Теодор Константин - В полночь упадет звезда
Но в эту секунду зазвонил телефон.
Раздраженный неожиданной помехой, капитан Георгиу поднял трубку, но после первых же слов вскочил со стула:
— Ты уверен?… Невероятно! Немедленно отправьте его сюда для опознания… Нет… Подождите! Я пошлю вам машину. Кто командовал группой?… Сержант краткосрочной службы Пыркылабу? Я буду просить господина генерала о представлении его к награде. Да!.. Да!.. Имею честь, господин полковник!
Он повесил трубку, потом серьезно взглянул на шифровальщиков:
— Я понимаю ваше душевное состояние. Но поверьте мне, у вас нет причин для беспокойства. Знайте же, что Барбу, которого вы оплакиваете, — предатель. Некоторое время тому назад он был убит при попытке перейти на сторону противника. Можете идти!
Эта новость распространилась молниеносно. На следующий день весь штаб только об этом и говорил.
Генерал с первой минуты проявил к нему участие и доброжелательность. Пригласив его сесть, он обратился к нему самым дружеским тоном:
— Ну что, господин Уля, вы пришли проститься со мной? Я думаю, что теперь, когда вы уезжаете, нет нужды в тех мерах предосторожности, которые принимались, когда вы должны были пожаловать к нам. Впрочем, если вы считаете, что это всё же необходимо, мы легко можем найти предлог для вашего отъезда. Можем, например, дать вам отпуск на десять дней. Когда вы думаете покинуть нас?
— Господин генерал, я пришел не прощаться, так как не собираюсь еще уезжать…
Генерал ничем не выдал своего удивления, хотя и не ожидал такого ответа.
— Пожалуйста, можете оставаться! Мне лично доставляет удовольствие сознание, что вы находитесь среди нас. Впрочем, вам не следует огорчаться. Каждому случается иногда ошибаться. Вы думаете, этого не случалось со мной? Я рад, что всё кончилось именно так. Откровенно говоря, вся эта история начала действовать мне на нервы.
— Я благодарен вам, господин генерал, за ваше доброе отношение ко мне. Я бы хотел, чтобы вы забыли, при каких обстоятельствах я прибыл сюда, и считали меня отныне тем, за кого меня принимают здесь все: простым шифровальщиком. Я надеюсь, что капитан Смеу не будет этому противиться, потому что, насколько я понимаю, как шифровальщик я никогда не давал ему повода быть недовольным мною. Кроме того, с моим отъездом, в шифровальном отделе осталось бы только три человека, а этого слишком мало. Конечно, вы можете их доукомплектовать людьми из других частей. Но их трудно обучить за один-два дня. Так что, по крайней мере до тех пор, пока группа шифровальщиков не будет укомплектована обученными людьми, я хотел бы остаться на своем месте. Разумеется, я не требую никаких привилегий и буду подчиняться всем приказам и требованиям устава наравне с моими товарищами.
— Я уже сказал, что ничего не имею против того, чтобы вы остались. Я только спрашиваю себя, как вы можете здесь задержаться? У вас есть, конечно, свое начальство, которому вы подчинены. Поскольку вы закончили работу по выполнению задания, ради которого посланы были сюда, вам, вероятно, следует явиться для отчета?… Или вы полагаете, что вам разрешат оставаться здесь и дальше?
— Безусловно. Я должен буду доложить обо всем в личном рапорте. Поэтому я хочу обратиться к вам еще с одной просьбой: отпустить меня только на три дня. Этого срока будет достаточно, чтобы я мог добраться до штаба армии и представить свое донесение. Пользуясь случаем, я прошу вас утвердить меня в качестве шифровальщика.
Генерал некоторое время в недоумении смотрел на Улю, хотел было что-то спросить, но передумал. Вопрос, который он задал потом, не имел никакого отношения к тому, что он действительно хотел узнать:
— Когда же вы хотите ехать?
— Завтра утром. В четверг, к началу занятий, я вернусь обратно.
— Насколько я понял, вы уверены в том, что ваша просьба будет удовлетворена! — заметил генерал, который не поверил ни одному слову из того, что сказал ему Уля.
— Я не совсем в этом уверен, но мне хочется думать, что на этот раз мне разрешат то, в чем до сих пор отказывали.
— Ну что же, раз вы так хотите остаться среди нас, — желаю вам удачи.
— Благодарю вас, господин генерал!
После ухода Ули генерал сказал себе, задумчиво глядя в окно: «Почему он остается, не знаю. Во всяком случае не потому, что его увлекает шифровальное дело. Но, невзирая на истинную причину, в одном я совершенно уверен: с той минуты, как я узнал, что он остается, я почувствовал себя спокойней и уверенней».
ПИСЬМО, КОТОРОЕ МЕНЯЕТ ВСЮ ОБСТАНОВКУ
Фронт снова продвинулся.
Гитлеровские части и остатки хортистов были отброшены далеко назад. На направлении главного удара действовали части дивизии «Молдова», которые при поддержке других соединений армии прорвали сильно укрепленную оборону противника, проходившую по холмистой местности.
За героизм и решительные умелые действия, благодаря которым в первые же часы наступления удалось продвинуться далеко вперед, развивая первоначальный успех, дивизия «Молдова» была отмечена приказом командования 2-го Украинского фронта.
Особенно отличились два батальона полка «Путна». Бойцы этих батальонов яростной атакой обратили в бегство противника, намного превосходившего их числом, а потом стремительным броском отрезали и окружили два полка венгерских фашистов, которые сдались вместе со своими штабами.
Громкой славой покрыли себя и артиллеристы дивизионной артиллерии, поддержавшие метким прицельным огнем наступление пехоты и не раз прикрывавшие ее огневым заслоном от отчаянных контратак противника.
Возвратившись из отпуска, Уля Михай нашел штаб дивизии в городке, который серьезно пострадал от артиллерийского обстрела.
Городок был забит войсками: пехотой, артиллерией, кавалерией, саперами и связистами. Пушки и зарядные ящики, грузовики и подводы, кавалерийские эскадроны и колонны пехотинцев — всё это находилось в непрерывном движении, направляясь в сторону фронта или возвращаясь оттуда и так запрудив улицы, что пройти по ним можно было лишь с большим трудом. Все жилые дома были заняты войсками, и солдаты тех частей, что прибывали позже, не могли отыскать себе местечка для отдыха.
Командный пункт дивизии расположился в одноэтажном здании школы. Здесь теснились все службы и отделы штаба.
Шифровальщики встретили Улю Михая радостными возгласами:
— Ну, брат, хорошо, что ты вернулся! Без тебя нам тут досталось не на шутку. Вот уже три ночи, как не удается поспать больше одного-двух часов, да и то на ходу.
Впрочем, они могли бы и не рассказывать ему об этом: все было написано на их лицах — небритых, бледных, с глубоко запавшими глазами, красными от усталости и бессонных ночей.
