Василий Ефименко - Ветер богов
“Значит, неизбежное наступило, — лихорадочно размышлял он, трясясь в машине. — Но русские слишком самонадеянны, они ещё обломают себе зубы об укрепленные районы”. А он, Коно, во главе авиаотряда тоже не будет бездействовать.
Солнце поднялось над острыми гребнями сопок, когда подполковник Коно, оторвавшись от своих мыслей, увидел в стороне Муданьцзяна расползающееся широкое облако дыма.
— Быстрее, мерзавец! — закричал он шоферу.
И вот за крутым поворотом возник их военный городок. Но он ли это? На месте штаба и казарм — развалины. Машина влетела в ворота, и шофер то привычке хотел свернуть к домику подполковника.
— На аэродром! — крикнул Коно, ударив водителя кулаком по шее. “Успели ли машины подняться в воздух?” — прикидывал он.
Сердце у него словно оборвалось, — отряд разгромлен. Всё то, чему Коно посвятил жизнь, превратилось в груды обломков.
Стоя в машине, Коно перебегал взглядом от капонира к капониру. “Чисто сработали! — отметил он про себя. — Остается только покончить с собой, как это делали древние самураи”.
Тут его взгляд остановился на самолете Эдано. Уцелел! Есть исправная машина! Вот выход, более приемлемый, чем вспарывать себе живот.
— К самолету! — приказал подполковник.
Через минуту машина остановилась возле уцелевшего “Коршуна”. Эдано спрыгнул с крыла и бросился докладывать начальнику штаба.
— Отставить! Машина цела? — хрипло спросил подполковник.
— Так точно, цела!
— Заправка, боекомплект?
— Всё полностью, самолет готов к вылету!
— Прекрасно!
Подполковник выскочил из автомашины и отобрал у Эдано летный шлем. С ловкостью юноши вскарабкался он в кабину, захлопнул фонарь. Пропеллер сделал оборот, другой и превратился в сверкающий круг. Самолет медленно и осторожно вырулил на взлетную полосу, высокими нотами зазвенел мотор. Со стремительно нарастающей скоростью железная птица, скользнув вдоль уцелевшей кромки взлетной полосы, взмыла в воздух. Заложив крутой вираж, Коно устремился на восток.
Больше никто из отряда никогда не видел подполковника Коно, и судьба этого фанатичного служаки осталась неизвестной. О ней мог бы рассказать советский летчик капитан Сухих, но он тоже не знал, что в тот день ему встретился именно Коно. Во главе шестерки “Яков” капитан барражировал над заданным квадратом. Он первым заметил японского “Коршуна” и, подав команду ведомым, направил свой самолет на встречу с вражеским. Соколиным ударом сверху рубанул он длинной пушечной очередью, и “Хаябуса” — “Коршун”, как подстреленная на лету птица, переворачиваясь, теряя обломки, ринулся к земле.
Ни Эдано, ни Савада не видели этого. Они долго смотрели на восток.
— Бешеный какой-то… — прервал молчание механик.
— Подполковник — настоящий летчик-воин, — глухо произнес Эдано, даже не удивившись тому, что услышал голос Савады.
— Может быть, — согласился Савада. — Он предпочитает быть клювом петуха, чем хвостом быка. Только сумел ли он клюнуть русских хоть в зад.
— Хватит болтать! — резко оборвал механика Эдано. — Пошли.
— Эдано, а ведь ты слышишь! — обрадовался механик.
Только теперь Эдано осмотрелся как следует и увидел, что ни штаба, ни казарм больше не существовало.
В отряде все были подавлены случившимся. Такого начала войны никто не ожидал. Полковник Такахаси помчался в штаб армии. Зная суровый и требовательный характер командующего армией генерал-лейтенанта Симидзу, он ожидал для себя самого худшего. В штабе полковник увидел своего коллегу — командира авиаотряда из Бамяньтуня. “У меня всё уничтожено!” — сразу же пожаловался он Такахаси.
Адъютант командующего встретил их неприветливо, но сказал, что они прибыли вовремя — командиры соединений созываются на совещание.
Назад полковник Такахаси возвращался успокоенный. Командующий выразил твердую уверенность, что русские истекут кровью, штурмуя укрепленные районы, грандиозной мощи которых они не представляют. Разгром нескольких авиаотрядов, по его мнению, — это пока что только частный успех. Квантунская армия — самая лучшая в императорской армии — готовит тщательно продуманное и несокрушимое контрнаступление. Боевая выучка войск прекрасная, дух высокий, готовность сражаться непоколебимая.
Такахаси огорчало только то, что он и его коллега выглядели среди других неприглядно, и, вспоминая разнос, который им потом устроил командующий, полковник ежился, как от озноба. Он понимал, что карьера его может плохо закончиться, если отряд, временна переформированный в сухопутную часть, не отличится в предстоящем бою.
Вернулся Такахаси к себе после полудня. Он умолчал о той суровой взбучке, которую получил от командующего армией, и постарался успокоить подчиненных.
— Господа! — решительно заявил он, созвав уцелевших командиров эскадрилий. — Наша доблестная армия с честью выполнит задачи, и враг будет разбит. Но обстановка напряженная и сложная. Русские на нашем направлении штурмуют укрепленные районы в Пограничной, Хутоу и Мишане. Командование готовит контрудар. Командующий армией его превосходительство генерал-лейтенант Симидзу уверен в успехе. Нам, пока не получим новые машины, приказано переформироваться в боевой отряд. Перестраиваться будем по следующему принципу: каждая эскадрилья — усиленный взвод. Обеспечивающие службы составят роту. Сегодня же всем получить стрелковое оружие, боеприпасы. Обучать людей, не теряя времени, не жалея сил. И помнить о маскировке. Я уверен, — закончил он, — каждый из вас выполнит свой долг!
Эдано назначили командиром отделения, в которое вошли оставшиеся в живых летчики и механики его звена. Поздно вечером им выдали карабины, патроны, гранаты, каски, продукты — всё необходимое для стрелка-пехотинца. Спать все улеглись в дубняке, на склоне ближайшей к бывшему аэродрому сопки.
С утра они начали обучаться приемам пехотного боя. Сначала стреляли по мишеням. У Савады результаты были хуже всех. Он виновато протирал очки и сокрушался, что, будучи лучшим механиком, оказался на последнем месте как стрелок. “Атаковали” сопку, рыли окопы, переползали, маскировались. К вечеру все смертельно устали. И каждый с тревогой поглядывал на восток, где второй день шли бои. Русские самолеты над отрядом больше не показывались.
На следующий день разнесся слух, что русские заняли города Пограничная, Дуняин, Мулин. В сторону Муданьцзяна пролетели краснозвездные самолеты. Доносились глухие взрывы, после которых в небо поднимались новые столбы дыма. Савада, со слов шофера полковника, рассказал Эдано, что на дорогах творится нечто невообразимое. С востока сплошным потоком двигаются машины и мобилизованные у населения повозки с ранеными, бредут толпы беженцев, их безжалостно оттесняют за обочины дорог колонны, двигающиеся к фронту. “Ничего не поймешь”, — жаловался шофер.