Николай Романов - Встреча с границей
— Значит, растерянность Тарантуты была недолгой? Потом он пытался перейти в наступление? — уточнял майор.
Яниса следователь спрашивал про бывший институт, слушателем которого числился Тарантута. Имелся ли там русский факультет, где размещались студенческие общежития, на каком этаже учебные кабинеты, библиотека, спортзал, столовая.
Янис знал много подробностей: у него там учился брат.
— Я сейчас приглашу Тарантуту, послушайте нашу беседу, — предложил майор. — Потом вернемся к прерванному разговору.
Вожак вошел смело, независимо. Он был в синем спортивном костюме, ладно сидящем на его высокой фигуре. Взгляд был спокойный, даже немножко пренебрежительный. На Яниса и меня он не обратил внимания, словно нас не было.
— Присаживайтесь, Тарантута, — любезно обратился к вошедшему майор. Тот сел, положил ногу на ногу, откинулся на спинку стула. — У меня есть к вам еще несколько вопросов. — Вожак пожал плечами, подчеркивая полное безразличие к намерениям следователя. — В студенческом билете указан институт...
— Которого не существует, — перебил Тарантута. — Я знал, что вас заинтересует этот вопрос. Год назад его слили с другим.
— Объединенный институт носит другое название?
— Да.
— А почему вам не заменили студенческий билет?
— Задайте этот вопрос дирекции. Не только мне — никому не меняли.
— Сейчас разгар учебы, — не обращая внимания на дерзкий тон нарушителя, продолжал майор, — а вы отправились в туристский поход...
— Альпинистский, — поправил вожак. — А альпинистский сезон часто не совпадает с учебными планами.
— Но все-таки конспекты лекций вы прихватили с собой?
На лицо вожака набежала тень недовольства, а может быть, тревоги. Но он тут же овладел собой.
— Задолженность с прошлого года? Спорт тоже требует жертв.
— Вы, конечно, понимаете, что по долгу службы мы обязаны были заглянуть в ваши тетради. В связи с этим один вопрос. Местные студенты, с которыми вы познакомились, тоже работают над этой темой по электронике?
— Не знаю. Потом это не тема, а мелкотемье: эклектическая окрошка из различных лекций и лабораторных занятий.
— У вас в институте есть друзья?
— Это тоже имеет отношение к моему нелепому задержанию?
— Нет, простое любопытство.
— Можно не отвечать?
— Лучше ответить.
— Надо упоминать и женщин?
— Я вас не стесняю.
— Вообще друзей у меня много, как и у любого студента, но если говорить о самых близких, это Адам Шперл, Карл Ратниек, ну и... Лиза Перехлестова.
— Опишите наружность ваших друзей.
— Я не художник. А впрочем, один из них, Карл Ратниек, очень похож вот на этого пограничника.
Янис вспыхнул и растерянно посмотрел на майора, словно ища у него защиты. Но тот, казалось, не заметил беспокойства Ратниека. Он уже расспрашивал Тарантуту об институте, о его учебной базе, общежитиях, спортивных залах, библиотеке, столовой. Интересовался, какие в институте факультеты, профилирующие дисциплины.
Когда нарушитель ушел, майор обратился к нам:
— Ну что вы скажете?
— Путает, — все еще волнуясь, заметил Янис, — институт объединили два года назад.
— Нет, прошлый год. Это уточнено, — сказал следователь. — И Тарантута числится студентом. А в остальном рассказ об институте достоверен?
— Да, примерно то же, что говорил брат. И сам я был там несколько раз, — подтвердил Янис.
— Ну тогда на сегодня все. Следуйте в распоряжение начальника заставы.
По дороге Янис сокрушался:
— Не гожусь в пограничники, не гожусь! Я видел этого Тарантуту у себя дома во время каникул. Правда, тогда приезжали из института человек десять. Но я должен был заметить его, они с братом говорили по-русски. И с объединением института напутал. Какой я пограничник!
Я плохо слушал Яниса, мешали свои думы. Двоих уже отпустили. И с третьим недолго будут возиться. Все проясняется, упрощается. Эх ты, следопыт! Наделал шуму, задал работы заставе, отряду, сотрудникам Комитета госбезопасности, а на поверку — мыльный пузырь...
Вспомнилось, как вчера благодарил капитан Смирнов, передавал поздравления... Теперь хоть не возвращайся на заставу...
СВИДАНИЕ
— Куда ты все уходишь? — ревниво спросил Янис.
У меня не хватило духу сказать, куда. Сослался, что разыскиваю приятеля по учебному пункту Иванова-третьего. На самом деле, как только стемнело, я вновь был около дома начальника отряда. Знал, что опять не решусь нажать на кнопку звонка, зайти в квартиру, и все-таки тянуло туда.
Сегодня свет, подсиненный абажуром настольной лампы, горел только в одном окне. Возможно, это Люба готовила уроки. Ноги сами перенесли меня через низенький штакетник палисадника. В узенькую щелочку между занавесками я увидел открытые выше локтя руки. Это были ее руки. Я вспомнил, как они искрились росинками в то чудесное солнечное утро в лесу. Люба что-то записывала в общую тетрадь. Перо торопливо бегало по невидимым линейкам, словно гналось и не могло угнаться за быстрыми мыслями. Но вот авторучка будто споткнулась, остановилась и выпала из пальцев. О чем ты задумалась, Люба? Ну, наклонись, дай мне увидеть твое лицо...
В двери с внутренней стороны щелкнул замок. Я испуганно перемахнул через заборчик и побежал в клуб...
Янис сидел в библиотеке и подбирал книги для передвижной библиотечки. Я, не зная, как убить время, лениво рассматривал стенды в фойе клуба. Они не изменились со времени нашего пребывания на учебном пункте.
Гулко хлопнула входная дверь. За моей спиной послышались легкие шаги и замерли. Я перешел к щиту с фотографиями офицеров отличных застав.
— Ну как, твоего портрета еще нет здесь?
Мне почудилось, что подо мной проваливается пол. Но когда понял, что с полом ничего не случилось, повернулся и глупо заулыбался:
— Здравствуй, Люба!..
Люба стояла на почтительном расстоянии, не делая попытки подойти ближе. Робко, неуверенно я приблизился к ней, протянул руку, повторил:
— Здравствуй, Люба!
— Ты очень занят?
— Да нет, торчу здесь от нечего делать.
— Походим немного по парку?
— Конечно, конечно, — торопливо согласился я, пытаясь сладить со своей дурацкой улыбкой.
Почерневшие кроны тополей почти упирались в низко провисшие облака. Воздух был промозглый, густо настоянный на прелых листьях. И то ли от сырости, то ли еще от чего, я почувствовал озноб. Вот всегда так. Мечтаю о встрече, мысленно произношу необыкновенно красивые, возвышенные слова, а увижу — и меня словно парализует.