Марджори Ролингс - Сверстники
– Отец первый, – сказал Пенни.
Папаша Форрестер поднял лопату и присыпал ящик землей. Потом передал лопату Быку. Бык бросил несколько комков. Лопата переходила от брата к брату. Наконец осталась какая-нибудь горстка земли. Лопата оказалась в руках Джоди. В каком-то оцепенении он подхватил землю и бросил её на могильный холмик. Форрестеры переглянулись.
Папаша Форрестер сказал:
– Пенни, тебя воспитывали по-христиански. Мы будем рады, если ты скажешь что-нибудь.
Пенни вышел к могиле, закрыл глаза и поднял к солнцу лицо. Форрестеры опустили головы.
– О господи, всемогущий господи. Не нам, несведущим смертным, судить, что правильно, что неправильно. Будь это в нашей воле, мы не родили бы бедного мальчика на свет повреждённым в уме калекой. Мы родили бы его прямым и высоким, как его братья, пригодным жить и работать. Но в некотором отношении, о господи, ты вознаградил его. Ты наделил его даром общения с дикими тварями. Ты дал ему некую мудрость, сделал его ласковым и понимающим. Птицы прилетали к нему, и мелкие зверюшки без страха ходили вокруг него, и, должно быть, он мог бы взять даже дикую кошку в свои бедные кривые руки.
Теперь ты счел нужным взять его туда, где изъяны ума и тела не имеют значения. Но, господи, мы хотим думать, что теперь ты выпрямил эти ноги и руки, эту бедную сгорбленную спину. Мы хотим думать, что теперь он двигается легко и свободно, как каждый из нас. И ещё, господи, дай ему несколько кардиналов и, может, белку, енота и опоссума, чтобы у него была там компания, какую он имел на земле. Каждый из нас по-своему одинок, и мы знаем, что он не будет одинок, когда вокруг него будут эти маленькие дикие зверюшки, если это не слишком – просить поместить несколько живых тварей в рай. Да будет на всё твоя воля. Аминь.
Форрестеры пробормотали: «Аминь». На их лицах выступила испарина. Один за другим они подходили к Пенни и жали ему руку. Прибежал енот и стал ползать по свеженасыпанному холмику. Он жалобно кричал, и Бык взял его к себе на плечо. Форрестеры повернулись и гуськом пошли к дому.
Они оседлали Цезаря. Пенни сел на него и посадил Джоди сзади. Джоди позвал оленёнка, и тот выбежал к нему из кустов. Из-за дома вышел Бык. В руках у него была маленькая проволочная клетка. Он протянул её Джоди. В ней сидел Причетник, хромоногий кардинал.
– Я знаю, мать не позволит тебе взять никого из зверей, – сказал Бык. – Ну, а эта пташка проживёт на одних крошках. Пусть это будет тебе память о нём.
– Спасибо, Бык. Всего доброго.
– Всего доброго.
Цезарь затрусил мелкой рысцой по дороге к дому. Они не разговаривали. Цезарь перешёл на шаг, и Пенни не препятствовал ему. Солнце было уже высоко. Джоди держал клетку на весу, руку ломило. Но вот показалась росчисть. Матушка Бэкстер, должно быть, услышала стук копыт и вышла к калитке.
– Мало того, что пропал один, так ещё другой уехал и не вернулся, а тут места себе не находишь! – крикнула она.
Пенни слез с лошади, Джоди соскочил за ним следом.
– Тихо, мать, – сказал Пенни. – Это был наш долг. Бедный Сенокрыл умер, и мы помогали его хоронить.
– Ах! – сказала она. – Жаль, что не этот здоровущий буян Лем.
Пенни пустил Цезаря пастись и вошёл в дом. Завтрак был приготовлен, но уже остыл.
– Ничего, – сказал он. – Подогрей только кофе.
Он ел, думая о чём-то своём.
– Никогда не видал, чтобы люди так тяжело переживали утрату, – сказал он.
– Ну уж не говори, будто эти здоровенные обормоты так уж горюют, – сказала она.
– Ора, – сказал он, – быть может, придёт день, и ты узнаешь, что человеческое сердце одинаково повсюду. Горе повсюду разит одинаково. Но в разных местах оно оставляет разные следы. Мне кажется временами, что тебе оно не сделало ничего, только заострило твой язык.
Она вдруг села.
– Похоже, мне надо быть суровой, только так я и смогу выносить жизнь, – сказала она.
Он встал из-за стола, подошёл к ней и погладил её по волосам.
– Я понимаю. Только будь чуточку подобрее к другим.
Глава восемнадцатая
Август был безжалостно жаркий, но он же был милостиво щедр на досуг. Работы было мало, да и та не особенно спешная. Выпадали дожди, кукуруза достигла спелости. Она подсыхала на корню, – её скоро можно будет убирать. Пенни прикинул, что урожай будет хороший, быть может, по десяти бушелей с акра. Плети сладкого картофеля наливались сочной зеленью. Созревало кафрское сорго, предназначенное на корм курам; его длинные метёлки были почти как у обыкновенного. Вдоль изгороди возносили свои большие, в тарелку, головы подсолнечники, тоже шедшие на корм курам. Коровьего гороху было очень много. Он-то в основном и подавался на стол чуть ли не каждый день с добавлением какой-нибудь дичины. Сена коровьего гороха должно было хватить на всю зиму. С земляным орехом дело обстояло не так хорошо, но, поскольку Топтыга задрал Бетси, их племенную матку, они остались без поросят, и откармливать орехом, собственно, было некого.
Их свиньи необъяснимым образом вернулись домой, и вместе с ними пришла молодая племенная матка. На ней было клеймо Форрестеров, переправленное на клеймо Бэкстеров. Пенни принял её как предложение мира, в качестве какового она была ему послана.
Сахарный тростник в этом году тоже удался на славу. Бэкстеры предвкушали наступление осени и заморозков, когда сладкий картофель будет выкопан, свиньи заколоты, зерно перемолото, сахарный тростник размолот и из его сока сварен сироп, – словом, когда скудость уступит место достатку. Еды им хватало даже сейчас, в самую тощую пору года, недоставало лишь разнообразия, изобильности, покойного ощущения достаточного запаса. Они жили со дня на день в постоянной нехватке муки и мяса, всецело полагаясь на охотничью удачу Пенни – оленей, индюшек и белок, которых он время от времени приносил. Однажды ночью в поставленный на дворе калкан попался жирный опоссум, и Пенни накопал немного молодого картофеля, чтобы поджарить его к мясу как особое лакомство. Это было излишество: картофель был мелкий и незрелый.
Солнце словно гнетом давило на заросли и росчисть. Матушку Бэкстер, при её полноте, жара изнуряла. На Пенни и Джоди, тощих и подбористых, жара сказывалась лишь возрастающим нежеланием двигаться часто и быстро. Они вместе занимались утром делами по хозяйству – доили корову, задавали корм лошади, кололи дрова для кухни, приносили воду с провала – и после этого были свободны до вечера. Матушка Бэкстер готовила в полдень горячую пищу, затем нагребала на угли золы; ужин подавался холодным и состоял из остатков обеда.
Джоди всё время ощущал отсутствие Сенокрыла. При жизни Сенокрыл всегда был с ним где-то в глубине его сознания, и он всегда мог обратиться к другу мысленно, если не в реальности. Зато Флажок вырастал на диво, буквально на глазах, и это было немалое утешение. Джоди казалось, что его пятна начали блекнуть, – признак зрелости, – хотя Пенни не находил в нём особенных перемен. Но уж, во всяком случае, сообразительности у него прибавлялось. Пенни утверждал, что из всех животных зарослей самый большой мозг у медведя, а после него – у оленя.
