Уилбур Смит - Муссон
Он прижался лбом к палубе, и морская вода, которая текла с его одежды, образовала небольшую лужу.
— Да благословит Аллах и все святые этот корабль. Ваши доброта и милосердие будут записаны в золотой книге…
— Хватит, парень.
Большой Дэниел ласково поднял его на ноги, а его люди окружили удивленного араба и прижали к борту. Следующим поднялся на палубу бородатый. Он развел руки, и его влажная одежда прилипла к долговязому телу.
— Какой замечательный день! Мои дети и внуки… — начал он звучным голосом.
— Салям алейкум, Рашид, — поздоровался с ним Уил Уилсон. — Мои глаза много дней стремились увидеть твое прекрасное лицо.
Рашид в тревоге посмотрел на него. Уил подошел ближе и улыбнулся. Араб узнал его и в отчаянии огляделся в поисках спасения, потом прыгнул к борту. Уил Уилсон перехватил его еще в воздухе и бросил на палубу. Он уперся коленом ему в спину, а острие кортика приложил к мягкой коже за ухом.
— Молю тебя, возлюбленный пророком, дай мне причину перерезать тебе горло.
Он уколол араба, и тот завизжал и забился на палубе. Уил провел свободной рукой по телу Рашида, потом порылся в его мокрой одежде и извлек смертоносный кривой кинжал. Прижал острие кинжала к уху Рашида и отрезал мочку. Струйка крови потекла тому на бороду.
— Ага! Достаточно острый! — с удовольствием сказал Уил. — Должно быть, тот самый кинжал, которым ты перерезал горло моему товарищу Бену Брауну и убил Джонни Уайта.
Рашид всхлипнул и истошно взмолился о милосердии.
— Аллах свидетель, я невиновен. Ты принял меня за кого-то другого. Я честный бедный рыбак.
Остальные уже поднялись на палубу и стояли в замешательстве, окруженные кольцом обнаженных сабель.
Уил рывком поднял воющего, извивающегося Рашида на ноги и толкнул к его людям.
— Если кто-нибудь из вас попытается бежать или достанет спрятанное под одеждой оружие, мои люди выполнят приказ рубить головы, — предупредил Хэл. Потом повернулся к Неду Тайлеру.
— Пожалуйста, верните корабль на прежний курс.
Когда „Серафим“ поймал ветер и снова двинулся по проливу, Хэл сказал пленникам:
— Все раздевайтесь! До самой немытой шкуры!
Последовали протестующие крики:
— Эфенди, так не годится! Наша нагота опозорит нас в глазах Аллаха.
Хэл достал из-за пояса пистолет и взвел курок. Он прижал пистолет к голове Рашида.
— Всю одежду! Поразите нас толщиной и длиной своих обрезанных концов, которые позволят вам наслаждаться с гуриями в раю, куда я вас отправлю.
Рашид неохотно сбросил мокрую одежду и остался в набедренной повязке.
— Все снимай! — настаивал Хэл.
Арабы один за другим раздевались. Они осторожно укладывали одежду на палубу, стараясь, чтобы не выпирало и не звякнуло о палубу то, что они под ней прятали. И вот они стояли жалкой кучкой, прикрывая срам руками, подвывая и клянясь, что невиновны. Сброшенная одежда грудой лежала на палубе.
— Обыскать! — приказал Хэл, и Аболи и Большой Дэниел руками прощупали каждый предмет одежды и извлекли множество скрытых в складках кинжалов. К тому времени как они закончили, на палубе выросла гора оружия.
— Рашид! — сделал Хэл знак предводителю. Тот упал на колени; на его лице слезы смешивались с кровью из отрезанной мочки. — Каков план аль-Ауфа? Как вы должны были сообщить о том, что корабль захвачен?
— Я не понимаю тебя, эфенди. Я не знаю человека по имени аль-Ауф. Пожалей бедного рыбака. Мои дети без меня умрут с голоду.
— Всемилостивый Аллах пошлет пропитание твоим сиротам, — заверил Хэл и обвел взглядом замерших от ужаса пленных.
— Вот этого!
Он выбрал злодейского вида грабителя с изуродованным шрамами лицом и пустой глазницей. Уил вытащил его из толпы, обмотал шею цепью и закрепил ее кандалами.
— Спрошу еще раз, — улыбнулся Хэл Рашиду. — Каков сигнал?
— Во имя Аллаха, эфенди, я не знаю человека по имени аль-Ауф. Не знаю ни о каком сигнале.
Хэл кивнул Аболи. Тот подхватил закованного араба на руку, как ребенка, и понес к борту. Поднял высоко над головой и бросил в воду. Тот ударился о поверхность и мгновенно исчез: его утащила вниз тяжесть цепи.
На палубе все, даже английские моряки, в ужасе умолкли. Они и подумать не могли, что их капитан способен на такую безжалостность. Затем кучка нагих пленников, как один человек, опустилась на колени. Они закричали и, закрыв глаза руками, молили о пощаде.
— Сигнал? — спокойно спросил Хэл, глядя на Рашида.
— Аллах свидетель, я не знаю никакого сигнала.
— Возьми его, — сказал Хэл Аболи. Тот схватил Рашида за раненое ухо, потащил его, вопящего и истекающего кровью, к борту, швырнул его на палубу, босой ногой наступил на спину и обмотал вокруг горла цепь.
Потом легко поднял над головой.
— Брось его акулам, — приказал Хэл, — хотя даже их стошнит от этой падали.
— Я все скажу! — закричал Рашид, дрыгая ногами в воздухе. — Пусть этот черный шайтан отпустит меня, и я скажу!
— Держи его за бортом, — приказал Хэл.
Аболи сменил хватку — теперь он держал Рашида за ноги высоко над волной, поднятой носом „Серафима“.
— Говори, — негромко сказал он, — потому что у меня устают руки. Они не смогут долго удерживать твой вес.
— Два огня! — закричал Рашид. — Два красных огня на грот-мачте. Это сигнал аль-Ауфу, что мы захватили корабль.
Аболи втащил его обратно и бросил на палубу.
— Каким курсом он приказал вам идти? Где вы должны с ним встретиться?
— Он велел мне идти на юг и держаться близко к суше, направляясь к Рас-Ибн-Куму.
Хэл знал, что так называется большой, выдающийся в залив мыс.
— Закуйте их всех и заприте на юте, и пусть охрана от них не отходит. В того, кто попытается бежать, стреляйте, — приказал Хэл Аболи по-арабски, чтобы пленные поняли.
Как только солнце опустилось в горящее море, Хэл убавил паруса и отошел подальше от суши, как сделает любой благоразумный капитан, идущий в виду подветренного берега. Корабль продолжал медленное движение на юг, и в течение ночи впередсмотрящие не раз замечали тусклый свет ламп следующих за ними дау.
Где бы ни укрывался „Минотавр“, аль-Ауф на его борту рассчитывает, что его люди захватят „Серафим“, только когда почти весь экипаж уснет. Поэтому Хэл ждал до четырех склянок утренней вахты, а в два часа приказал поднять на грот-мачте два красных фонаря. Фонари смотрели в ночь, как глаза дракона.
Потом он приказал Аболи и двадцати лучшим бойцам надеть еще влажную одежду пленных арабов. Пока они обертывали головы кусками ткани, Хэл спустился в свою каюту и быстро переоделся в тот костюм, который надевал, когда вечером отправлялся на саук в Занзибаре. Когда он снова вышел на палубу, „Серафим“ спокойно плыл по темной воде. С заходом луны темные очертания суши в ожерелье фосфоресцирующего прибоя исчезли в темноте. Хэл прошел по палубе и поговорил с каждой группой людей, сидевших за поручнями.
