Иван Курчавов - Цветы и железо
— Постращали?
— Не пришлось. Вхожу к нему в комнату, а он уже закрывает свою шкатулку. «Отцовские документы смотрел, — пояснил мне городской голова, — все годы от большевиков прятал. Дела у отца были в идеальном порядке, господин Калачников. Не будь революции, я был бы сейчас состоятельнейшим человеком!»
— Как же вы догадались, что там ценности? — спросил Поленов.
— «Документы» зазвенели, когда он понес шкатулку в спальню. Тут вспомнил я полицая, который когда-то меня охранял, отнял у него Муркин золотые часы. «А при расстрелах во рву, — говорит, — городской голова набил карманы золотом». Заметил я, что Муркин направился в правый угол спальни. Вот и сходил к коменданту.
— А список он успел составить?
— Не знаю. Из-за этого и беспокоюсь. Многого он не сделал, но что-то, возможно, и успел.
— Вряд ли ему теперь поверит Хельман, — усомнился Никита Иванович.
— Было бы очень хорошо!.. Не слышал, кто Эггерта и Шарлотту пристукнул? Партизаны или подпольщики?
— Нет, не партизаны и не подпольщики. Тогда, во всяком случае, не были партизанами. А дело сделали — пришли к Огневу… Наши, шелонские…
— Хорошие, знать, люди, — сказал Калачников, одобрительно покачивая головой.
— Это правда, Петр Петрович. Плохой человек на такое и один раз в жизни не отважится.
Поленов встал и заходил по комнате тихими, размеренными шагами. Остановился у часов, что тикали на стенке, погладил рукой корешки книг, подержал в руках пустую вазу из-под цветов. Потом сел между Сашком и Петром Петровичем.
— Тянет, Петр Петрович, в Шелонск, — заговорил он мечтательно. — И другие города видел, получше они, а нашенский-то ближе сердцу. И речка милее других, и вода в ней теплее, и воздух в городе ароматнее.
Он не договорил. За окном мелькнула быстрая тень. Сашок, смотревший в ту сторону, предупредил:
— Хромой немец спешит…
— Пусть идет, — спокойно ответил Поленов.
2Петр Петрович открыл дверь и пропустил впереди себя Отто. Солдат поздоровался и сел на стул, придвинутый Калачниковым.
— Хотите, Отто? — предложил Петр Петрович, показывая на бутылку с самогоном.
— Пожалуй, выпью немного, — ответил немец.
Калачников перевел эти слова.
— Русская порция немного, стакан, — пояснил Поленов.
Отто взглянул на Калачникова, тот перевел слова Никиты Ивановича; переводчиком он был уже до конца беседы.
— Я слышал, что русские мужики мастера выпить, — сказал Отто.
— А где они не мастера? — удивленным голосом спросил Поленов.
— Это верно.
Отто взял стакан, отпил пару глотков, закусил огурцом. Он с любопытством смотрел на Поленова, Сашка, Петра Петровича.
— Человек — непонятное существо, — наконец произнес Отто. — Совсем недавно господин Муркин был важной персоной в Шелонске, а сейчас я сопровождал его в тюремный вагон. Его будут судить.
— Судить? За что же? — стараясь казаться озадаченным, спросил Калачников. — А мы живем затворниками и ничего не знаем, что происходит в городе!
— Да, судить. Несколько лет тюремного заключения ему обеспечено, — продолжал Отто. — Немцы назначили его на высокий пост, а он ответил черной неблагодарностью, воровал ценные вещи, которые должны принадлежать рейху. У нас за такие дела наказывают строго! — Отто глотнул еще самогону. — Начальник полиции едва усидел в своем кресле. Воровал на пару с городским головой. Фюрера полиции спасло то, что он вернул все ценности. Комендант наказал его, но пока в должности оставил.
— Ну и дела! — проговорил Петр Петрович. — Какие вы принесли новости, Отто!
— Да, такими новостями и Огнев будет доволен! — сказал Поленов, незаметно для немца улыбнувшись Калачникову.
— Огнев, Огнев!.. — глухо произнес Петр Петрович. — И когда его только словят?
— Никогда! Огнев, вероятно, очень смелый человек? — спросил Отто. — Он должен напоминать богатыря.
— Какое там! — Поленов пренебрежительно махнул рукой. — Которые его видели, говорят, что он самый обыкновенный. Даже и с виду невзрачный. Хлипкий такой!.. Судя по рассказам, до богатыря ему далеко.
— У каждого русского загадочная душа, — задумчиво проговорил Отто.
Он допил последние глотки самогона и медленно поднялся. Чувствовалось, что он опьянел. Его немного покачивало. Застегнув шинель, Отто пояснил, подавая Калачникову руку:
— У меня не было особой цели для визита.
— Спасибо, что зашли! — поблагодарил Калачников.
— Если не возражаете, я пойду с вами, — сказал солдату Поленов. — Партизаны везде шныряют. С вами безопаснее.
— Со мной вас быстрее прикончат! — ответил Отто. — Как лейтенанта Эггерта и невесту коменданта. Но если хотите, идемте!
Поленов надел вытершуюся шубу, подпоясался замасленным кушаком. Долго держал руку Петра Петровича, словно хотел досказать прерванную мысль.
— Все правильно, все хорошо! — волнуясь, заговорил он. — Скоро взойдут цветы, и тогда для всех будет праздник. И сады будут, и цветам цвести! А ты, сынок, — обратился он к Сашку, — верный путь избрал в жизни. Отцовское мое благословение и помощь!
Последние слова Поленов произнес тихо, но многозначительно.
— Танюшке привет! — так же тихо проговорил Сашок.
— Спасибо. Скоро встретитесь.
— Вы давно его знаете? — спросил Сашок у Петра Петровича, когда Поленов и немец вышли из комнаты.
— Никиту Ивановича?
— Да.
— Давно. Верный человек.
— Я сразу об этом подумал. — Глаза у Сашка задорно блеснули. — Петр Петрович, вот будет здорово, правда, если подорвем кинотеатр с эсэсовцами, а? Пятьсот или шестьсот человек! Гитлер со злости лопнуть может!
— Лопнуть он не лопнет, он миллионы на верную смерть гонит, но и для него приятного будет мало. Погубить всех офицеров эсэсовской дивизии! И где — в нашем Шелонске! Только бы удача была, Сашок. Хорошенько все продумай: и дело, и как самому не попасться в когти Мизелю!
— Не попадусь я, Петр Петрович. Эх, большое вам спасибо за все, за все!
Сашок порывисто обнял Калачникова. Он отпрянул от Петра Петровича, когда услышал шаги за дверью. Это вернулся солдат Отто. Он не стал разговаривать при Щеголеве и незаметно подмигнул Петру Петровичу, чтобы тот прошел с ним в соседнюю комнату.
— Не пошел я с этим рыжим, — сказал он, прикрывая дверь. — Вы опасайтесь его: он скверный человек!
— Почему вы так думаете, Отто?
— На днях его под охраной привели к майору Мизелю. Полдня он там пробыл. Я в это время дежурил. В окно видел, как его Мизель коньяком угощал. Мизель зря угощать не станет!
