Борис Ляпунов - Искатель. 1963. Выпуск №6
Француз очень долго ворочался на койке, потом не выдержал:
— Ах, какой ты сухарь, Педро!
Педро закрыл глаза и молчал.
— Ты молчи, молчи, — продолжал француз. — Но скажу тебе по секрету: цветы принесла она. И не только цветы. Ты дышал на ладан, когда тебя привезли. Она дала свою кровь. Так что ты можешь считать себя немного настоящим испанцем.
* * *— Педро?! — Комиссар танкового батальона так поспешно вскочил из-за стола, что едва не опрокинул его, подбежал, обнял советника. — Педро… Педро! Дружище! Выкарабкался… Вернулся! А я уж думал, что тебя не пустят на фронт… — Антонио сияющими глазами глядел на товарища. — Цел! И не хромаешь?
— Признаться по секрету — стараюсь не хромать, — сказал Педро, чуть пришепетывая. На правой щеке алел рубец, похожий на латинское «t». — Вот только «вывеску» мне попортили.
— Чего?
— Ну, щеку, лицо. Врачи пообещали, что пройдет. Не совсем, но будет почти незаметно. Наплевать.
— А я подумывал, отвоевался. Отправили в Россию.
— Я вернулся еще большим испанцем, чем уезжал. Теперь я на одну десятую чистокровный испанец. Из окрестностей Сабиняниго.
— Ты в госпитале стал шутником!
— Клянусь святой мадонной дель Пиляр, я не шучу! Говорят, когда меня привезли в госпиталь, я дышал на ладан. И одна девушка, женщина вернее, дала мне свою кровь.
Антонию подмигнул и придал своему улыбчивому лицу строгое выражение.
— Ты отблагодарил ее? Она не забудет человека, которому пожертвовала свою кровь, а?
— Уж не перешел ли ты в веру Альфонсо? Он все вился вокруг меня этаким змеем-искусителем по женской части.
— Анархиста Альфонсо больше нет.
Педро потупил взгляд, прошел к скамейке и сел.
— Жаль. Он был в общем-то хорошим парнем.
— Он жив.
— Ты мрачно шутишь, Антонио…
— Я же сказал, что нет анархиста Альфонсо. Он вступил в Коммунистическую партию Испании.
— Ты посмотри, как получается! Мякину, выходит, в одну сторону, а зерно — в другую?
Антонио улыбнулся. Сделав знак обождать его, он выскочил из блиндажа и вскоре вернулся.
— Сейчас нам поесть принесут. — Потом достал из-под лавки бутылку с вином. — Так кто же все-таки эта женщина, Педро?
— Она сестра в госпитале. Маленькая женщина, очень красивая и всегда ходит в смирных платьях.
— Так…
— Она потом часто приходила в палату. Но я никак не мог запомнить, в каком она платье. В памяти оставалось только красивое лицо. А после догадался, что платья у нее смирные.
— Так…
Педро замолчал. Он не понимал, зачем стал рассказывать Антонио о ней. И рассказывать-то было нечего.
— Ты не представляешь, как я рад, что ты вернулся! Я просто болтаю всякую чушь. Не хочется, молчать. А ты… В тебе начинает говорить кровь грандов! Ты окружаешь ореолом святости грандессу, которая спасла тебе жизнь. А?
— Она крестьянка из окрестностей Сабиняниго. — Педро вздохнул. — Скоро вернется Хезус?
Он хотел спросить Антонио, удалось ли его семье и семье Хезуса эвакуироваться из Гандесы, но не решился. Ведь тот и другой могли ничего не знать о своих родных. Не хотелось нарушать спокойствие, которое Антонио доставалось, может быть, с таким трудом.
— Он в штабе. По-моему, намечается большая операция.
— И о ней уже все знают?
По дороге сюда, из машины, Педро видел позиции республиканцев. Господствующие высоты были в руках франкистов. Они держали под обстрелом позиции республиканцев на несколько километров вглубь.
Шофер, небрежно державший руку на баранке «испано-сюизы», понимающе проговорил:
— Достается. Говорят, сегодня было шесть атак.
— Чьих?
— Фашистских, — покосился шофер, — но мы будем наступать.
Педро промолчал, будто не слышал, будто не обратил внимания на разглашение военной тайны. Впрочем, о том, что наступление готовится, он слышал еще в госпитале, от американского бойца из батальона имени Линкольна.
Держа левую руку на баранке, шофер всем корпусом повернулся к Педро.
— Вы мне не верите? Я могу поклясться, что в ближайшие два дня мы выкинем фашистскую сволочь с холмов на этом берегу и форсируем Сегре! Поверьте, уж я-то знаю, что говорю.
— Почему же не верю? Только об этом не стоит говорить.
— Конечно, это военная тайна. Но ведь вы не первый встречный. И потом, что бы ни случилось, мы все равно выбросим фашистов с левого берега. Может быть, нам даже удастся взять обратно Лериду. Надо соединиться с войсками Центрального фронта. Тогда сами фашисты, прорвавшиеся по долине Эбро к морю, окажутся в мешке. Это ясно каждому ребенку!
— Возможно…
— Вы считаете, что это не так?
— Я не ребенок, и мне неясно, почему об этом говорят все.
Шофер обиженно отвернулся, перехватил баранку в правую руку, а левой достал из кармана куртки сигарету. Он закурил, не предложив Педро, высунул локоть в открытое окошко и поднажал на акселератор. Он был водителем при штабе бригады и считал себя вправе обидеться, когда его отнесли к категории «всех». Но Педро было все равно, обидится на него шофер или нет. Советник подумал о том, скольких жизней может стоить или будет стоить и уже стоила такая болтовня.
До передовой оставалось километра четыре. Холмы, на которых засели франкисты, были хорошо видны: и извилистые линии траншей и белые, будто припудренные вершины. У подножий холмов тоже располагались окопы фашистов. Всего три линии укреплений.
Немецкие советники всерьез поработали над созданием укрепленного района. Хорошая, добросовестная работа…
В блиндаж вошел вестовой и принес еду, поррон с вином и фрукты. Он улыбался Педро еще с порога. Антонио помог вестовому поставить на стол блюда с едой, и тот, козырнув, вышел.
Педро потер руки.
— Давно не пробовал танкистского варева! Что у нас на первое?
— Худиас. Как всегда.
— Сызмальства люблю суп с бобами. А на второе, я вижу, жареные мозги с яйцами! Отлично! Ты что примолк?
— Хезуса что-то долго нет. Наступление, видимо, ожидается.
— Ты всегда спрашивай о наступлении и о том, какое оно будет, у людей, приехавших из тыла. Самые последние новости. О наступлении я слышал еще в госпитале. А по дороге остальное досказал шофер. Очень добрый и разговорчивый парень. До противности разговорчивый. Осведомленный. Можно сказать, более осведомленный, чем генерал Миаха.
— Ты вернулся из госпиталя злым, — сказал Антонио.
Советник нахмурился и принялся за суп с бобами. Он ел быстро и вкусно. Покончив с супом, когда у Антонио еще не показалось дно котелка, Педро взялся за второе и расправился с ним с той же ловкостью и быстротой. Только после этого он сказал:
