Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара

Где они шли и сколько, они не имели понятия. Но наконец индеец вывел их на асфальтированную дорогу. Налево вдалеке просматривалась освещенная площадь.

– Там музей, – указал туда индеец. – А там город Паленке. Вам туда. Мы пришли. Удачи! – И он махнул рукой на уходившую вниз дорогу направо. – Отсюда доберетесь?

– Да, спасибо! Спасибо! Спасибо! – наперебой заговорили ребята.

– Кто вы? – осмелился спросить Беловежский.

– Вы Пакаль? – вдруг брякнула Марина.

– Я друг. Пусть будет Пакаль, – улыбнулся индеец, поднял руку в прощальном приветствии и нырнул обратно в чащобу.

Комодович уже схватился за телефон:

– Камило! Это мы!

– ¡Ay, cabrón! ¡Órale! [64] Где вы?

– Слушаю. Что там у вас?

– Педро, мы нашли их в Паленке. Они что-то делали в Храме Солнца. Их теперь четверо.

– Ты думаешь, они?..

– Не знаю. Но мы подняли тревогу и заявили сотрудникам, что они нарушители. На всякий случай назвали их поляками. Чтобы не подумали, что мы их знаем.

– Хорошо. И что же? Не тяни.

– На выходе всех посетителей досмотрели свои люди из охраны. Сказали, что никто ничего не вынес. Но только…

– Что? Что только?

– Педро, среди посетителей наших русских не оказалось. Мы их опять потеряли.

– ¡Mierda! ¡Pendejos! [65]

Глава тридцать вторая

Баламку

– Вот это да! – воскликнула Томина, открыв почту, когда они вернулись в номер, оставив машину в сервисе неподалеку от отеля.

– Что такое?

– Гуров прислал координаты Николая Быстрова. А дальше письмо от самого археолога. Он просит с ним связаться как можно скорее.

– Надо звонить. Время у нас есть, пока машину делают. И в Европе, где бы ни был сейчас Быстров, подходящий час, по крайней мере, не ночь, – отреагировал Беловежский.

Быстров откликнулся мгновенно:

– Здравствуйте, Марина!

– Николай Андреевич! Добрый день!

– Максим Анатольевич рассказал мне о вашем намерении. Послушайте меня внимательно! – Археолог вздохнул, собрался с мыслями и продолжил очень эмоционально: – Христом Богом заклинаю вас, откажитесь от этой безумной затеи! Из-за этого артефакта я потерял друга. Игорь Ветров – мой одноклассник и друг с детства. Наши жизни тесно переплелись, и он во всех ситуациях проявлял себя как настоящий, надежный друг. Десять лет я живу с тяжелым бременем на сердце: я не был достаточно настойчив и не заставил его покинуть Мексику, когда угроза его жизни была совершенно очевидна.

Он замолчал, явно вновь переживая весь тот кошмар.

– Николай Андреевич, – взял слово Беловежский. – Простите, что потревожили вас. Но мы недавно узнали эту историю. А также до нас дошли сведения, что, возможно, ваш друг спрятал сосуд. Мы подумали, что вдруг у вас есть какая-нибудь информация, где это могло быть. Так получилось, что мы как раз едем по тому же маршруту… Если ваш друг спрятал сосуд на каком-то из городищ на пути… Если вы что-то знаете, у нас у всех появился бы шанс… – Он замялся, подбирая слова, и неожиданно сказал: – Ведь, по сути, ваш друг отказался уехать с вами во имя науки? Ведь так?

– Молодой человек, это действительно так, – с горечью начал Быстров, – но и в этом груз моей вины. Это из-за меня Игорь Ветров пожертвовал собой ради науки. И не в первый раз! Когда-то он не разделял моей преданности науке. Но потом не просто согласился со мной, но вложил в это немало средств. Однако тогда это были лишь деньги [66]. А теперь он отдал жизнь!

– Вот видите, – перебила его Марина. – Значит, это стало делом его жизни. И давайте попробуем все вместе разобраться в этой истории. Помогите нам, пожалуйста, Николай Андреевич!

– Но я ничего не знаю, – отнекивался археолог.

– Гарсия нам рассказал, что вы встретились с Ветровым в Тулуме, – продолжила Марина. – Скажите, не упоминал ли он случайно сосуд? Ведь он наверняка показал его вам как ученому, как археологу?

И Быстров попал в эту ловушку, расставленную ему девушкой:

– Нет, он сказал, что не может показать мне сосуд.

– Почему? – Беловежский решил не ослаблять напор.

Николай Андреевич Быстров осознал, что проговорился, вздохнул и произнес:

– Хорошо. Он действительно сказал, что сосуд спрятан. Этот факт он полагал гарантией своей безопасности.

– А почему Максим Анатольевич считает, что вы вообще ничего не знаете о судьбе сосуда? – спросила та.

Быстров помолчал и ответил:

– Марина, я не собирался разыскивать этот предмет. Он мне ненавистен, поймите правильно. Игоряшу он бы не вернул к жизни. Гурова я попросил расследовать именно убийство Ветрова. Где он спрятал сосуд, в той ситуации уже роли не играло. Поймите одно: убийцы, если они охотились за этим предметом, не знали, что он его спрятал.

– Но сеньор Буеналус якобы знал об этом, – вставил Саша.

– И это, по всей вероятности, доказывает, что именитый ученый, к счастью, не имеет к убийству никакого отношения.

– Точно. Просто мы сейчас подозреваем всех, с подачи Максима Анатольевича, даже вас, уж извините, – смущенно призналась Томина.

– И правильно делаете, – впервые за весь разговор улыбнулся Быстров.

– А почему ваш друг не рассказал вам, куда он его спрятал? – спросил Беловежский и лукаво добавил: – Или рассказал?

– Нет, – отрезал Быстров, не желая больше попадать в расставленные сети настырных молодых людей. – Я ничего о местонахождении сосуда не знаю. И еще раз призываю вас отказаться от этой идеи.

Археолог намекал на то, что разговор окончен. Но ребята боялись упустить что-то важное, и Марина спросила:

– Вы доверяете сеньору Гарсия?

– Да, абсолютно. Я знаю его много лет.

– Почему же Ветров не доверился ему? – в свою очередь подхватил Саша. – Или мог довериться?

– Нет, не думаю. Не доверился, очевидно, чтобы не осложнять жизнь ни ему, ни себе на всякий случай. Это я давно знаю Леонардо, Игорь же видел его впервые.

– Как вам кажется, можем ли мы доверять сеньору Гарсии? – Этот вопрос давно волновал Марину. – Он сам мне рассказал эту историю. И, по сути, только он может пролить свет, в какой момент поездки мог быть спрятан сосуд.

– Марина, – умоляюще проговорил археолог. – Уже десять лет я не знаю, кто и почему убил моего друга. Я в этом случае не доверяю никому, даже самому себе, как вы верно заметили, до тех пор, пока я не докопаюсь до истины.

– Вот мы и пытаемся докопаться до истины. Сосуд не всплыл ни в каких коллекциях, значит, может быть, чисто теоретически, хоть и почти нереально, но маленький шансик есть, что он все-таки еще покоится в том самом месте, куда Ветров его спрятал. Любая зацепка могла бы помочь понять, где именно то самое место. А мы как раз едем по этим городищам, – в отчаянии увещевал Беловежский.

Но Быстров его не захотел услышать:

– Еще раз умоляю вас не лезть в эту старую трагедию. Это опасно! К сожалению, мне пора! Надеюсь на ваше благоразумие и взываю к нему!

– До свидания! Спасибо вам в любом случае! – опустошенно произнес Саша.

А Марина заговорила с жесткими нотками в голосе:

– Я читала о вас, Николай Андреевич. И я знаю, что в свое время только ваша упорная вера в науку, ваша несокрушимая настойчивость, вопреки всем обстоятельствам, позволили вам совершить неоценимое открытие. Помогите же тем, кто близок вам по духу, кто с вами «одной крови»! Спасибо вам за разговор! Всего доброго!

Все молчали. Было заметно, что Маринины слова произвели на археолога сильное впечатление, что в нем идет какая-то внутренняя борьба. Через минуту он отрешенно проговорил:

– Да, вы правы. Удачи вам, молодые люди! – И отключился.