Григорий Славин - Имею право сходить налево
– Он в пятнадцатом номере, – сообщил Антоныч.
– Так в чем же дело?
– Дело в том, что он с женщиной.
– А где он ее взял? – глупо спросил я.
– А ты где взял?
– В баре, – ответил я, – в котором уже побывал Гера. Он дважды пил «Камю». Надеюсь, он не с путаной?
Антоныч пожевал что-то во рту, проглотил и пальцем подозвал администратора. Девушка лет пятидесяти охотно откликнулась и улыбнулась всеми морщинами сразу. Есть женщины, которые в пятьдесят выглядят на тридцать. Эта выглядела на шестьдесят. Может, ей и было шестьдесят?
– Скажите, пожалуйста, – Антоныч всеми силами пытался придать своему вопросу ореол профессорской интеллигентности, – а наш друг в своем номере, случайно, не с проституткой?
– Ну что вы, – огорчилась она. – Наш отель бережет свое реноме. Он не с проституткой. Он с горничной.
– А не могли бы вы пропустить нас к нему? – как всегда не вовремя, вмешался Гриша. – Мы его друзья.
– Простите, – понизила голос администратор, – здесь не публичный дом, а наши горничные не голодают.
– Вы нас не поняли, – сказал Антоныч, поправляя ковер на плече. – Мы имели в виду, что наш друг не знает, что мы приехали. А необходимо ему срочно об этом сообщить.
– Я же не курьер, – возразила администратор.
– Разумеется, – сказал я, кладя на стойку пару сотен.
Они исчезли так стремительно, что я тут же поставил под вопрос заявление о сытости персонала в этой гостинице.
– И что мне ему сказать?
– Скажите, – Антоныч виновато улыбнулся, – что Антоныч признается в том, что спал с Верой Николаевной. Пусть он простит.
– Вера Николаевна жена вашего друга?
– Нет, Вера Николаевна жена другого человека, – сказал я.
– Понятно, – подумав и поджав блестящие малиновые губы, ответила администратор. Поднявшись, она еще раз неубедительно произнесла «понятно» и направилась вверх по лестнице. Когда она ступала по ступеням, зад ее весом в центнер ездил вправо и влево, так что я даже встревожился, не завалит ли он ее, в конце концов, на бок.
– «Занос один метр», – пробормотал Гриша.
Оказывается, мы смотрели в одну сторону.
Через пару минут она стала спускаться вниз.
– Ну, как наши дела? – дружелюбно поинтересовался Антоныч.
– Наш клиент сказал следующее: «Я ждал, пусть теперь он подождет», – честно отработав таким образом двести рублей, она опустилась на стул, и я услышал жалобный скрип, близкий к треску.
– Дважды он пил «Камю»… – начал считать Гриша. Загнув пальцы, он повернулся к администратору. – Он что-нибудь заказывал в номер?
– «Хеннесси» и порезанный лимон, – отчиталась она, заполняя какие-то бумаги и не отрывая от них глаз. – А что?
– Ничего, только теперь его ждать придется до утра, наверное.
– Ну да, – согласилась она. – Пока выпьют…
– Да выпьют-то они быстро, – раздосадованно перебил Антоныч. – Быть может, вы нас все-таки проводите к нему?
– А если вы его убить хотите?
– И для этого завязали такую долгую беседу с вами? – хмыкнул Гриша.
Я вынул двести рублей.
– Вас трое, – напомнила администратор.
Вывернув кошелек, я посмотрел на Антоныча.
– Как хотите, а у меня рубли закончились.
– Мы и доллары принимаем, – послышалось за стойкой.
– Сейчас я яснее, чем когда-либо, вижу, что вы здесь не голодаете, – озлобленно выдавил Антоныч, выкладывая десятку.
Через минуту мы стояли перед дверью и слушали инструкции. Они содержали следующее: если мы начнем ломать дверь, мы познакомимся с милицией; если устроим беспорядок иного характера, мы познакомимся с милицией; если через полчаса не выйдем, мы познакомимся с милицией; если возжелаем горничную, то нам следует учесть, что ее услуги составляют сто долларов в час с одного клиента.
– Горничные – это девушки, производящие уборку в номерах? – уточнил сразу после инструктажа Антоныч. – Я что-то совсем запутался.
– Полчаса, – администратор посмотрела на наручные часы и, шлифанув задом стенку, исчезла.
– Интересно, – произнес Антоныч, – как при таком «дано» решить задачу вывода взбесившегося Герасима?
Я постучал в дверь.
– Какого черта опять? – услышал я голос Геры.
– Гера, это мы, – громко сказал Гриша. – Открой, пожалуйста.
– Зачем мне вам открывать? Я же враль! Вы Антоныча держитесь.
– Не будь ребенком! – рассердился Антоныч.
Секунд через пять или шесть послышалось клацанье дверного замка.
Гера встретил нас в брюках. Это все, что на нем было. Он издевательски отошел в сторону, поклонился и не менее издевательским жестом руки пригласил нас внутрь.
– Клоун, – тихо обронил Антоныч, заходя.
В номере сидела на самом деле горничная. Серое платьице до колена, белый фартучек. На голове белый кокошник. Держа в руке рюмку, она рассматривала нас без тревоги. Туфли ее стояли под креслом, потому что в кресло она забралась с ногами. По взгляду ее можно было судить о том, что она уже хорошенько поддала и что ей такое времяпровождение очень нравится. И что, если к компании добавится еще несколько ребят, она не против. И еще – что ее ломом отсюда не выгонишь. Но ломом, опять же, нельзя. Потому что знакомиться с милицией у нас нет ни малейшего желания. Если мы предстанем перед дежурной службой РОВД еще раз, нас точно возьмут на карандаш.
– Ты в курсе, что пить с прислугой – моветон? – поинтересовался я. – А трахать прислугу – это вообще названия не имеет.
– Это не прислуга. Это рабыня любви. И мы еще не трахались. Но скоро будем. А поэтому говорите, что вам нужно, и проваливайте.
– Значит, еще ничего не было? Вот и славненько, – произнес Антоныч медовым тоном. – Тогда, быть может, поедем обратно в больницу?
Я посмотрел на девушку. В ее глазах затрепыхалось недоумение.
– Все хорошо, Гера, – кашлянув, добавил Гриша. – Ты, главное, не волнуйся.
– Какого черта? – вскипел Гера. – Если хотите, бахните по рюмке и езжайте обратно. Я занят!
Схватив нож, он стал нервно резать второй лимон.
– Гера, положи нож, – ласково попросил я.
Девочка занервничала.
– Мальчики, вы кто?
– Вы, главное, не делайте сейчас резких движений, – тихо попросил Антоныч.
Гера оставил лимон в покое и обвел нас взглядом.
– Вы что, накурились?..
– Гера хочет покурить, – сказал мне Антоныч.
Я вынул пачку, открыл и осторожно подошел к Гере.
– Гера, пожалуйста, возьми сигаретку. Только одну.
Девочка начала втискивать ступни в туфли. Антоныч повернулся к ней и приказал жестом не шевелиться. Я впервые в жизни увидел, как пьяная женщина трезвеет на глазах.