Анна Чайковская - Триумф красной герани. Книга о Будапеште
Версия убедительная, и оспаривать ее, если что, – самим венграм. Про Венгрию в роли палача тоже найдется что вспомнить: 1914 – Талергоф, 1942 – Нови-Сад, 1942–1943 – Дон, 1944 – Холокост в Будапеште и провинциях, 1968 – Прага. Можно, однако, предложить и другую версию. Венгры празднуют проигранные революции? Дело в том, что через некоторое время после формально проигранных революций в стране наблюдается определенный расцвет и вполне ощутимое благополучие. Через два десятилетия после подавления революции 1848 года Венгрия вступает в лучшее время своей истории, что особенно заметно по столице: «С 1867 по 1914 год наблюдался максимальный подъем солнца Венгрии над политическим горизонтом. Это зенит будапештского благоденствия и благополучия: это пора реформ, возведения величественных монументов (во второй половине XIX века в Будапеште появилось 63 «полноформатных» памятника) казавшейся беззаботной жизни»[99].
И предложенный авторами цитированной книги Шимовым и Шарым термин «венгерский полдень» столь же выразителен и столь же емко описывает положение дел «через два десятилетия после поражения», как привычный уже термин «гуляш-коммунизм» – положение дел «через десятилетие после поражения» революции 1956 года.
Через полвека после 1849-го Венгрия окажется на пике своего экономического и культурного развития, подтверждением чему – город, отстроенный к празднику Тысячелетия. Через полвека после 1956-го, в 2006 году, страна уж два года будет членом Евросоюза и ответит решительными акциями протеста, едва не перешедшими в восстание, на провал политики Социалистической партии Ференца Дюрчаня (это тогда мир облетели кадры с танком Т-34, едущим по площади Ференца Деака в Будапеште[100], снова заставляя вспомнить 1945 и 1956 годы). Как всякое более или менее стихийное народное выступление, это не обошлось без акций вандализма: среди прочего был сбит герб Советского Союза с памятника Красной Армии на площади Свободы. И если экономически страна выглядела слабой, то политический курс был очевиден – на Запад, в Европу, как в 896-м, как в 1956-м. Но пораженья от победы ты сам не должен отличать. Может быть, это касается не только поэтов?
Как полагают специалисты, в 2010 году «правительство Виктора Орбана получило от предшественников страну с деградирующей экономикой, крупнейшим в мире внешним долгом и полуразрушенной социальной сферой»[101]. При этом в 2013 году Венгрия досрочно погасила свои долговые обязательства перед Международным валютным фондом (МВФ), выплатив ему сумму в размере 2,85 млрд долларов[102], и обогнала Россию в рейтингах глобальной конкурентоспособности (2013–2014)[103].
Так и живет страна, идя от катастрофы к катастрофе, – в центре Европы, в течение более чем тысячи лет, под давлением то Римской империи Германской нации, то Османской империи, то Австрийской империи, то Советского Союза, то – Европейского. Живет, не пропадает.
Еврейский квартал
История соседства
Словосочетание «Еврейский квартал» для Будапешта – понятие условное, поскольку на протяжении тысячелетней истории страны гетто в городе не было.
Считается, что еврейская община Буды была основана в XI веке, а первое официальное упоминание относится к временам Белы IV, то есть к ХIII веку: король дал Саулу из Офена (Обуды) и Саулу из Пешта грамоту с привилегиями, разрешающую поселение в Секешфехерваре. Вторая версия говорит, что еврейское присутствие в Венгрии следует отсчитывать с самого начала венгерской истории, поскольку переселение в Европу мадьяры совершили в компании с хазарами-иудеями. Версию эту в свое время популяризовал писатель Артур Кёстлер[104]. Серьезной поддержки предположение Кёстлера в научной среде не имеет, но как раз в Будапеште эта версия выглядит не такой уж невероятной. Кёстлер – будапештец. К тому времени, когда семья его перебралась из Венгрии в Австрию, скульптуры семи всадников, вождей семи мадьярских племен, еще не были установлены на площади Героев. Однако имена их и так знал каждый школьник: Арпад, Таш, Елот, Тохотом, Онд, Конд, Хуба. Так же как и то, что название, под которым Венгрия известна в мире (нем. Ungar, англ. Hungaria), происходит из булгарского оn ogur или тюркского оn oguz, то есть «десять огузских племен». Десять минус семь – три племени: три хазарских рода, исповедовавших, как считается, иудаизм, стоят у начала венгерской истории рядом с мадьярами.
Но «Еврейский квартал» для Будапешта – понятие условное еще и потому, что гетто в Будапеште было. Термином «Еврейский квартал», Zsidónegyed, пользуются в целях туристических, и есть некоторая неловкость и неправильность в том, что это имя закрепилось за частью города, вырезанной из его тела на период с 29 ноября 1944 года до 18 января 1945 года насильственно и противоестественно.
«Золотой век» Будапешта, его расцвет в последние десятилетия XIX века, без учета вклада еврейского населения города совершенно необъясним. Будет ли преувеличением сказать, что венгры и евреи соответствовали друг другу как две по-разному функционирующие половинки единой живой системы? Крестьянский неторопливый характер венгерской культуры требовал дополнения – интеллектуального, индивидуалистического. Иного.
Во всяком случае, именно такие мысли приходят в голову путешественнику, пересекающему улицу Кирай, которая отделяет солидный Терезварош (Опера, проспект Андраши с кофейнями и дорогими магазинами, Западный вокзал, на который прибывал из Вены поезд императора Франца Иосифа) от Эржебетвароша, частью которого и является Еврейский квартал. Достаточно пройти через две улицы, чтобы респектабельная имперская эклектика с ее бесконечными вариациями на тему барочных куполов, ренессансных арок и классицистических колонн осталась позади и ей на смену пришла архитектура, которой не так-то просто подобрать название. Скажем так. Если, планируя возвести здание возле Оперы или в районе Базилики, заказчик формулировал техзадание архитектору словами: «Мне – дом, как тот, что рядом, но попышнее и поэффектнее, то есть побогаче», то заказчики с улиц Доб или Вешшелени говорили, похоже, такое: «А мне – дом, какого нигде и ни у кого больше никогда не было».
Здесь, между Большим и Малым бульварами, в пространстве, ограниченном проспектами Ракоци и Андраши, среди обычной застройки, напоминающей одновременно Петербург и Париж, внезапно встречаются дома, не напоминающие вообще ничего, своеобразные, неповторимые. То с полукруглыми эркерами в три этажа, завершаемыми пещерообразной нишей, перекрытие которой несет на себе шестиколонный портик (Dob utca 8, Glücksman-ház, 1913). То с цилиндрическими башнями по углам, начинающимися на уровне второго этажа, с окнами, лишенными наличников, зато украшенными не имеющими названия декоративными элементами (Wesselényi utca 13, 1908). То со скульптурными украшениями высотой в два окна, изображающими крылатую полуобнаженную женщину, и это аккурат в пространстве между тремя синагогами (Schiffer ház, Wesselényi utca 18, 1908)…
