Святослав Сахарнов - Рассказы и сказки
— Какая ещё канцелярия? — спросила она.
— Обыкновенная: бумажки, чернильницы…
— Чернильницы? — Мама подняла брови. — Я лучше поеду на Камчатку. Зачем мне кормить мух в канцелярии!
— Позвольте, позвольте, — засуетился её собеседник, — при чём тут мухи? Не горячитесь. Поедемте на стройку. Поселитесь в моём кабинете. Отдохнёте. Подумаете.
— Не нужен мне ваш кабинет. Отдыхайте в нём сами. У меня ребёнок.
— Какой ребёнок?
Человек с портфелем от неожиданности уронил пенсне, поймал его на лету и, близоруко щурясь, уставился на Вовку.
— М-м… Действительно, ребёнок.
— Меня зовут Владимир, — сообщил ему Вовка.
— Чёрт знает что!
— Мне в этом году в школу.
— Подумать только — ребёнок! Не пишут. Не сообщают. Приезжают с детьми. Откуда я ему возьму школу? Куда вас теперь сунуть? Не имею понятия.
Мама гордо подняла голову:
— Никуда нас совать не нужно. Обойдёмся без вас. Мы едем на Камчатку. Я инженер и буду работать с теми, кто меня вызывал.
Вовка тесно прижался к маме.
СТРОЙКАЕхать на стройку всё-таки пришлось.
Надо было отправить телеграмму на Камчатку, достать билеты, наконец, просто отдохнуть.
В автобусе, куда они сели, без конца слышались одни и те же слова: «Строительство… ГЭС-2. Строительство… ГЭС-2».
— Мама, что такое ГЭС-2? — спросил Вовка.
— Гидроэлектростанция номер два. Гидро — значит, на реке. Номер два значит, первую уже построили.
Автобус, прошуршав по асфальту, перебрался на мощённую камнем дорогу, проехал по ней и, перевалив через поросшую ёлками гору, начал спускаться к реке.
Река лежала внизу, в долине, изогнутая, блестящая, как полоса стали. По обоим берегам её громоздились насыпи. Они, как руки, с двух сторон сжимали реку.
— Ух ты!
Автобус накренился, у Вовки захватило дух.
— Что это такое? — спросил он, показывая пальцем вниз, где на дне огромного котлована росли из земли бетонные откосы громадной стены, грохотали краны и сновали сотни самосвалов.
— Плотина, — буркнул человек с портфелем.
— Какая красивая! — сказала мама.
МУХ НЕТВ кабинете было чисто, пахло сосной и клеем.
«А где же мухи?» — подумал Вовка.
Мух не было.
— Вова, ты не устал? — спросила мама. — Посиди, я схожу на станцию. Надо дать на Камчатку телеграмму и узнать насчёт билетов.
— Я с тобой!
Отправились вместе.
Железнодорожная станция стояла на краю города. К ней то и дело подъезжали, урча, автобусы. В маленьком скверике перед вокзалом, положив головы на чемоданы, дремали пассажиры.
Мама и Вовка вошли в здание вокзала, отыскали там почту. Поставив Вовку в очередь, мама ушла писать телеграмму, потом вернулась, постояла и снова ушла.
Стоять в очереди было скучно. У Вовки заболели ноги. Мама не возвращалась, и он отправился разыскивать её.
Из почты длинный коридор вёл в зал ожидания.
Вовка сделал несколько шагов по коридору и очутился перед вывеской «Парикмахерская».
За стеклянной дверью слышалось весёлое позвякивание ножниц. Дверь была приоткрыта. Вовка просунул в неё голову, сделал шаг и очутился в волшебном царстве зеркал и белых халатов.
Девочка, одних лет с Вовкой, прошла через весь зал и уверенно залезла в свободное кресло. Парикмахерша набросила на плечи девочки простыню и начала подрезать ей закрученные червячками волосы.
«Черр-вяк!.. Черр-вяк!» — отхватывали ножницы прядь за прядью. Окончив, парикмахерша взяла пузырёк с зеленоватой жидкостью и направила на девочку пульверизатор.
У Вовки сладко защемило сердце.
К кассе девочка прошла мимо Вовки. В её пальцах была зажата монета.
— Сорок копеек! — сказала кассирша.
Вовка даже задохнулся от волнения. Всего сорок копеек!
Он сунул руку в карман штанов и неожиданно нащупал там маленький металлический кружок.
Как он мог забыть про полтинник?
Вовка зажал монету в кулак и решительно шагнул на середину зала.
«КАК СТРИЧЬ?»С замиранием сердца он забрался в кресло.
— Ты один? — с подозрением спросила парикмахерша.
Вовка мучительно покраснел. Но женщина уже не смотрела на него, а копалась в ящике стола, подбирая для машинки нож.
— Как стричь? — спросила она, двигая ручками машинки.
— С одеколоном! — выпалил Вовка.
Женщина рассмеялась.
— Я не про то. Чубчик оставить?
— Оставить…
Парикмахерша прошуршала машинкой по затылку, поскрипела ножницами за ушами и ловко — чик, чик! — подрезала чёлку.
— А теперь закрой глаза! — скомандовала она.
Вовка крепко зажмурил веки. Пшш-ш-ш! — пахучее облако заклубилось вокруг его головы.
Вовка не дышал. Он не слышал ни взволнованного маминого голоса в коридоре, ни крика на перроне: «Володя, Володя!» — ничего.
Как во сне, он выбрался из кресла, отдал в окошко кассы полтинник, получил сдачу и вышел.
Мамы на почте не было. Перепуганный Вовка бросился в коридор, выскочил на привокзальную площадь — мамы нет! — вернулся в здание и, наконец, выбежал на перрон.
Глава третья
На перроне было пустынно. На чёрной, залитой нефтью, посыпанной крупным песком земле лежали белые полосы рельсов. Тускло светили красно-зелёные светофоры. Два паровоза медленно катили по дальнему пути состав. Между красными товарными вагонами, как окна, просвечивали низкие платформы. На платформах стояли грузовики; на одной — старый, видавший виды экскаватор. Он поблёскивал истёртыми гусеницами и задумчиво кивал опущенным ковшом.
Позади Вовки послышалось рычание.
Он обернулся.
Через рельсы прямо на него шёл здоровенный чёрный пёс. Он перепрыгнул через последний рельс и очутился на перроне.
Вовка попятился.
Заметив, что его боятся, пёс зарычал. Шерсть на его загривке поднялась дыбом.
Вовка начал медленно отступать. Он отступал до тех пор, пока не упёрся спиной в вокзальную стену.
Пёс шаг за шагом преследовал его. Когда Вовка остановился, пёс оскалил зубы и, делая вид, что готовится к прыжку, присел на задние лапы.
Вовка закрыл лицо руками. В этот момент послышался глухой удар, собачий визг и звуки удаляющихся прыжков.
Когда Вовка отвёл руки от глаз, по перрону удирал, поджав хвост, чёрный пёс, а мальчишка в замусоленной школьной куртке, без фуражки швырял вслед ему обломки палки.
Швырнув последний обомок, мальчишка сунул в рот два грязных пальца и пронзительно засвистел.
Пёс взвыл и, как ошпаренный, метнулся за угол.
