Луи Буссенар - Мексиканская невеста
— Вы в чем-то нуждаетесь? Я к вашим услугам, сеньорита!
— Вы медленно… с изощренной жестокостью убиваете моих родителей… принесите им воды… пищу!
— Через минуту все будет исполнено, сеньорита! Дон Блас должен пенять на себя, если я посчитал своим долгом выступить против него… и вы знаете почему! Ведь я просил его быть просто полюбезнее со мной…
Девушка задохнулась от такой наглости.
— Вы говорите о любезности жертвы по отношению к своему палачу! О соблюдении приличий со стороны умирающего к тому, кто его убивает! Ваши шутки, по крайней мере, неуместны!
— Дону Бласу достаточно произнести одно слово… сделать один жест — и вы все свободны!
— Хватит! Мне нужны вода и пища… исполняйте!
— Да, сеньорита… если только в ваших словах я уловлю… некое обещание, надежду…
— Надежду! Какую? Обещание? Чего? Говорите быстрее! Время идет, и непоправимое может случиться с минуты на минуту!
— Я хочу, чтобы отныне дон Блас обращался со мной как с равным… Я требую, чтобы он отнесся положительно к моему намерению жениться на вас…
— Я помолвлена! Вы это знаете, и никогда я не стану женой другого человека.
— Значит, это ваше последнее слово, сеньорита, — продолжил Андрес изменившимся голосом.
Дон Блас хрипел и ворочался на полу. Потерявшая голову донна Лаура опустилась на колени и жалобно стонала. Дневной свет, широким потоком проникавший в помещение через распахнутую дверь, ослепил несчастных.
С трудом Хуана узнавала в этих людях своих родителей. Настолько их изменили перенесенные страдания. Ее отец, мать в таком состоянии… И все из-за этого монстра, перемалывающего их сердца и истязающего их тела. И тут наша героиня, удивительное создание, преисполненное доброты и благородства, почувствовала, как ее захлестнула волна ненависти.
— Сеньорита, вы не отвечаете, — продолжил метис, — должен ли я понимать ваше молчание как…
Она резко оборвала его, воскликнув:
— У вас нет ни души, ни совести, ни великодушия! Вы всего лишь бандит с руками по локоть в крови, в котором никогда не было ничего человеческого!
— Вот здесь вы не правы! Меня пожирает любовь! Медленно убивает безумная страсть… как других голод и жажда… Эта искупительная любовь может сделать из разбойника героя! Если б я вас не так страстно любил… сеньорита, сегодня вы были бы мертвы. Только любовь смогла победить ненависть, оскорбление и презрение, остановить месть на пороге смерти. Но сегодня я хочу вас! И если я использую самые жестокие средства… позже вы простите все это тому, кто сделает вас еще более богатой, более великой и более любимой, чем сама королева!
Хуана с ужасом посмотрела на Андреса. Затем перевела глаза с этого человека, говорившего о любви в такой момент, на умирающих родителей.
О!.. Спасти их!.. Спасти любой ценой, но не изменой Железному Жану, бесстрашному и самоотверженному герою, который был так нужен сейчас!
Но времени на размышление не оставалось. Необходимо было действовать быстро. Обморок дона Бласа может оказаться смертельным.
Девушка решительно тряхнула головой:
— Воды! Я хочу воды! И без всяких условий!
— Хорошо! И что потом? — спросил неумолимый Андрес.
— Я посмотрю!
— Даете слово?
— Нет! Никаких обещаний! Я сказала: посмотрю!
Она подумала:
«Да! Я спасу их. И затем навсегда исчезну… И моя смерть станет платой за их жизнь! Жан оплачет меня и отомстит! Это слово: «Посмотрю!» — конечно, не означает безусловного отказа. И в то же время я не принимаю на себя каких-либо обязательств».
Но Андрес, со своей стороны, уловил в этом маленькую трещинку в неприступном до сих пор монолите.
И потом, речь идет о стакане воды! Всего лишь стакане воды! Он постарается завтра, в последующие дни постепенно вырвать у Хуаны это заветное слово, которое свяжет ее навсегда.
Андрес склонил голову, вышел и вскоре вернулся, неся на подносе один из пористых сосудов из красной земли, повсеместно используемых в здешних местах. Он поставил его на большой массивный стол и, пятясь, отошел к оставшейся открытой двери.
Двое его людей с револьверами в руках находились тут же.
Хуана схватила вазу, поднесла ее к распухшим губам своего отца и вылила немного воды в раскрытый рот.
Почувствовав благотворную жидкость, дон Блас глубоко и продолжительно вздохнул, глаза его открылись, зубы разжались. Жизнь постепенно возвращалась в истощенный организм. Он пил… О! С такой лихорадочной и болезненной жадностью, красноречивее всяких слов свидетельствующей о перенесенных муках.
Андрес находился тут же, загородив собой дверь. Он холодно взирал на происходящее. Но огонь в глазах выдавал его истинное состояние.
Дон Блас увидел Хуану. Склонившись над ним, она смотрела на него с выражением бесконечной любви и нежно шептала:
— Пейте, папа, пейте и не бойтесь!
В это мгновение плантатор заметил Андреса и судорожно дернулся. Ужасное подозрение пронзило его сердце, страшная мысль о том, что Хуана могла что-либо пообещать палачу, желая получить эти несколько спасительных капелек воды.
Бледный, величественный и грозный, он вырвал из рук дочери сосуд, плюнул в Андреса переполнявшей рот слюной и швырнул в него вазу!
Затем яростно закричал:
— Мерзавец!.. Прокаженный!.. Собачий сын!.. Пусть эта вода будет для меня отравой! Потому что ее дал мне ты! Убирайся, бандит… и дай мне умереть!
Сосуд разбился о косяк двери. Содержимое вместе с осколками брызнуло Андресу в лицо. Метис бешено зарычал. Мокрый, оскорбленный, жалкий и смешной, побагровев от ненависти, он выхватил револьвер и, направив его на дона Бласа, закричал:
— О! Неужели я должен плакать… всегда лить кровавые слезы… Я убью вас!
Хуана пронзительно вскрикнула, бросилась к отцу и закрыла его своим телом.
В обезумевших от ярости глазах Андреса появилась какая-то осмысленность. Он опустил пистолет и выбежал из помещения, рыдая от беспомощности, исступления, заикаясь и отрывисто выговаривая:
— Я бы вырвал свое сердце… всех бы их зарезал… Я больше не могу… не могу! Однако… надо запастись терпением… Я отомщу за все!
Сломленный этим последним усилием, дон Блас впал в мучительное оцепенение. Его жена, вытянувшись на полу и положив голову на колени Хуане, продолжала жалобно стонать.
Несчастные испытывали страшные муки и покорно ждали избавительницы — смерти.
Хуане хотелось кричать, звать на помощь, ради них отдать себя в жертву, заплатить своей жизнью за их спасение.
Дон Блас, страшный в гневе, выкрикнул:
