Рута Майя 2012, или Конец света отменяется - Вепрецкая Тамара

Величественность археологического комплекса Ушмаль вырвала их из замкнутого круга рассуждений.

– Вот, Марина, – обратился почему-то Андрей Михайлович персонально к девушке, указывая на странное круглое сооружение, похожее на неглубокий фонтан, только без воды, – это chultun. Мы приехали в тот самый район Пуук. Здесь более засушливый регион. Сеноты встречаются нечасто. Майя создавали такие ловушки для воды, чультуны, что-то наподобие искусственного сенота.

– Как это функционирует? – заинтересовался Быстров.

– В сезон дождей вода собирается в этот круглый резервуар, как видите, чуть покатый к середине, чтобы создать эффект воронки. Вода стекает в отверстие в центре и попадает в рукотворную цистерну.

– Боже, какая красота! – воскликнула Марина.

Сразу за чультуном дорожка вывела их к самому знаменитому сооружению Ушмаля – Пирамиде Волшебника.

– Пирамида Волшебника высотой тридцать пять метров имеет элипсовидное основание, видите? – снова заговорил Танеев. – Судя по всему, строилась в пять этапов, и здесь смешались местные архитектурные стили.

Широкая лестница протянулась снизу до третьей террасы. Пирамида с округлыми боками представляла собой нанизанные друг на друга террасы, первая на высоте примерно метров двадцати, а следующие уже менее высокие, и завершалась многослойным зданием, очевидно храмом. В профиль пирамида напоминала даму в кринолинах. Тыльная ее сторона была более пологой, словно юбки ее плавно переходили в шлейф. Фасад оказался крутым, как будто дама подобрала фалды юбки, чтобы они не мешали ей двигаться. Фасад пирамиды отражал все этапы ее возведения. Грандиозная выступающая почти отвесная лестница с обеих сторон была украшена маскаронами и вела к прекрасно сохранившемуся кубическому храму, обильно декорированному накладной кирпичной мозаикой, типичной для стиля Пуук. По углам храма узнавались хоботки Чаков.

Танеев с Беловежским заспорили по поводу каких-то украшений. Это заинтересовало Быстрова, и он вовлекся в их разговор. А Томина деталь за деталью запечатлевала этот восхитительный памятник майяской архитектуры поздней классики.

Внезапно кто-то коснулся моей руки:

– Помоги мне, дочка!

Передо мной стоит старушка, одетая в темный уипиль и кожаные сандалии. Ее длинные черные волосы растрепались, но на лбу и затылке их сдерживает кожаный ремешок. В руках она держит большой кувшин, наподобие амфоры.

Я инстинктивно шагаю за ней и замечаю, что мужчины тоже двинулись в ту же сторону, немного опережая нас. Саша несколько раз оглянулся, но успокоился, видя, что я иду за ними, и вернулся к самозабвенной беседе с Быстровым и Танеевым.

Женщина выводит меня на открытое пространство, и я теряю из виду Пирамиду Волшебника. Ушмаль кишмя кишит разными игуанами: есть крупные светлые полосатые или темно-серые более мелкие. Прелестные создания, ленивые, меланхоличные, греются себе на солнышке на грудах камней. Они подолгу сидят, застыв, точно изваяния, потом вдруг резво юркают под камни или, неуклюже перебирая лапками, спасаются бегством, пока любопытство не заставляет их снова замереть в неловкой позе. Мужчины тоже обращают на них внимание, а потом останавливаются возле изящного длинного сооружения с колоннами.

Бабушка ведет меня за собой и что-то лопочет на своем языке. Он звучит необычно, но я почему-то все понимаю.

– Водички надо принести. Сынок у меня дома. Ему такой кувшин не под силу. Он карликом уродился. Но хороший он, смышленый, хотя и хитрый. Быстро всему научился. Я ведь не чаяла уже сынка родить, но боги послали волшебное яйцо. Из него-то он и вылупился.

Старушка явно тронулась умом. Но что-то в ее рассказе кажется мне смутно знакомым, будто в студенчестве где-то я читала такую историю. И я невольно заслушалась.

Мы подходим к чультуну. Он лишь относительно похож на свою сухую копию при входе в городище. Очевидно, что этим, полным воды настоящим чультуном ежедневно активно пользуются.

Старушка попыталась набрать воды в кувшин, но всплескивает руками:

– Дочка, что же это? Я набираю-набираю, а воды-то и нет. Посмотри, глазки у тебя молодые, что не так.

Тут я замечаю, что из маленькой дырочки веселой тонкой струйкой вода сбегает из сосуда.

– Бабушка, да кувшин-то худой. Погодите, я сейчас.

Я огляделась, подняла с земли тонкий прутик и заткнула им, как пробкой, дырочку.

– Ах ты, негодник! – ласково пожурила кого-то старая женщина. – Теперь все хорошо.

Она гладит кувшин сморщенной рукой, и дырочка исчезает вместе с прутиком. Кувшин снова стал целехоньким.

– Кувшин – негодник? – изумилась я.

– Сынок мой негодник, такой озорник! – смеется бабушка.

Внезапно послышался необычный звук. Я вздрогнула. Нарастающий звонкий барабанный бой проносится эхом по всему городищу. Эхо откликается переливом бубенчиков, их нежный перезвон сменяет барабанную дробь. В этот самый момент небо озаряется целым радужным спектром красок. Все стихло и замерло. Старушка стоит как вкопанная, ее смуглое лицо позеленело от волнения и страха.

– Не может быть, – пролепетала она.

Вдруг она очнулась, схватила меня за руку и потащила куда-то. На большой площади перед невысоким белым зданием, крытым пальмовыми листьями, собралась толпа людей в майяских одеждах.

– Стой здесь и никуда ни с места. Я мигом, – приказывает старая женщина и оставляет меня.

Какой-то индеец взобрался на небольшую платформу, где высится монолитная колонна, на которую он и вскарабкался, и жестом призывает всех к тишине.

– Все вы знаете, что означает эта музыка, прозвучавшая по всей земле майя сейчас.

Неясный гомон становится утвердительным ответом.

– Правильно. Давно предсказано, что настанет день, и настоящий Царь, владыка над всеми нами, заиграет в tunkul и золотые sonajos [91]. Только Он сумеет отыскать зарытые старой колдуньей в золе инструменты. Только Он один умеет играть на них. И все мы должны поклониться Ему, отдать Ему дань и признать Его нашим царем, отказавшись от нашего прежнего правителя, ибо новый Царь прислан богами. И да свершится предначертанное! И никто не должен воспрепятствовать этому!

Толпа ревет от восторга. Но внезапно стрела пронзила оратора, и он рухнул оземь с высоты колонны.

– Такая участь ждет каждого, кто будет вести такие речи!

Я замечаю более высокую платформу, где на каменном троне восседает, очевидно, нынешний правитель. Одежды на нем яркие, а голову украшает особо вычурный плюмаж.

– Правда ли сия сказка, мы скоро узнаем, – вещает Правитель, и плюмаж смешно подергивается в такт его словам. – Я отправил гонцов разыскать мне этого царя-самозванца. Пусть он сначала докажет, что мудрее и способнее меня.

Толпа снова согласно гудит. Толпа всегда согласна со всем. И тут на платформу перед Царем воины вводят маленького мальчика странной комплекции. Приглядевшись, я понимаю, что это карлик, а не ребенок.

– Это мой сынок. Он карлик, – слышу я шепот и рядом снова обнаруживаю мою давешнюю старушку. – Он нашел спрятанные мною в золе музыкальные инструменты. Боги поручили мне хранить их: дескать, явится в один прекрасный день тот, кто сможет играть на этих божественных предметах, сам найдет их, и тогда все услышат эту музыку. Но я не ожидала, что это будет именно мой сынок.

– Значит, ты, Карлик, утверждаешь, что именно ты играл на этих предметах? – вопрошает Царь.

Карлик смиренно кивает.

– Дай сюда tunkul.

Карлик вручает Царю барабан. Тот стучит по нему: раздается тупой, чуть трескучий тихий звук.

– Видишь, я тоже могу играть на нем? – заявляет Царь.

Карлик склоняет голову.