Джеймс Купер - Красный корсар
Вопрос был не из легких, и офицеры молчали, переглядываясь между собой. Тогда капитан поставил вопрос иначе.
— Что же вы молчите, генерал? Вы человек опытный, и вопрос этот касается прямо вас; вступать ли нам в битву или же развернуть паруса и удирать?
— Мои люди не умеют отступать; доставьте им случай, и они покажут себя.
— Но для чего нам рисковать без нужды своею шкурою?
— Это испанское судно, а испанцы часто посылают военные суда для прикрытия судов, везущих ценности, — заметил один из офицеров, не любивший бесполезного риска без добычи. — Посмотрим, если корабль откажется от нашего вызова, то, значит, он боится потерять богатый груз, в противном случае он будет храбр, как храбры бывают люди, которым нечего терять.
— Ваше мнение, Брэгс, имеет основание, и мы не забудем его. Теперь по местам, осмотрите ружья и пушки, но не привлекайте внимания экипажа: бой еще не решен, и если придется отказаться от сражения, не давайте повода думать, что мы отступаем от раз принятого решения.
Все разошлись по местам. Уильдер также хотел удалиться, но командир удержал его.
— Мы скучали в бездействии, мистер Уильдер! Теперь, кажется, появляется разнообразие. Все может случиться, но я вас успел узнать, и уверен, что если меня не станет, то вы с честью замените меня.
— Постараюсь сделать все возможное, чтобы в случае такого несчастия ваше доверие оправдалось.
— Я вам верю. Однако, ваши молодцы обладают острым зрением: они первые определили корабль.
— К этому легко привыкнуть в их положении. Однако, более точное определение, указав, что это военное судно, сделали вы сами.
— Но семьсот пятьдесят тонн, о которых сказал негр с такою уверенностью?
— Глупая привычка говорить наобум.
— Вы правы. Но взгляните на корабль, какого он держится направления?
Уильдер некоторое время внимательно наблюдал в трубу за ходом корабля, потом взглянул на командира и, заметив недоверчивый взгляд, покраснел, стиснул зубы и молчал.
— Ну, что же корабль? — спросил Корсар, отчеканивая каждое слово. — Он увеличил свою парусность, и через несколько минут мы его увидим весь.
— Это прекрасный ходок, он направляется прямо на нас.
— Не думаю, его корма отклоняется к востоку.
— Верно, ваша правда, — продолжал Корсар, направив трубу на корабль. — Нас еще не заметили. Скорее убрать передний штаговый парус. Пусть они попробуют разглядеть наши голые мачты на таком расстоянии! Мы готовы и к битве, и к отступлению, — заметил Корсар, наблюдая за приготовлениями, которые были сделаны офицерами. — Признаюсь вам, Уильдер, что мне доставляет внутреннее удовольствие встреча с этим кораблем под британским флагом. Может-быть, он окажется нам не по силам, но я отступать не намерен. Зато представьте себе, какое было бы удовольствие потопить этот корабль!
— Я думаю, что люди нашей профессии предоставляют почести дуракам и предпочитают золото железу.
— Так вообще о нас думают, но я лично охотнее предпочел бы нанести удар королевской гордости Георга, чем воспользоваться его сокровищами. Прав ли я, генерал? — прибавил он, заметив приближение своего соратника. — Прав ли я в том, что и приятно и почетно померяться силами с кораблем его королевского величества?
— Мы деремся для славы. При первом сигнале я к вашим услугам…
— Что это значит?! Кто распустил брамсель? — вдруг вскричал Корсар, и лицо его сделалось страшным.
Внимание всех обратилось на мачту. Там на реях сидел Фид, а парус трепался по ветру. Шум, производимый парусом, вероятно, и помешал ему услышать слова капитана.
Лицо матроса выражало полнейшее спокойствие и довольство, из которого его вывел грозный окрик капитана:
— По чьему приказанию вы распустили парус? — спросил Корсар.
— По требованию ветра, главного распорядителя на море.
— Все наверх! Сейчас же снять парус и стащить вниз этого дурака, осмелившегося нарушить мои приказания!
Несколько матросов бросились наверх. Парус был собран. Лицо Корсара было сумрачно и ожесточенно. Уильдер никогда не видел его в таком состоянии и, опасаясь за участь своего товарища, приготовился притти к нему на помощь.
— Что это значит? Как вы смели распустить парус без моего приказания?
— Я поторопился и вижу, что заслуживаю наказания.
— Да, правда, и вы получите его: отвести его в трюм и дать ему двадцать ударов!
— Ну, это не первое знакомство с плеткой…
— Позвольте вступиться за виновного! — сказал Уильдер. — Он часто ошибается, но у него всегда добрые намерения.
— Не защищайте, господин Гарри! — сказал Ричард с особым выражением. — Парус был распущен, отрицать этого нельзя, и спина Фида должна получить заслуженное.
— Я прошу вас простить его, я ручаюсь, что это будет последним его ослушанием.
— Хорошо, забудем это, — сказал Корсар, с усилием подавляя свой гнев. — Я не хочу в такой момент нарушать наши добрые отношения, но должен обратить ваше внимание на ту опасность, которую может принести нам подобная небрежность. Дайте мне трубку, я взгляну, ускользнула ли от внимания нашего противника эта болтавшаяся тряпка?
Ричард с торжествующим видом взглянул на Уильдера, но тот дал ему знак удалиться.
Глава XXVI
Отдаленный парус приближался все больше. Сначала он казался чайкой, порхающей над волнами, но, постепенно увеличиваясь, стал походить на пирамиду, состоящую из парусов и снастей. Корсар передал Уильдеру трубу.
— Посмотрите и вы увидите, что небрежность вашего матроса нас выдала.
Но в тоне командира звучало скорее сожаление, чем упрек. Когда Уильдер хотел было произнести несколько слов в оправдание этой небрежности, Корсар дружески прервал его, заметив, что с этим делом уже покончено.
— Противник наш настороже. Он переменил курс и идет прямо на нас. Пусть приблизится. Мы увидим его вооружение и решим, какой разговор с ним вести.
— Если позволить ему приблизиться, то, может-быть, нам уже трудно будет избежать встречи с ним.
— «Дельфин» — хороший ходок, и найти равного ему трудно.
— Не знаю, но наш противник приближается быстро, и можно полагать, что в скорости хода он не уступает «Дельфину». Мне редко приходилось замечать, чтобы судно так быстро увеличивалось при приближении.
Уильдер говорил с жаром. Корсар внимательно посмотрел на него и спросил:
— Вы знаете это судно?
— Да, знаю. И если не ошибаюсь, оно не по силам для «Дельфина». Я уверен, что оно не имеет на борту соблазнительного для нас груза.
— Его размеры?
— Негр сказал уже вам их.
— Ваши люди также его узнают?
— Трудно ошибиться старому моряку в расположении парусов, под которыми он провел месяцы и даже годы.
— Давно ли вы оставили это судно?
— Одновременно с моим прибытием к вам сюда.
Корсар на некоторое время задумался. Уильдер не прерывал его, и лицо его выражало беспокойство.
— Сколько на нем пушек? — спросил Корсар резко.
— В четыре раза больше, чем на «Дельфине».
— Его обшивка?
— Толще нашей, и судно больше нашего.
— Это судно короля?
— Да, короля.
— Оно переменит своего хозяина: оно будет моим.
Уильдер поклонился и отвечал недоверчивой улыбкой.
— Вы сомневаетесь? — сказал Корсар. — Имеет ли наш противник таких людей, как наши, готовых сложить головы по первому приказанию?
Действительно, экипаж «Дельфина» был составлен человеком, хорошо знающим и людей и характер морской службы. В состав его входили моряки почти всех наций, управляемые человеком, авторитету которого они подчинялись без рассуждения. Они представляли собой непреодолимую силу. Даже новички верили в своего командира и никогда не сомневались в успехе.
— Вы не принимаете в расчет наших людей, — сказал Корсар;- вот датчанин, такой же крепкий и тяжелый, как пушка, около которой я его сейчас поставлю. Вы можете резать, рубить его, и он не отступит, как и его орудие. Около него русский и швед, такие же, как и он, и будут составлять с ним одно целое. Дальше стоит кроткий, атлетического сложения моряк из ганзейских[28] городов. Ему больше нравится наша свобода, и скорее погибнут все Ганзейские города, чем он оставит свой пост. Там стоят два англичанина. Хотя я не люблю их отечества, но трудно найти более надежных людей. Дальше стоит человек, скорее похожий на монаха. Действительно, он раньше занимался проповедью, но потом предпочел хорошую пищу и вино, и жажда богатства одолела его.
— А каков он в битве?
— За деньги он будет служит хоть чорту, а человек он смышленый. Тот, дальше, отличается особой исполнительностью. Раз во время ветра я велел ему перерубить канат. Он исполнил это приказание, но по неосторожности стоял перед канатом, и его сбросило в море. Теперь он хвалится своею осторожностью и говорит, что больше уже не сплошает. Я уверен, что и теперь этот корабль в его глазах удваивается.
