Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара

– Жаль, – вздохнул Александр. – Сама пирамида со святилищем – верх совершенства!

Восьмиступенчатая пирамида с целехоньким, явно отреставрированным, храмом на вершине выплывала из мрачной чащобы сельвы на залитую солнцем площадь. Святилище представляло собой растянувшееся по всей вершине пирамиды длинное здание с пятью проемами и украшенными барельефом пилястрами. Кровля напоминала парижские крыши. Кровельный гребешок был снесен бурей времени. Частоколом зазубрин торчали оставшиеся от него пеньки.

– Откуда название Храм Надписей? – Марина не скрывала своей любознательности.

– Там, в храме наверху, в XIX веке была найдена самая крупная панель с самым длинным из известных в культуре майя текстов, – охотно объяснила Анна.

Они подошли к Дворцу, занимавшему большую часть не только Главной площади, но и всего городища. Огромное четырехугольное сооружение неправильной формы и замысловатой архитектуры. На невысокой ступенчатой платформе по периметру трех сторон здания намечались крытые когда-то галереи. Однако только южная и западная части соотносились друг с другом под прямым углом. Восточная и северная его стороны вытягивались в остроконечном стремлении вперед. Вероятно, это имело какую-то астрономическую или сакральную функцию. Изначально кровля по всей длине галерей несла на себе ажурный гребень, а стены явно были выкрашены красной охрой, то там, то сям оставившей едва заметный след. Единичными кляксами просматривались также черный и голубой цвета. Все опоры, как внешние, так и внутренние, когда-то были покрыты динамичными многофигурными барельефами со множеством изощренных деталей. Некоторые из них частично сохранились.

Беловежский не переставал восхищаться, впитывая новое и воочию знакомясь с уже известным. И сейчас он завидовал Марине: она с ее буйным воображением и способностью к внутренним видениям могла представить себе этот древний город во всем его красочном великолепии времен майя.

Теперь они бродили по галереям Дворца. Внутреннее пространство этого сооружения содержало запутанную систему построек и двориков. Почти по центру его возвышалась четырехэтажная башня, которую привыкли называть обсерваторией.

– Это действительно дворец, резиденция правителя? Ну-ка, поведай нам всю правду, ходячая энциклопедия по Паленке! – обратился Саша к Ане Львовой, взяв ее за локоть, чтобы привлечь внимание к его вопросу.

– Это название взято у Стивенса и Казервуда. А они, в свою очередь, услышали его от местных индейцев, которые их сюда впервые привели, – заговорила Анна, обернувшись ко всем. – Вероятно, они были правы. Эта многофункциональная конструкция использовалась Пакалем и его преемниками и как государственный церемониальный центр, и как жилое помещение. Видно, что и патио тоже имели разные назначения: отлично служили для ритуалов, церемоний, представлений, а могли также быть местом военных шествий и даже казни.

– Дворец создан Пакалем? – прояснила Томина.

– Да. Это главное сооружение, созданное им для утверждения собственного могущества в самом сердце Лакамхи.

Перескакивая с одного каменного обломка на другой, то поднимаясь, то спускаясь по многочисленным маленьким лесенкам, то углубляясь в крытые проемы, то выныривая наружу, они проникли в самый центр Дворца рядом с башней.

– А вот и Сакнукнах! – радостно воскликнула Анна.

– «Здание Белой кожи»? – переспросил Беловежский. – То самое?

– Именно.

– Что это значит? – оживилась Марина.

– Это тронный зал. Здесь проводились коронации и аудиенции правителя. Стены окрашены в белый цвет, в отличие от других покоев, потому что символом власти являлась белая повязка из бумаги, которую вручали правителю в день восхождения на престол. Название этого зала известно из Панели Девяносто Шести иероглифов. Ее ведь нашли как раз здесь во дворце.

– У меня тут сплошное дежавю, – заметил Саша. – Одно дело читать книги и смотреть фотки, другое – видеть все своими глазами.

– И что там говорится, в Панели? – спросила Марина.

– Панель упоминает этот зал в связи с датой совершения ритуала огневхождения, – добавила Аня.

– Красиво, с помощью огня вселять в строение душу! – порадовался Антон.

– Сколько потрясающих ритуалов! – удивилась Марина.

– Вот бы где сосудик-то припрятать! – сказал вдруг Беловежский. – Столько удобных мест!

– Саш, здесь точно не может быть, – возразила Марина.

– Почему? – спросил Антон.

– В Паленке путь Ветрова только начинался. Он еще в тот момент и не осознал всей опасности.

– Понятно. Что ж, значит, здесь можем просто гулять, не думая о сосуде.

Беловежский исползал ступеньки наиболее крупного дворика, покрытые иероглифами. Комодович тоже разделял его интерес. К нему подошла Томина и начала о чем-то с пристрастием расспрашивать. Александр краем глаза зацепил их общение и вдруг подумал, что среди всего этого пира майяской культуры, мифологии, символики и психологии власти что-то сидит занозой в его душе. Это было непонятное поведение Марины. Безусловно, она тоже самозабвенно купалась в этом празднике мира майя, но тем не менее казалась чем-то не то расстроенной, не то встревоженной. Сначала он полагал, что ее огорчает спущенное колесо, но он вроде успокоил ее на этот счет. Она с удовольствием общалась с Анькой и последние полчаса не отходила от Тохи. Стоп! Вот оно! Антон? Ей понравился Тоха? Немудрено! Он красавчик, к тому же интересный и юморной. Но тогда почему она огорчена? Не вяжется. За весь день она почти ни словом не обмолвилась с ним самим. А он? Уделял ли он сам ей внимание? Он рассердился. Не маленькая, я же ей не нянька. Но почему вообще эти мысли крутятся в его голове? Конечно, он вполне отдавал себе отчет, что изнывает от желания быть с ней рядом, обнимать ее или хотя бы изредка касаться ее руки, просто впитывать все окружающее вместе с ней. От всего этого его удерживало лишь то, что сейчас они были вчетвером. Сначала его отвлекала и развлекала Анюта своими привычными подтруниваниями и пикировками. Однако он почувствовал, что сейчас этот обычный стиль их общения с Львовой был чрезмерным и, пожалуй, неуместным. Значит, возможно, Марину задевает их поведение? Ревнует она, что ли? Так ли это? Это должно было радовать его, ведь в таком случае он был ей небезразличен. Но ему совсем не улыбалось огорчать ее, делать ей больно. Она нравилась ему всякой: веселой, сердитой, задумчивой, вдумчивой, загадочной, даже фантазеркой. Но видеть скрытую боль в ее глазах он не желал. В конце концов, если речь шла о ее чувстве к нему, то оно только зародилось и могло еще не окрепнуть, и из чувства самосохранения она могла перекинуться на Тоху. Саша с трепетом подумал, что просто боится потерять ее.

– Ребят, тут этот тип бродит.

Анин возглас вывел Александра из задумчивости.

– Какой еще тип?

– Точно. Это тот экскурсовод из Храма Солнца, – подтвердила Томина.

– И что? Мы ему не мешаем, – отмахнулся Антон.

– «Сижу, никого не трогаю. Починяю примус», – подтвердил Саша.

– Ну да, вроде он просто туристов своих водит, – успокоилась Аня.

– Он на нас странно поглядывает, – отметила Марина.

Они поднялись из дворика в западную галерею и вдруг увидели, как этот гид беседует с девушкой в форме секьюрити, показывает ей в их сторону и они вместе решительно направляются к четверке.

– Эти четверо что-то делали в Храме Солнца, проникнув за заграждение, – ябедничал экскурсовод. – Они говорят, что у них есть разрешение от Института истории. Надо проверить их документы и вещи.

Девушка-секьюрити попросила их подтвердить сказанное, но все изобразили непонимание.

Гид возмутился:

– Они говорят по-испански. Во всяком случае, вот этот в синей футболке, – и он указал на Сашу, – точно говорит. Он со мной общался.

Настала очередь возмущаться Беловежскому. По-русски он вскричал:

– Он что, дальтоник? Это не синяя футболка, а сиреневое поло.

– Похоже, они поляки, – не унимался гид, заслышав их речь.