Иван Курчавов - Цветы и железо
— Не пошел я с этим рыжим, — сказал он, прикрывая дверь. — Вы опасайтесь его: он скверный человек!
— Почему вы так думаете, Отто?
— На днях его под охраной привели к майору Мизелю. Полдня он там пробыл. Я в это время дежурил. В окно видел, как его Мизель коньяком угощал. Мизель зря угощать не станет!
— Тогда почему же его привели под охраной?
— Для отвода глаз. Вчера ему Мизель при мне тысячу марок вручил. Награда за то, что он донес о партизанах в его доме.
— Все может быть, Отто. Людям теперь доверять нельзя.
— И парню особо не доверяйте: он встречается с комендантом.
— Спасибо, Отто.
— Не стоит меня благодарить. Я очень мало сделал. На днях я хочу порадовать вас подарком, вот тогда и благодарите.
— Заранее признателен, дорогой Отто!
— Вам, видимо, кажутся странными все мои разговоры!? — Отто улыбнулся. — Ничему не удивляйтесь, профессор!.. В прошлом году нас вдвоем посадили в конюшню и позволили бежать!.. О, я понял еще тогда, что вы за человек!
После ухода Отто Петр Петрович все еще оставался в комнате. «Почему Алексея привели под охраной, а потом угощали коньяком? — Он долго думал и вдруг радостно улыбнулся: — Да он же кулак, враг Советской власти! Другие задержали, а Мизель отпустил. Мизель ему доверяет… Хорошо играешь, молодец, Лешка!»
Таким вот улыбающимся, веселым и довольным он вернулся к Сашку.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Медленно бредет Сашок по городу, взвалив на правое плечо тяжелый ящик с цементом; постоит, отдышится и снова продолжает путь. На мосту он снял ящик с плеча и поставил на металлические перила. Река вздулась и посинела, скоро затрещит лед и, поднятый вешними водами, стремительно понесется по течению.
Что принесет эта весна — радость или горе? «Правда Шелонска» в каждом номере каркает о том, что великая германская армия вот-вот начнет поход, перед которым не устоит измотанная и обессиленная в зимних боях Красная Армия. Конечно, много чепухи в этой газетенке, вся она — от названия до подписи редактора — сплошная чепуха. Но весной немцы не будут стоять на месте, это очевидно; они попытаются взять реванш за зимнее поражение; Гитлер и его генералы не смирятся с положением битых. Но и наши должны извлечь уроки: лето и осень прошлого года должны пойти на пользу.
«Побывать в Берлине в качестве победителя…» — хорошо тогда сказал Петр Петрович Калачников! Сашок смотрит на реку, на прохожих и сдержанно улыбается. Далеко до Берлина, но не дальше, чем от Берлина до Шелонска… Поход на Берлин может начаться в этом году, и в числе участников похода будет Сашок, Александр Иванович Щеголев, гвардии красноармеец Н-ского стрелкового полка. Далеко до такого похода… Впрочем, разве далеко? Сашок уже начал его, начал вот с этим ящиком на правом плече.
Пока успехи у него весьма скромны. Когда Сашок встречается с Таней, он даже не говорит, что делает, какое задание получил от коменданта Шелонска обер-лейтенанта Хельмана. «Зацементировать пол в будущей уборной». Она предназначается для тех десятков военнопленных, которые придут в Шелонск через неделю, чтобы в короткий срок приспособить здание промкомбината под кинотеатр. Хельман пока ничего не говорит ни о военнопленных, ни о кино, он лишь торопит с уборной. Но Сашок знает, что именно в здании промкомбината будет кинотеатр: оно обширное, человек на шестьсот, лучше всех сохранилось, реконструировать и оборудовать его не так сложно — есть стены, потолок, окна и крыша; доделать легче, чем начать заново. У здания уже несколько раз появлялся немецкий инженер с солдатами: ходил, отмерял рулеткой, что-то подсчитывал. Видимо, Хельман ждет, когда утвердят проекты.
Только бы не ошибиться! Не изменил, бы Хельман свое решение! Вдруг захочет приспособить под кинотеатр не промкомбинат, а другое помещение? Тогда пропадет вся работа…
Сашок взвалил ящик на плечо и зашагал дальше. Свежий ветер со свистом пронесся вдоль речки, подхватил горсть сухого цемента, швырнул в ухо и в волосы паренька, забил нос и заставил чихать, да так долго, что Сашок должен был снять ящик с плеча и поставить его на землю. Отчихавшись, он вытер рукавом шинеленки глаза, нос и взялся за свою ношу.
Работал Сашок старательно и аккуратно. В скором времени он может стать старшим над военнопленными. Нельзя попасть в немилость к Хельману или Мизелю. Человек проверяется на мелочах. Но к Сашку нельзя придраться.
И сегодня, отсыпав половину цемента, Сашок, растворил его в небольшом ящике и принялся замазывать пол и потрескавшиеся стены. Он не торопился: помажет, пригладит, посмотрит вблизи и со стороны.
Перед концом работы позади Сашка появился обер-лейтенант Хельман и молча наблюдал за его работой. Всем увиденным здесь он остался доволен. «Что ни говори, этот русский — добросовестный работник, из него будет требовательный старший, спуску военнопленным он не даст. А это хорошо: от русских будет требовать русский; на них он будет кричать и их будет наказывать. Не немец, а русский! Многого недодумали перед походом на Восток. Убивать и наказывать русских руками русских, украинцев, литовцев, эстонцев. А эстонцев — руками русских и латышей; латышей — руками эстонцев и белорусов; литовцев — руками поляков и украинцев. Можно было заварить такую кашу!.. И главное — немцы были бы в стороне, злость не обрушивалась бы концентрированно на них одних. Не продумали, понадеялись на «блицкриг», а теперь немцы пожинают всеобщую ненависть!..»
Заложив цементом очередную дыру в полу и притерев его лопаткой, Сашок оглянулся, увидел Хельмана, вытянулся перед ним.
— Здравия желаю, господин обер-лейтенант! — отчеканил он.
Хельман не ответил. Он смотрел на раствор в ящике, на пустующее здание промкомбината, из которого несло плесенью, и хмурился.
— Работа кончай быстро. Пять дней. Еще нет грязи. — Он поправился: — Пока нет воды и грязи!
— Пять дней, капут работе, господин обер-лейтенант!
Хельман поднял длинную щепку и ткнул в ящик с сухим цементом, поворошил его. Он не смотрел на Сашка. А Сашок побледнел, руки у него задрожали. Но Хельман этого не видел.
— Цемент качество хорошее? — спросил он, все еще ворочая щепкой сизоватую массу.
— Гут, зер гут! — доложил Сашок. — Схватывает быстро и прочно, господин обер-лейтенант.
Сашок подбежал к стенке, которую он вчера замазал, и ударил несколько раз сапогом: цемент держался прочно.
— Гут! — сказал Хельман.
После ухода Хельмана Сашок вытер рукавом шинели выступивший на лбу пот, поднял ящик с цементом и понес его в подвал через поломанную дверцу. Торопливо и проворно, просунув руку в ящик, вынимал он из цементной муки кирпичик за кирпичиком. Эти кирпичики исчезали в отверстии столба, подпирающего балки пола. Когда все кирпичики были уложены, Сашок вставил туда электродетонатор с двумя проводками, заложил отверстия кирпичом, замазал цементом, потер цемент землей, проводки загнул так, чтобы они не были видны. «В этом столбе десять шашек, десять килограммов тола. Семь столбов в порядке. Еще в три заложу. Хватит», — прикидывал он.
