Рафаэль Сабатини - ПСЫ ГОСПОДНИ
– Память о нашей дружбе для меня дороже, чем это ожерелье. Не отравляйте же ее.
Дон Педро вздохнул, склонившись над рукой Маргарет, и почтительно поднес ее к своим губам.
Еще до того, как дон Педро ощутил безнадежность по тону Маргарет, до ее дружеской откровенности, воздвигшей между ними более прочный барьер, нежели холодность, он признался себе, что потерпел поражение. Ссылаясь на свой опыт, он не восхвалял себя. Дон Педро лучше других разбирался в человеческой природе, и это знание не позволяло ему упорствовать в ошибке.
ГЛАВА XI. ОТПЛЫТИЕ
Как я уже упоминал, дон Педро был прекрасным знатоком человеческой природы, но к тому же он был рабом своих страстей. Одержимый какой-нибудь страстью, он становился глух ко всему остальному в мире. На следующее утро его одолели сомнения, правильно ли он истолковал поведение Маргарет, так ли бесповоротно принятое ею решение. Эта надежда, порожденная страстью, оживила и усилила ее.
Баловень фортуны, он так и не научился подавлять свои желания. Для него они всегда были сладким предвкушением обладания. Дон Педро никогда раньше не знал, что такое отказ. Теперь он понял, какая это мука. Она томила его всю ночь, и под утро он решил, что не смирится, что терпеть муку любви невыносимо.
Внешне, однако, в свой последний день в Тревеньоне он ничем себя не выдал. Проницательный взгляд уловил бы следы страдания не его лице, но на его поведении это не сказалось. Он в совершенстве владел искусством самообладания; одна из любимых заповедей, которую дон Педро неизменно соблюдал, звучала так: если хочешь господствовать, никогда не раскрывай своих намерений.
И хоть боль терзала его душу, а от любви к Маргарет, еще сильней воспламененной ее отказом, сердце перевертывалось, он, как и прежде, приветливо улыбался и держался все так же невозмутимо и вежливо.
Все это ввело Маргарет в заблуждение, она заключила, что, объясняясь ей в любви, он все сильно преувеличивал. Дон Педро увлекся, думала она, поддался на мгновение чувству. Рассудив так, Маргарет испытала радость и облегчение. Дон Педро нравился ей больше всех мужчин ее круга, если не считать одного, и мысль о том, что она причинила ему боль, была бы невыносима для Маргарет.
Она показала жемчужное ожерелье отцу, он счел жемчуг мишурой, и тогда Маргарет из чувства протеста намекнула, что оно очень дорогое. На графа это не произвело никакого впечатления.
– Охотно верю, – сказал он. – Со временем ты поймешь: ничто в мире не обходится так дорого, как тщеславие.
Тогда Маргарет сообщила графу, с чем связан этот дар: вручив выкуп, док Педро получает свободу и вечером покидает их.
– Очень хорошо, – безразлично заметил граф.
Маргарет приуныла. Отцу лишь бы остаться одному в своей затхлой библиотеке, погрузиться в болото философских рассуждений и ловить блуждающие огоньки познания; ему все равно, кто приходит и кто уходит из Тревеньона. Он не пожалеет и об ее уходе. Наверное, и дочь для него не более чем досадная помеха, вероятно, отец был бы рад проводить ее за море, в Испанию, чтобы она не отрывала его от ученых занятий. Но есть другой человек, которому она не столь безразлична. Мысль о нем согрела Маргарет, и она подумала, что заслужила законный упрек: из-за ее резкости Джервас давно не появлялся в Тревеньоне. Надо послать ему записку, что дон Педро уезжает вечером, а он прощен и может нанести ей визит. К дуэли Джерваса побудила ревность к дону Педро, и теперь ей ясно, что инстинктивное предчувствие не обмануло Джерваса. У него было больше оснований для ревности, чем она сама полагала.
С доном Педро она была мила и предупредительна, благодаря его замечательной выдержке, о которой я уже упоминал. Ему не пришлось складываться. Те случайные вещи, которыми он пополнил здесь свой гардероб, дон Педро отдал слуге, что был к нему приставлен, к тому же щедро одарив его деньгами.
И старый Мартин был с лихвой вознагражден за внимание к испанскому пленнику: тот сразу взял с ним верный тон.
После раннего ужина не отягощенный сборами дон Педро был готов к уходу. Еще за столом он обратился к его светлости с приличествующей случаю учтивой речью, благодаря его за великодушное гостеприимство, оказанное ему в Тревеньоне, память о котором он навсегда сохранит в своем сердце. Дон Педро благословлял небо за счастливый случай, удостоивший его знакомства с такими благородными и великодушными людьми, как граф Гарт и его дочь.
Граф, выслушав дона Педро, ответил ему с учтивостью, столь свойственной ему в те времена, когда обстоятельства еще не побудили его к затворничеству. Он заключил свою речь пожеланием попутного ветра и счастливой жизни на родине. С этими словами он удалился, предоставив Маргарет пожелать счастливого пути уходящему гостю.
Мартин принес дону Педро его оружие, шляпу и плащ. Когда он оделся, Маргарет вышла с ним в холл, потом спустилась вниз по ступенькам, прошла сад, так и не сказав ни единого слова. Они могли распрощаться еще у двери. Но он будто увлекал ее за собой одной лишь силой воли. У опушки рощицы она задержалась, решив не провожать его дальше, и протянула руку.
– Простимся здесь, дон Педро.
Дон Педро, остановившись, заглянул ей в лицо, и Маргарет увидела боль в его грустных глазах.
– О, не так скоро! – В его голосе звучала мольба, речь лилась почти как лирический монолог. – Не лишайте мою душу нескольких счастливых минут, которыми я мечтал насладиться до того, как стемнеет. Ведь я проявил чудеса сдержанности, идеальное терпение. После нашего вчерашнего разговора я не беспокоил вас ни словом, ни взглядом. Не обеспокою и сейчас. Я прошу вас о малом, но этот пустяк исполнен для меня важности – видит Бог! – огромной важности. Проводите меня чуть подальше, до той благословенной лощины, где мне впервые выпало счастье увидеть вас. Дозвольте мне именно там увидеть вас и в последний. А все, что было между этими двумя мгновениями, я буду вспоминать, как сон. О, Маргарет! Милосердия ради не откажите мне в моей просьбе.
Только каменное сердце смогло бы устоять против столь пылкой поэтической мольбы. В конце концов, сказала она себе, он просит о такой малости. И Маргарет согласилась. Но по дороге через лес в сгустившихся сумерках они не сказали друг другу ни слова. Так молча они достигли места первой встречи.
– Это то самое место, – сказала Маргарет. – Вы стояли на белом валуне, когда Брут набросился на вас.
Дон Педро помолчал, обдумывая ее слова, потом тяжело вздохнул.
– Самой большой жестокостью было то, что вы остановили его. – Он поглядел на Маргарет, словно хотел запечатлеть в памяти ее черты, потом добавил. – Как скупо вы отсчитываете мне выпрошенную милостыню – ровно столько, сколько я попросил. “Это то самое место”, – говорите вы и, не ступив лишнего дюйма, останавливаетесь. Ну и ну!
