Рафаэль Сабатини - Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)
Расхаживая по каюте, он поведал Розамунде о своих злоключениях, начиная с того дня, когда его приковали к веслу на испанской галере, и кончая тем часом, когда, находясь на борту испанского судна, захваченного у мыса Спартель, он решил поплыть в Англию и рассчитаться с братом. Он говорил просто, не вдаваясь в излишние подробности, но и не опуская ничего из событий, случайностей и стечений обстоятельств, сделавших из него то, чем он стал. Его рассказ тронул Розамунду, и, как она ни старалась, ей не удалось сдержать слез.
– Итак, – сказал Сакр-аль-Бар, заканчивая свое необычное повествование, – теперь вы знаете, какие силы играли мною. Другой, быть может, восстал бы и предпочел смерть. У меня же не хватило мужества. Правда, не исключено, что сильнее меня оказалась жажда мщения, желание излить на Лайонела ту жгучую ненависть, в которую превратилась моя былая любовь к нему.
– И ваша любовь ко мне, как вы недавно признались, – дополнила Розамунда.
– Не совсем, – поправил ее Сакр-аль-Бар. – Я ненавидел вас за измену, но более всего за то, что вы, не прочитав, сожгли письмо, посланное мною через Питта. Этим поступком вы внесли лепту в мои бедствия: вы уничтожили единственное доказательство моей невиновности, лишили меня возможности восстановить свои права и доброе имя, обрекли меня до конца жизни следовать по пути, на который я ступил не по своей воле. Но тогда я еще не знал, что мое исчезновение сочли бегством. Поэтому я прощаю вам невольную ошибку, обратившую мою любовь в ненависть и подсказавшую мне безумную мысль увезти вас вместе с Лайонелом.
– Вы хотите сказать, что это не входило в ваши намерения?
– Увезти вас вместе с Лайонелом? Клянусь Богом, я похитил вас именно потому, что вовсе не собирался делать этого. Ведь если бы подобная мысль заранее пришла мне в голову, у меня хватило бы сил отогнать ее. Она внезапно овладела мною в ту минуту, когда я увидел вас рядом с ним, и я не устоял перед искушением. То, что я знаю сейчас, служит мне достаточным наказанием.
– Кажется, я все поняла, – чуть слышно произнесла Розамунда, словно желая хоть немного унять его боль.
Корсар вскинул голову:
– Понять – это уже немало. Это полпути к прощению. Но прежде чем принять прощение, необходимо исправить содеянное.
– Если это возможно.
– Надо сделать так, чтобы это стало возможным! – с жаром ответил Сакр-аль-Бар и тут же замолк, услышав снаружи громкие крики. Он узнал голос Ларока, который, сменив ночного дозорного, на рассвете снова занял наблюдательный пост на вершине холма.
– Господин мой! Господин мой! – кричал Ларок, и ему вторил оглушительный хор всей команды.
Сакр-аль-Бар стремительно отдернул занавес и вышел на палубу. Как раз в эту минуту Ларок перелезал через фальшборт неподалеку от шкафута, где его ожидали Асад, Марзак и верный им Бискайн.
Носовая палуба, где, как и накануне, слонялись томящиеся бездельем корсары, кишмя кишела любопытными, которые горели нетерпением услышать новость, заставившую дозорного спешно покинуть наблюдательный пост.
Сакр-аль-Бар услышал сообщение Ларока, не спускаясь с юта.
– Корабль, который я заметил еще утром, господин мой…
– Что дальше? – рявкнул Асад.
– Здесь… В заливе за мысом. Только что бросил якорь.
– Нам нечего беспокоиться, – объявил Асад. – Раз они стали здесь на якорь, то яснее ясного, что они не подозревают о нашем присутствии. Что это за корабль?
– Большой двадцатипушечный галеон под английским флагом.
– Английским! – воскликнул пораженный Асад. – Должно быть, это крепкое судно, коль оно отваживается заходить в испанские воды.
Сакр-аль-Бар подошел к поручням.
– А еще какие-нибудь флаги на нем подняты? – спросил он Ларока.
Ларок обернулся на голос:
– Да, узкий голубой вымпел на бизань-мачте с птицей в гербе, по-моему с аистом.
– Аистом? – задумчиво повторил Сакр-аль-Бар.
Он не помнил ни одного английского герба с таким изображением и был почти уверен, что английский корабль не мог зайти в эти воды. Услышав за спиной глубокий вздох, он обернулся и увидел Розамунду, стоявшую у входа в каюту. Ее бледное лицо было взволнованно, глаза широко раскрыты.
– Что случилось? – коротко спросил корсар.
– Он думает, это аист, – ответила Розамунда, видимо полагая, что дает вполне вразумительный ответ.
– Скорее всего, какая-нибудь другая птица. Малый ошибся.
– Только отчасти, сэр Оливер.
– Отчасти?
Заинтригованный тоном и странным выражением глаз Розамунды, Сакр-аль-Бар быстро подошел к ней. Тем временем шум голосов внизу становился все громче.
– То, что он принял за аиста, на самом деле цапля, белая цапля. В геральдике белое означает пылкость, не так ли?
– Да. Но к чему вы об этом вспомнили?
– Неужели вам непонятно? Это – «Серебряная цапля».
– Клянусь вам, меня вовсе не интересует, серебряная то цапля или золотой кузнечик. Не все ли равно?
– Так называется корабль сэра Джона, сэра Джона Киллигрю, – объяснила Розамунда. – Он был совсем готов к отплытию, когда… когда вы нагрянули в Арвенак. Сэр Джон собирался отправиться в Индии, вместо чего – но неужели вы все еще не понимаете? – из любви ко мне бросился в погоню в тщетной надежде перехватить вас, прежде чем вы доберетесь до Берберии.
– Силы небесные! – вырвалось у Сакр-аль-Бара.
Немного подумав, он поднял голову и рассмеялся:
– Он опоздал всего на несколько дней.
Не обратив внимания на иронию корсара, Розамунда не сводила с него испытующего и вместе с тем робкого взгляда.
– И тем не менее, – продолжал он, – они подоспели как нельзя более вовремя. Если ветер, пригнавший сюда корабль сэра Джона, стих, то, без сомнения, его послали сами небеса.
– Нельзя ли… – Розамунда запнулась. – Нельзя ли как-нибудь связаться с ними?
– Связаться? Конечно, хотя сделать это не так-то просто.
– Но вы постараетесь? – неуверенно спросила Розамунда, и в ее глазах засветилась надежда.
– Разумеется, – ответил он. – Другого пути у нас нет. Не сомневаюсь, что кое-кому это будет стоить жизни. Но тогда… – Сакр-аль-Бар, не договорив, пожал плечами.
– О нет, нет! Только не такой ценой! – воскликнула Розамунда.
Сакр-аль-Бар не успел ответить. Глухой ропот, доносившийся со шкафута, перекрыли несколько громких голосов, требовавших, чтобы Асад немедленно вывел судно из бухты и избавил его от опасного соседства. Виной всему был Марзак. Он первым это предложил, и посеянная им паника быстро охватила всю команду.
Асад грозно выпрямился и, обратив на недовольных взгляд, некогда укрощавший и бо́льшие страсти, возвысил голос, повинуясь которому, бывало, сотни людей беспрекословно бросались в объятия смерти.
