Эмиль Брагинский - Солнце в декабре
В тот вечер в отеле света не было. Мой галстук оказался изрядно мятым, мне его погладили в нашем консульстве. В галстуке и в пиджаке я почувствовал себя погибающим: в девятом часу температура была… плюс тридцать два! Немного примирило меня то, что все мужчины, а их в загородном доме Капура собралось немало, были втиснуты в белые рубашки и темные пиджаки. Лишь один гость был в светло-кремовой рубахе. Он возвышался над всеми в буквальном смысле слова. Я узнал его по фотографиям. Это был выдающийся кинорежиссер Сатьяджит Рэй. Он прилетел из Калькутты поздравить Капура. Так волею случая я познакомился с Рэем. И общался с ним без переводчика, он понял меня, я понял его, во всяком случае, мне так показалось… В разговоре выяснилось — у Рэя зреет желание вместе с советскими кинематографистами снять картину о русском человеке Лебедеве, который еще в конце XVIII века основал в Калькутте театр.
И в творческих планах Капура тоже есть мысль поработать с советскими артистами, он собирается занять наших актеров цирка в своей картине «Судьба клоуна».
На дне рождения было три Радж Капура. Отец именинника — известный актер Притхвирадж Капур, сам именинник и его юный сын, пока еще просто Радж Капур. В иллюминированном саду горели разноцветные лампочки и ни разу не погасли. На эстраде танцевала звезда варьете, смотрели на нее звезды экрана, съехавшиеся со всей страны. На стене дома висел огромный «пермит», письменное разрешение на… спиртные напитки по случаю дня рождения. В Бомбее — строгий сухой закон и в отличие от Дели — без выходных дней. Есть даже такая должность — министр сухого закона.
Гости Капура вели себя, как все гости на всех днях рождения: ели, пели и веселились. Когда именинник резал огромный торт, а маленькая дочка помогала ему, все дружно пели:
— Ты хороший парень…
Кинематограф Бомбея тоже страдал от землетрясения. Не хватало энергии, и не велись съемки. Картины здесь снимают, как правило, гангстерские, мелодраматические, исторически помпезные. В Бомбее и по всей Индии кинематограф схвачен за горло коммерцией, это выражение принадлежало одному из критиков. Картины делаются коммерческие, коммерческие и еще раз коммерческие.
Смотрят с реклам обольстительные женщины (ничего не скажешь, одна красивее другой!) в купальных костюмах, в коротких кофточках с голым животом, в брюках в обтяжку… Крупно написано: «У нее есть драгоценности». Глагол «есть» перечеркнут, и сверху огромными буквами выведено: «были». Содержание фильма ясно — крадут драгоценности.
Конечно же, кино должно развлекать, и отбирать у него развлекательную функцию так же бессмысленно, как и ставить перед кинематографом только развлекательные цели.
Наш последний визит в Бомбее был к замечательному танцовщику Кутти Кришнану. Он на сцене тридцать пять лет, танцует катхакали, и северный танец катхак, и южный бхарат натьям, и все другие танцы, какие только есть в Индии. Лампочка слабо мерцала под потолком. Кутти Кришнан показывал нам всевозможные мудра, знакомил нас с традиционной индийской мимикой. В записной книжке я написал: «Райкин Бомбея».
Артист дал мне газету и попросил прочесть первую попавшуюся фразу. Я прочитал:
«Греческого короля лишили власти, и он бежал из страны».
Кутти Кришнан, танцуя, сыграл нам эту фразу. Это был грустный рассказ о судьбе короля, длинная история, в которой Кришнан изобразил и греческого монарха и тех, кто его лишал власти, букву «и» он тоже сыграл, а в бегстве был бесподобен.
Потом танцовщицы показывали отрывки из современных балетных сцен. Хотя их ставил Кришнан, честно сказать, это было не так уж интересно. Южный катхакали или северный катхак, переложенные на сюжеты второй половины XX века, видимо, теряли свою прелесть. То же происходит зачастую и с нашим балетом, где строители или колхозники танцуют в пачках…
Когда мы уходили от Кутти Кришнана, на улице было совсем темно. Я присел на корточки. Недавно здесь работал уличный художник. Мелом рисовал на асфальте слонов, тигров и танцовщиц. Сейчас рисунки уже частично стерлись…
Мы снова поехали на гору, откуда открывается вид на Марин-Драйв и бухту. Я попытался представить себе этот город, сверкающий огнями. Драматургия требовала, чтобы в тот момент, когда, спустя несколько дней, наш самолет поднялся над Бомбеем, самый большой город Индии вспыхнул грандиозным электрическим фейерверком. Было бы очень приятно так написать, но совесть не позволяет. Сказать по правде, мы улетали днем, и я так и не увидел Бомбей во всем его блеске.
Дом на Лабурнум-Роуд
Грустное место — мемориальный дом или квартира. Дом или квартира, в которых жили великие люди. Иногда эти люди знали, что они великие, иногда не догадывались, просто жили, страдали, любили и, конечно, работали.
Мемориальная квартира. Вход иногда бесплатный, как в Ленинграде на Мойке в пушкинскую квартиру, иногда нужно заплатить какую-то мелочь. Потому что требуются деньги на содержание дома и на его ремонт. Хотя в квартире никто не живет, надо поддерживать в ней порядок, делать всякую мелкую работу, следить, чтобы вещи лежали на привычных местах.
В Ленинграде на Мойке, дом двенадцать, я всегда старался отойти в сторонку и не слушать объяснений экскурсоводов:
— Вот по этой лестнице внесли в квартиру смертельно раненного Пушкина…
Слова вызывали боль. В квартире, где умер Пушкин, кажется, будто умер он только что, и точно знаешь: его смерть — великая несправедливость. Недавно в «Журналисте» была статья, в которой доказывалось, что Пушкина лечили хорошо, что после дуэли его нельзя было спасти. Но мы упрямо верим — можно! Ведь мы любим Пушкина…
Умом понимаешь — Пушкин уже не мог жить сегодня. Но, когда находишься в ЕГО квартире, сердцем веришь — нет, мог! Конечно же, мог! Мог бродить по этим комнатам, перебирать книги, подходить к окну, смотреть на Мойку и на мокрый снег…
Я почему-то все время вспоминал пушкинскую квартиру, когда в Бомбее ходил по дому, где жил Ганди. Кем был этот человек для Индии, по-настоящему понимаешь, только поездив по стране. И дело тут не в многочисленных памятниках и мемориальных досках и даже не в фотографиях, украшенных цветочными гирляндами, которые я видел чуть ли не в каждом доме. Дело в том, как произносят его имя. Так произносят имя особенно дорогого и близкого человека.
С Ганди связана история освобождения страны.
Неру писал о нем: «Он был подобен струе свежего воздуха, заставившей нас расправить плечи и глубоко вздохнуть; подобно лучу света, он прорезал мрак, и пелена спала с наших глаз; подобно вихрю, он все всколыхнул, и в первую очередь человеческое мышление. Ганди не спустился сверху; казалось, он вышел из миллионных масс индийцев, он говорил их языком и уделял им и их ужасающему положению все внимание… .»
