвара свернуть по направлению к центру, к Дунаю, а через три квартала обернуться, обнаружится на стене нарисованная овощная лавка с нарисованной же хозяйкой по имени Жужанна, каковая Жужанна во плоти в настоящей уже овощной лавке с удовольствием продаст клубнику и красную паприку покупателю, изумленно поглядывающему сквозь стекло на Жужанну нарисованную[131].
Чуть дальше, во весь брандмауэр – два дуба с зелеными кронами, издалека кажущиеся, во-первых, одним деревом, а во-вторых – живым и настоящим. Это про взаимоотношения Венгрии и Польши: по поговорке, существующей в обоих языках, «поляк да венгр – два брата, хоть за саблю, хоть за чарку»[132].
А если этим путем дойти до Малого бульвара, то наверняка попадется на глаза весьма значительных размеров монументальная роспись, занимающая всю заднюю стену старого доходного дома и посвященная тому историческому футбольному матчу 1953 года, когда «Золотая команда» разбила англичан и венгры впервые после поражения во Второй мировой войне перевели дух. Изображает она страницу газеты с репортажем о матче и две черно-белые фотографии атаки венгерских футболистов («И мяч летит в ворота… Гоо-о-ол!»). И сам мяч, конечно, такого размера, что припаркованные рядом грузовики кажутся на его фоне не крупнее спичечного коробка.
В прежние времена каждому городу полагались стены, что защищали население от внешних врагов. В Будапеште сохраняются их фрагменты; на Музейном бульваре, например, с табличкой, текстом и схемой, объясняющей, что к чему, случайному туристу. Или во дворах домов, построенных в свое время на фундаментах тех стен, – можно попросить ключ, посмотреть, потрогать. Городские стены как военная необходимость ушли в прошлое. Но и эти, расписанные, превращенные в картины, тоже по-своему защищают город. Оберегают его от забвения, от пессимизма. От злобы. И от скуки. И горожане за этими картинками с дубами, футболистами и овощной лавкой – как за каменной стеной.
Мемориальная табличка«В этой подворотне впервые поцеловались Додо и Убул 14 декабря 1999. Благословение этому дому и жителям! Установлено в честь десятилетия свадьбы мужем (Убул). 2011»[133].
Будапешт, Rumbach Sebestyén utcaТа лавка и эта лавка
– А горошек зеленый есть? – спрашивает покупательница в овощной лавке.
– Нет, к сожалению, кончился, – отвечает продавщица.
Покупательница смотрит через стеклянную, плотно закрытую по случаю летней жары дверь и спрашивает, указывая через дорогу:
– А в той лавке, как думаете, есть?
«Ту лавку» два месяца тому назад художники нарисовали на стене дома. Это был обычный для здешних мест, для района Эржебетварош, в самом центре Будапешта, дом – солидно-буржуазный, четыре этажа, где квартиры с потолками под три с половиной метра, сдвоенные окна с арочным завершением наверху, черепичная крыша.
В сторону «этой лавки» смотрит его стена, по-русски называемая немецким словом брандмауэр, а по-венгерски «огневая стена», tűzfal. Если бы следующий дом строился как положено, в ряд, он эту стену собой закрыл бы. По позднейшим градостроительным соображениям соседний дом отступил на несколько метров вглубь квартала, и брандмауэр оказался явлен миру. Так и стоял себе не меньше полувека, со следами осыпавшейся штукатурки и дурными граффити, пока весной 2013 году группа художников не взялась за него.
