Владимир Мазур - Граница у трапа
И, почти не целясь, разнес выстрелом сигнальный фонарь на мачте.
Драчуны мигом исчезли с палубы. Остался стюард.
— А тебе нужно особое приглашение? — заорал чиф. — Где обещанный кофе?
Убрался и стюард.
— Эй, ты, смени фонарь! — приказал чиф Хосе. — Да поживей!
— Слушаюсь, сер.
Хосе пошел на камбуз, оставил там свою банку. С удивлением обнаружил у плиты пакистанца, который, как ни в чем не бывало, готовил еду.
Пакистанец подмигнул подбитым глазом:
— Драка дракой, а есть надо.
Хосе рассмеялся.
Чиф спустился на палубу, где жили офицеры, увидел Мэй, стройную девушку лет семнадцати.
— Мэй, зайди ко мне на секундочку.
Мэй отрицательно покачала головой.
Чиф посмотрел на кольт в своей руке, обезоруживающе улыбнулся.
— Да не бойся, Мэй. Есть дело. Зайди.
Секунду-другую Мэй колебалась, потом бочком вошла в каюту чифа, остановилась на пороге, не закрывая дверь.
— Мэй, — негромко, мягко сказал чиф, кладя кольт на письменный стол. — Ты уже большая и очень неглупая девушка. Я хочу поговорить о твоем будущем. В твои годы надо иметь хоть какие-нибудь документы, жить на берегу, иметь семью... А что с тобой делает кэп?
— Капитан — добрый человек.
— Добрый? Разве? Держит тебя взаперти и полтора года не пускает на берег.
— Меня полиция не выпускает ни в одном порту, — поправила Мэй.
— Вот видишь! А у меня к тебе предложение... Если ты убедишь капитана сменить курс, куда я укажу, у тебя будет много денег и документы. Настоящие, с печатями. Не захочешь — в любой стране, в любом порту куплю тебе вид на жительство. По выбору. Ну, как? Согласна?
Мэй колебалась. Предложение было очень заманчиво.
— Я не обманываю, Мэй.
— Сейчас поговорить с капитаном?
— Нет, моя умница. После того, как погрузимся в Парамари. Обдумай хорошенько, как преподнести нашу просьбу капитану.
Мэй кивнула и ушла.
Чиф закрыл за ней двери, спрятал кольт в ящик письменного стола, сел, закурил. Он прикидывал, правильно ли поступил, заговорив с Мэй о деле до захода в Парамари. Конечно, рискованно, но, в случае чего, можно убедить капитана, что Мэй не так поняла. Убеждать придется запасным вариантом.
* * *В досмотровом зале недавно делали ремонт, привезли новое оборудование, поэтому наши столы находились впритык друг к другу.
Я стоял на своем месте, смотрел, как старший смены Женя Стенько, изрядно пополневший в последнее время благодаря заботам жены, работает на досмотре.
Из созерцательного состояния меня вывел носильщик, подвезший очередную порцию багажа. Отвернувшись, я подавил зевок.
— Зеваешь? — негромко спросил расположившийся за соседним столиком Никитин. — Не выспался?
— Кто зевает днем, — парировал я, — тот не зевает ночью.
Никитин головой лишь покачал. Не одобрял, значит.
Я посмотрел на паспорт, протянутый холеной рукой мне через стол, на его владельца — чопорного англичанина средних лет с аккуратно подстриженными усиками. Изучив декларацию, попросил:
— Саквояж откройте, пожалуйста!
Англичанин повиновался.
Мой наметанный глаз сразу увидел несоответствие таможенным правилам.
— Четыре бутылки водки нельзя. Превышение нормы.
— Но... понимаете... Я всем купил подарки, — стал оправдываться англичанин. — Балалайка — начальнику. Матрешку — детям. Жене — самовар. Одну бутылку себе, вторую — брату, третью — другу. Четвертую себе про запас. Я вас прошу!
— К сожалению, нельзя.
— Я вас очень, очень прошу!
— Нельзя!
— Сделайте исключение!
Я развел руками.
Англичанин со вздохом взял злополучную бутылку, повертел в руках, поставил на маленький столик у моего колена.
— От щедрой Великобритании русским таможенникам.
— Уберите! Что за манеры!
Мы уставились на бутылку. Ни я, ни англичанин не знали, что с ней делать.
Англичанин взял бутылку с маленького столика, откупорил и, приставив ко рту, стал пить.
Я в крайнем изумлении смотрел, как содержимое с легким бульканьем исчезает на глазах.
Англичанин допил бутылку, поставил на столик.
— Все дело в практике, — задумчиво произнес он. — Интересно, осилю вторую?
— Забирайте все и уходите! — заторопился я. — Идите быстренько на судно!
— Господи, помоги добраться до каюты!
Англичанин вознес глаза к плафонам и пошатнулся.
Я торопливо поставил печать на декларацию и подал ее на глазах пьяневшему англичанину.
Он четко повернулся, не сгибаясь, присел, взял саквояж, так же аккуратно встал и по прямой пошел к выходу. В проеме, ведущем в зал накопления, остановился, повернулся направо и прошествовал дальше.
Меня привела в чувство наплывающая гора багажа, за которой не было видно носильщика.
Я работал, ставил печать, оформлял документы, искал и порой находил предметы контрабанды, поражаясь самому себе — с такой легкостью все получалось. В самом начале моей практики в таможенной службе, я переживал, трясся от страха забыть что-то, вглядывался в глаза контрабандистов, пытался постичь их заблудшие души, а теперь меня не интересовали ни причины, побудившие заниматься грязным делом, ни заискивающие взгляды. Все свершалось как бы само собой, без моего полного участия.
Во-первых, никак не продвигалось дело с орденами. Поиски «коллекционера» сводились к нолю.
Вовчика я пристроил с грехом пополам к знакомому тренеру в группу начинающих боксеров, но малому там не понравилось — бьют, видите ли, по физиономии. Бокс — не его стихия! Без моей помощи он в два счета перевелся в секцию фехтования и теперь успешно сражался со всеми корешками своего двора, вооружившись выбивалкой
Во-вторых, с Юлей у меня произошла закавыка. Мы вовсю целовались в самых неожиданных местах, бродили за полночь по улочкам и аллеям парка, но к себе в гости она не приглашала — в общежитии слишком много глаз — и ко мне не торопилась.
Размечтавшись, я едва не пропустил пятидесятирублевую купюру.
— От, черт! — ругался побагровевший мужчина. — Все жена! Она спрятала! Специально подстроила!
Не обращая внимания на оправдания, я стал заполнять протокол, думая, что вечером, если не задержат на работе, надо пойти с Юлей или в бар, или в дискотеку. Авось расшевелю ее.
— Подпишите, — протянул протокол контрабандисту. — С женой дома поговорите о ее моральном облике.
* * *Вечером, когда солнце раскрашивало последними мазками нежную стайку облаков, на корме «Сансета», облокотившись на фальшборт, стояли двое — стюард в затрапезной, некогда белой, куртке и Хосе Феррачи. Смотрели на кипевшую внизу воду, перебрасывались замечаниями по поводу вчерашней погрузки в Парамари.
— Странный рейс, — сказал Хосе. — Тащимся в балласте в такую даль, затем берем сущую ерунду ночью и опять топаем черт знает куда.
