Анри Кулонж - Шесть серых гусей
— Осведомители редко бывают образцами добродетели, — заметил Пол. — Но мне кажется, Ларри считает, что ваш сосед не так уж и плох.
— И он прав… Амброджио Сальваро не был преступником, но война и знакомые фашисты втянули его в подозрительные истории и темные дела. К тому же он даже не смог на этом заработать! Вся трагедия в том, что незадолго до начала войны жена его погибла в автомобильной катастрофе, произошедшей по его вине, и он так и не смог от этого оправиться. Он стал медленно деградировать и кончил тем, что очутился почти на самом дне. Раньше он был адвокатом, но адвокатом без практики, потому что в этом городе больше юристов, чем платежеспособных клиентов. Он был моим жильцом, но ни разу не заплатил мне за квартиру. А он лучше других должен был бы знать, что такое договор найма!
— Два исчезновения за несколько часов — это слишком! — заметила Сабина. — Вы не встревожились, когда его дочь сообщила вам об этом?
— Это было в его привычках, — ответил дон Этторе. — Сколько раз мы с Джанни утешали плачущую Домитиллу, когда ее отец по два дня не появлялся дома, а она умирала с голоду! Я надеюсь, эти два исчезновения никак между собой не связаны…
— Мне придется поехать в Баньоли и допросить девушку, — сказал Пол. — Но, в отличие от вас, я почти уверен, что эти дела между собой связаны…
— Во всяком случае, я ни разу не видел, чтобы английский офицер переступал порог этого дома, капитан. Правда, Джанни?
— Я был у матери в Салерно, ваше сиятельство, и не мог проследить, как обычно.
— Да, верно, — согласился Креспи.
— Может, там, наверху, мы найдем что-нибудь способное помочь нам… — сказал Пол.
— Я охотно поднимусь туда вместе с вами, но не раньше, чем мы встанем из-за стола! Наконец-то я буду обедать не в одиночестве. — Он повернулся к старому дворецкому: — Поставьте еще два прибора, Джанни.
— Но, ваше сиятельство… — пролепетал тот.
Тем не менее он выполнил приказание и вернулся с подносом, полным тарелок и бокалов, которые и расставил на столе. Креспи смотрел за этим с удовлетворением и какой-то ностальгией, словно впервые за долгое время видел искусно накрытый стол. Затем он с неожиданной легкостью встал и предложил Сабине стул справа от себя. Пол сел напротив хозяина.
— Я вижу, вы француженка, — обратился он к молодой женщине на французском, указывая на нашивки на ее кителе.
— Я офицер связи при штабе генерала Жюэна, — пояснила она.
— Связи — хорошее слово, — откликнулся дон Этторе игриво.
Сабина почувствовала, что краснеет, и с удовлетворением отметила, что Пол, судя по всему, ничего не понял. Он немного удивленно смотрел на нее, словно впервые видел. В мягком пламени свечей ее лицо сияло, и она казалась еще более цветущей, чем в фойе театра. Креспи вновь наклонился к молодой женщине.
— Я считаю, что Жюэн — это тот человек, что здесь нужен, — продолжал он по-французски. — Будучи итальянцем и франкофилом, я никогда не прощу своей стране ту низость, которую она совершила в сороковом году, и боюсь, что она слишком дорого за нее заплатит. Как только союзники уйдут из Италии, на нее обрушатся все семь казней египетских, но я надеюсь, что не доживу до этого.
— Что он говорит? — спросил Пол у Сабины. — Я чувствую себя лишним.
— Историк искусства, даже ставший таковым по воле случая, должен был бы понимать по-французски, — ответила она вполголоса.
— Я говорил, что сразу после войны на нас обрушатся всевозможные несчастья, — повторил дон Этторе по-английски. — Тольятти придет к власти, начнется извержение Везувия, а туринский «Ювентус» выиграет чемпионат страны. И еще многое другое.
Пол задумчиво кивнул и посмотрел на дверь. Через несколько минут появился дворецкий, торжественно внесший серебряную супницу, которую позолотило отражавшееся в ней пламя множества свечей. Креспи смотрел, как приближается слуга, словно наслаждаясь моментом.
— Совсем как раньше, — прошептал он. Джанни подошел к нему, пытаясь что-то сказать.
— Друг мой, не забывайте об этикете, сначала обслужите signora francese75.
Джанни с непроницаемым выражением лица исполнил приказ и наклонился к Сабине. Заглянув в супницу, она не поверила своим глазам.
— Но… она пустая!.. — воскликнула она.
— Я знаю, — вздохнул дон Этторе покорно.
Постаравшись скрыть разочарование и не понимая, как ей теперь себя вести, она посмотрела на Пола.
— Должна ли я сделать вид, что наливаю себе суп? — спросила она по-английски.
— Скажите, что он слишком горячий, — насмешливо шепнул Пол.
— Мне очень жаль, — сказал дон Этторе, на лице которого, впрочем, не видно было никакого сожаления. — Вот уже несколько дней Джанни не может ничего найти в магазинах — ничего, даже тощих кошек, которых он долго выдавал мне за кроликов. Если бы я знал, что вечером у меня будут гости, может быть, я разрешил бы ему воспользоваться черным рынком. А вообще-то мы с Джанни предпочитаем хранить добродетель.
Сабина смотрела на него, широко раскрыв глаза.
— Не мне упрекать вас за это, синьор Креспи… — сказала она. — Я прекрасно понимаю. Но зачем все эти церемонии! Сервиз, скатерть, серебро… и фрак…
Он словно очнулся от сна.
— Не знаю, известно ли вам, что сегодня вечером вновь открылся театр «Сан-Карло».
— Конечно, известно! — воскликнул Пол. — Мы были там.
Лицо дона Этторе исказила гримаса страдания.
— А меня там не было. Как, впрочем, и других неаполитанцев, я полагаю? А между тем у меня туда абонемент со дня его открытия! Если мне не изменяет память, мы с супругой познакомились в театре, когда там давали «Лоэнгрина». Тогда все было спокойно, король находился там, где и должен был находиться: в королевской ложе, а не в изгнании, как сейчас, и мы, неаполитанцы, могли ходить в свой собственный театр.
Наш друг Аугусто Лагана, директор театра, решил начинать каждый сезон постановкой одной из опер Вагнера, и эта традиция продолжалась до начала следующей войны. Сегодня мне захотелось отпраздновать открытие оперы, и я оделся, как мы тогда одевались на премьеры… Мы иногда достаем старые платья и все эти остатки былой роскоши и играем в прошлое.
«Я знаю», — захотелось сказать Полу, но он промолчал.
— По такому случаю Джанни даже начистил до блеска серебряные галуны на своей ливрее.
— Мне кажется, его сиятельство встретил мадам не тогда, когда давали «Лоэнгрина», а когда исполнялась «Франческа да Римини»76. Та дама, что господин встретил на «Лоэнгрине»… Я не хочу напоминать господину ее имя.
— Вполне возможно, — произнес Креспи мечтательно. — Может, ты и прав, Джанни… Как там поется в «Риголетто»77: «Сердце красавицы склонно к измене…»
