Анна Чайковская - Триумф красной герани. Книга о Будапеште
И еще (это позиция венгерского историка, видящего ситуацию изнутри, и уже потому важная для понимания Венгрии): «Венгерское национальное самосознание было скроено по образцу, вполне соответствовавшему мироощущению граждан среднего по размерам государства с 20–30-миллионым населением, в котором мадьярский приоритет базировался не только на вульгарных принципах статистического большинства и расовой принадлежности, но и на исторических и политических достижениях нации. Такое самосознание испытало ужас ментальной клаустрофобии, когда его заставили втиснуться в узкие пределы маленькой страны, населенной всего 8 млн. граждан. Нацию охватили чувство ярости и жажда мести, спрессованные в лозунг: «Нет, нет, никогда!» И поскольку послевоенное мироустройство на континенте было явным образом далеко от совершенства, ни одна политическая сила, рассчитывавшая на успех в Венгрии в межвоенный период, не имела возможности появиться на общественной сцене, если в ее программе не содержалось требований по пересмотру условий мирных договоров. Этого требовали и консерваторы из старой политической элиты, господствовавшие в Венгрии в течение всего периода консолидации 1920-х годов, и крайне правые силы, чередовавшиеся у власти с консерваторами на протяжении 1930-х годов и во время Второй мировой войны. По вполне понятным причинам Венгрия вновь вступила в войну в союзе с Германией и вновь потерпела сокрушительное поражение»[80].
Австрия без Габсбургов, Венгрия без Австрии«Когда исчезла монархия, нужно было восстанавливать связи, а прежде всего задаться вопросом, кто они, люди, которые собираются их восстанавливать. Что такое Австрия без Габсбургов и может ли она, такая крохотная, вообще оставаться Австрией? Неопределенность эта вместе с тем означала свободу. Венгрия же ощущала только увечность, исчезли две трети страны, и никто, включая моего отца, не думал о том, что четыреста лет спустя она опять стала независимой, об этом они забывали».
Петер Эстерхази. Harmonia cælestis.Эйфелев вокзал и национальная яма
Для Будапешта как города потрясение Трианона имело самые наглядные последствия. Прежде всего, не может не броситься в глаза, что, судя по состоянию городской застройки, после 1920 года серьезное строительство в столице остановилось. У страны опустились руки. Если что-то и возводилось, то не более чем жилые дома или небольшие церкви на окраинах; между последним мостом прекрасной эпохи, мостом Елизаветы 1903 года, и следующим, мостом Петефи 1937 года (тогда он назывался именем регента Миклоша Хорти) – три десятилетия. И – ничего сопоставимого со зданиями Парламента, Оперы, Базилики… Главные же архитектурные проекты ХХ века раз за разом превращаются в истории несостоявшихся затей, как задуманный было тридцатиэтажный монстр на площади Ференца Деака (нынешнее самое высокое здание площади, Anker-ház, не доходило бы этому «зиккурату» и до половины высоты).
Вот две такие истории.
…Когда градоначальники Пешта в 1870-х годах выбирали компанию, которой можно будет доверить строительство первого большого железнодорожного вокзала, они не промахнулись. Строить вокзал был приглашен Гюстав Эйфель, за которым на тот момент числились два небольших вокзальных здания во Франции, католическая церковь и синагога в Париже и два газовых завода в Южной Америке. И никакой башни!
Заказ на самое знаменитое сооружение Эйфеля еще ждал его в будущем, через десять лет. А пока сорокалетний инженер, выпускник Центральной школы искусств и мануфактур в Париже, предлагал городу проект вокзала-красавца, по сложности общего силуэта и обилию декоративных деталей сопоставимого со зданиями Оперы, Парламента и кафедрального собора. Впрочем, ни Парламент, ни Опера на тот момент еще построены не были, а базилика пребывала в лесах. Так что это не вокзал подстраивался под стиль городской архитектуры, а напротив – здание вокзала задало тон для прочих общественных зданий, ввело моду на восьмигранные высокие купола, барочные чердачные оконца, ажурные чугунные аркады и прочие замечательные декоративности.
Так строили вокзалы только в те времена… Вокзалы XIX века – это новые центры притяжения для больших и малых городов, вполне выдерживающие соперничество с центрами старыми – храмами и театрами. Места притягательные, соблазнительные. Помните: «Запрещается ученицам младших и особенно старших классов появляться на вокзале в дневное или вечернее время, но особенно в часы, когда проходит дизель-электропоезд Бухарест-Синая…»[81]?
Вокзалы выглядели, казались и действительно были средоточиями соблазна, местами романтики. Будапештские молодожены завели обычай проводить первую брачную ночь в поезде, идущем на Вену с Южного вокзала. На Восточный вокзал Будапешта приходил знаменитый «Восточный экспресс», курсировавший между Парижем и Стамбулом с 1883 года. А на Западный вокзал обычно приезжала императорская пара – Франц Иосиф и Елизавета. На этот же Западный вокзал 27 декабря 1916 года приехал с супругой и наследником на собственную коронацию и новый император Австро-Венгрии, Карл. Как оказалось, последний император, на последнюю коронацию.
В 1930-х годах, после развала Австро-Венгрии и катастрофы Трианона, возникла идея реконструкции Западного вокзала. Причем не внутренней территории (Эйфель строил с размахом, в пространстве вокзала тесно не стало и через полвека), а фасада, декорации, того архитектурного «костюма», который отвечает не за утилитарную функцию железнодорожной станции, а за художественный ансамбль города, за его характер, стиль и образ. Намеревались заменить «французские» крутобокие крыши флигелей, те, что с башенками и окошками-брошками, на вертикально поставленные прямые параллелепипеды. Само собой, убрать корону. Поставить вместо арок на фасаде аскетичную стоечно-балочную конструкцию. Возвести позади еще один гигантский вертикальный параллелепипед – для административного аппарата, надо полагать.
Коротко говоря, планировали смахнуть с конструктивной основы все то, что придумано было для ее украшения и очеловечивания, срезать твердой рукой все ленточки-бантики и выпустить в свет практически голышом. Часы на фасаде, и те казались лишними: их не видно на проекте реконструкции. Из украшений – только государственные флаги. И это тоже симптоматично: какие брачные ночи, какие Восточные экспрессы? Вокзал отныне дело государственное, а не частное, как и поездки граждан. Как и сама их, граждан, жизнь…
Перестройка не состоялась. Вокзал сейчас именно такой, каким был до Первой мировой войны – со стенами из красного и желтого кирпича, с чешуйчатой металлической кровлей, с башенками, фигурными карнизами, арочными окнами самых разнообразных очертаний, с часами посередине стеклянного фасада, с чугунными листьями аканта на капителях колонн и короной на коньке крыши.
