Джеймс Купер - Красный корсар
С этими словами бог быстро прошел перед офицером и обратил свое внимание на солдат, которые столпились в одну кучу, чувствуя необходимость взаимной поддержки. Последовал шумный и длинный диспут. Затем слова противников стали сопровождаться враждебными жестами. Настала минута, когда внутренний мир корабля повис на волоске. Генерал счел нужным выступить на защиту дисциплины.
— Всякий, кто тронет хоть пальцем одного из моих людей, получит хороший удар, который научит его уважать мой отряд.
В эту минуту сильный удар, нанесенный сержантом богу, разбил ему нос и сразу доказал его земное происхождение…
Считая себя обязанным защищать свою честь, сильный моряк отвечал на удар ударом. Такой обмен вежливостей явился сигналом к нападению. Шум схватки привлек внимание Фида, который тотчас спустился вниз, оставив своего собеседника. Его примеру последовали все матросы. Через минуту было очевидно, что солдаты будут уничтожены благодаря подавляющему большинству противника. Матросы схватились за пики.
— Назад, все назад! — крикнул Уильдер, бросаясь в толпу с энергией, удвоившейся при мысли об опасности, которой подверглись бы женщины в случае падения дисциплины на судне. — Назад, если вы дорожите жизнью! А вы, сударь, хвастающийся тем, что вы — хороший солдат, прикажите вашим людям вернуться к своим обязанностям!
Генерал был слишком заинтересован сохранением порядка на судне, чтобы не откликнуться на призыв. Ему помогали второстепенные офицеры. Но они оказались не в силах остановить поток, так неожиданно выступивший из берегов. Ссора солдат с матросами каждую минуту могла обратиться в резню.
В течение этих нескольких минут человек, наиболее заинтересованный в поддержании дисциплины, казался странно равнодушным ко всему, что происходило вокруг. Скрестив на груди руки, устремив глаза на спокойное море, он стоял неподвижный, как мачта, к которой он прислонился. С давних пор привыкнув к шуму подобных сцен, он не придавал им большого значения.
Но другие офицеры были более энергичны. Уильдер уже заставил отступить самых смелых буянов. Воображая, что восстание усмирено, он схватил самого отчаянного из них, но двадцать рук мгновенно вырвали у него пленника.
— Кто этот человек, который строит из себя командира на «Дельфине»? — крикнул чей-то голос из толпы. — Как он попал на борт, и где он выучился своему ремеслу?
— Да, да, — раздался другой голос, — где этот купеческий корабль из Бристоля, который он должен был завлечь в наши сети и из-за которого мы потеряли лучшее время, стоя без дела на якоре?
Общий ропот поднялся среди матросов.
— В море интригана! В море его!
Но в эту минуту два человека одним прыжком оказались между Уильдером и его врагами. Одним ударом Фид свалил матроса. Негр последовал примеру товарища.
— Назад, негодяи! — кричал Фид, обрушивая страшные удары направо и налево. — Стыда у вас нет бросаться всем на одного! И на кого? На вашего офицера, такого офицера, какого вы никогда в жизни не видели!
— Уйдите, — закричал Уильдер, бросаясь между своими защитниками и врагами, — уйдите и оставьте меня одного с этими негодяями!
— В море! В море его и двух негодяев, которые его защищают! — кричали матросы. — Бросить их всех в море!
— Вы все будете молчать и смотреть, как на ваших глазах совершится ужасное злодейство? — вскричала мистрис Уиллис, бросаясь к Корсару и хватая его за плечо.
Он вздрогнул, как человек, внезапно пробужденный от глубокого сна, и пристально посмотрел на нее.
— Смотрите, — сказала она, указывая ему на бешеную толпу на палубе, — смотрите, они убивают вашего офицера, и нет никого, кто бы помог ему!
Покрывавшая лицо Корсара бледность исчезла, лишь только он взглянул на происходившую сцену. Он тотчас понял, что происходит, и его лицо вспыхнуло, словно вся кровь бросилась ему в голову. Он схватил висевшую на снасти веревку и одним прыжком очутился среди толпы. Толпа раздалась на обе стороны, и глубокое, мгновенное молчание сменило шумные крики. Жестом приказав молчать, Корсар начал говорить, и голос его был менее громок и угрожающ, чем обыкновенно, но вместе с тем ни один оттенок его не остался непонятым самыми отдаленными слушателями.
— Возмущение? — говорил он с выражением презрения и иронии. — Возмущение явное, открытое, наглое, жаждущее крови? Вы устали жить, бездельники? Есть ли среди вас кто-нибудь, кто пожелает подать первый пример? Пусть он скажет, пусть посмотрит мне в лицо или осмелится показать мне жестом, знаком, движением, что он существует.
Он замолчал, и очарование его присутствия было так глубоко, что среди всей толпы не нашлось ни одного человека, осмелившегося возражать. Видя, что ни один голос не прозвучал в ответ, что никто не сделал ни малейшего движения, что даже ни один взор не поднялся навстречу его взору, твердому и блестящему, Корсар продолжал:
— Эго хорошо. Рассудок вернулся слишком поздно, но, к счастью для всех вас, он все же вернулся. Назад! Слышите? Вы позорите палубу!
Матросы отшатнулись в обе стороны.
— Положите оружие на место! Будет время воспользоваться им, когда я сочту это нужным. А! Вы решились взять пики без позволения? Берегитесь, чтобы они не сожгли ваших рук!
Дюжина пик сразу упала на палубу.
— Есть ли барабанщик на этом корабле? Пусть он покажется!
Какое-то трепещущее существо, едва держась на ногах, явилось со своим инструментом.
— Ну, я посмотрю, командую ли я сбродом или дисциплинированными солдатами!
При первых звуках барабана толпа разделилась, и виновные молча удалились.
Во все это время Корсар не обнаружил ни гнева, ни нетерпения. Офицеры подошли к нему и отдали свой рапорт. Затем он подозвал Уильдера и потребовал объяснений.
Уильдер откровенно и без утайки рассказал ему все.
— Однажды они уже сделали на моем корабле живое применение евангельских слов: «первые да будут последними и последние — первыми». Я застал весь мой экипаж в разгаре попойки, в то время как офицеры были заперты в трюме.
— Я удивляюсь, как вы могли установить дисциплину.
— Я был среди них один и безоружный. Но мне довольно только места, чтобы поставить ногу и протянуть руку. Они меня хорошо узнали, и между нами редко бывают недоразумения.
Покинув своего лейтенанта, Корсар пошел на палубу и потребовал виновных. Когда они явились, он заговорил с ними; в голосе его звучало обычное спокойствие. Среди них нашелся только один, который, ободренный, быть-может, своими прежними заслугами, осмелился произнести несколько слов в свое оправдание.
— Что касается, ваша честь, лица, которое вы поставили…
— Я один могу судить об его заслугах! — резко прервал его командир. — Идите и приведите мне тех двух людей, которые так благородно бросились на помощь к своему офицеру против бунтовщиков!
Фид скоро явился в сопровождении негра.
— Вы с товарищем хорошо вели себя сегодня… Давно вы неразлучны?
— Да, ваша честь, уже двадцать четыре года, как мы втроем вместе: я, Гвинея и хозяин Гарри.
— А, вы двадцать четыре года с мистером Уильдером? — сказал Корсар и добавил:- Ваши услуги не будут забыты. Вот золото. Разделите его, как товарищи, и всегда надейтесь на мое покровительство.
Он протянул горсть золота негру. Сципион отшатнулся.
— Не обращайте внимания на манеры этого малого, — сказал Фид с величайшим хладнокровием, протягивая руку и опуская деньги в карман, — но я могу сказать за него, что он благодарит вашу честь.
Корсар, сделав им рукою знак удалиться, повернулся и увидел подходящего Уильдера. Корсар заговорил с ним о его друзьях, потом отдал ему распоряжение приказать бить отбой. После этого Корсар удалился с палубы.
Глава XXI
Море было спокойно. Океан раскинулся зеркальной гладью, хотя небольшой ветерок давал себя чувствовать, и подымавшиеся местами волны угрожали приближением отдаленной бури. С той поры, когда этот странный человек, так властно управлявший своим недисциплинированным экипажем, сошел с мостика, солнце уже успело зайти, а он все еще не появлялся. Сломив препятствие, он, казалось, не боялся повторения вспышки и считал свою власть упроченною. Эта самоуверенность не могла не оказать впечатления на экипаж. Виновные были обнаружены и получили заслуженное наказание. Этот человек всегда справлялся с сопротивлением и угадывал расставленные ему сети. Только ночью, когда уже была расставлена стража, Корсар показался на корме, погруженный в свои мысли. Кроме него, на палубе был только один человек — Уильдер, который вышел в свою очередь на офицерское дежурство.
В течение получаса Корсар и его лейтенант не обменялись ни одним словом. Оба, казалось, избегали друг друга и были заняты собственными мыслями. Наконец, Корсар вдруг остановился и долго молча смотрел на неподвижную фигуру, стоявшую на палубе.
