Джеймс Купер - Красный корсар
Вслед за этим облако дыма окутало борт корабля, и раздался пушечный выстрел, звук которого был ослаблен встречным ветром.
— Слишком поздно колебаться, — произнесла мистрис Уиллис. — Кто бы ни был этот корабль, друг или враг, нас увидели.
Уильдер ничего не ответил, но продолжал следить за всеми движениями корабля.
— Слишком поздно! — прошептал он, направляя шлюпку к кораблю.
На палубе корабля стоял энергичный человек, отдавая матросам необходимые приказания. Полные волнения и тревоги, Гертруда и мистрис Уиллис были приняты на борт. Уильдер и негритянка следовали за ними, а шлюпка, как лишняя тяжесть, была оставлена на волю волн.
Тогда двадцать матросов влезли на снасти, ставя паруса один за другим, и когда все они были развернуты, корабль полетел с быстротою птицы.
Глава XIX
Прошла неделя. Корабль Корсара, избороздив за это время океан на тысячи миль, ускользая от королевских крейсеров и избегая различных встреч скорее из прихоти, чем по какой-либо другой причине, находился сейчас уже в более мягком климате и в более спокойной части моря.
Экипаж корабля был уже на ногах. Полсотни здоровых матросов висели со всех сторон на снастях, одни — смеясь и перекидываясь шутками, другие — занимаясь работой. На палубе показались три или четыре молодые человека в какой-то морской форме, не принадлежавшей, в сущности, ни одной нации.
Несмотря на господствовавшее на корабле внешнее спокойствие, у каждого из них за поясом был заткнут короткий, прямой кинжал. Один из матросов наклонился над бортом, его мундир распахнулся, и из-под него выглянула рукоятка небольшого пистолета. Но так как между людьми не замечалось и тени недоверия, то наблюдатель мог объяснить все эти предосторожности простой привычкой. Два часовых, мрачные и суровые, одетые, как сухопутные солдаты, свидетельствовали о бдительности, господствовавшей на корабле. Матросы были, несмотря на все эти суровые признаки, совершенно беззаботны, так как, очевидно, давно привыкли к военному характеру судна.
«Генерал» Корсара находился тут же и стоял позади матросов.
Но одного человека можно было отличить от всех окружавших по достоинству, с которым он держал себя, и повелительному, несмотря на спокойную позу, виду. Это был Корсар.
Он стоял один, в стороне, и никто не решался приблизиться к тому месту, которое он избрал для себя. Его острый взгляд скользил по всем частям корабля, иногда останавливаясь на легких и прозрачных облаках, плывших по небу, и тогда лицо его омрачалось. Временами его взгляд становился совершенно суровым. Прекрасные волосы спадали локонами. Пистолеты болтались у пояса его синего мундира с галунами, а сбоку висел турецкий ятаган, легкий и несколько изогнутый, как стилет, с итальянской отделкой.
На корме и мостике, отдельно от всех, находились мистрис Уиллис и Гертруда. Они ни взглядом, ни жестами не выражали волнения, которое они могли бы чувствовать среди этих, стоявших вне закона, людей. Наконец мистрис Уиллис подозвала к себе Уильдера.
— Я сейчас говорила Гертруде, что вон там наше спасение, — сказала она, указывая вдаль, — но бедное дитя очень взволновано и говорит, что не успокоится до тех пор, пока не увидит своего отца. Знакомы ли вам эти места, Уильдер?
— Да, я часто здесь бывал.
— Так, может-быть, вы мне скажете, какая это земля, вон там?
— Земля? — сказал он с удивлением. — Разве показалась земля?
— А то как же? Уже несколько часов раздаются об этом возгласы с мачт.
— Очень может-быть. Мы, моряки, после ночного дежурства многое можем упустить из вида.
Во вгляде мистрис Уиллис мелькнуло подозрение и какой-то безотчетный страх.
— Неужели вид счастливой Америки уже потерял для вас всю свою прелесть? Вы так хладнокровно приближаетесь к ее берегам. Эта любовь к коварной и опасной стихии для меня непонятна.
— Действительно ли моряки имеют такую исключительную привязанность к своей профессии? — с жаром спросила Гертруда.
— В этом безумии нас часто обвиняют, — ответил Уильдер.
Гертруда не продолжала разговора и опустила глаза, как бы глубоко задумавшись над этой упрямой привязанностью, которая делает человека нечувствительным к радостям тихой жизни и заставляет увлекаться опасностями океана.
— На корабле прошла большая часть моей жизни, — задумчиво произнесла гувернантка, — это было печальное и несчастное время в моей жизни. В порядке ли это вещей, мистер Уильдер, что чужому человеку, как вы на этом корабле, доверяют командование?
— Конечно, нет!
— Но вместе с тем, насколько я понимаю, вы исполняете обязанности первого лейтенанта с тех пор, как мы были приняты на борт этого корабля.
Уильдер, повидимому, искал слов для ответа.
— Диплом лейтенанта всегда уважается.
— Вы офицер коронной службы?
— Что же другое могло доставить мне это место? Смерть сделала вакантным место на этом… крейсере.
— Но скажите мне, — продолжала гувернантка, — всегда ли офицеры являются среди, своего экипажа вооруженными, как сейчас?
— Это воля нашего командира.
— Этот командир, очевидно, искусный моряк, но в то же время — человек, вкусы и капризы которого так же необыкновенны, как и наружность. Я уверена, что я уже видела его, и притом недавно.
Мистрис Уиллис замолчала и стала всматриваться в спокойное и неподвижное лицо человека, все в той же позе стоявшего вдали от покорного его воле экипажа.
— Давно вы знаете капитана Гейдегера? — спросила она.
— Мы уже встречались.
— Это имя кажется немецким. Я уверена, что слышу его в первый раз. Было время, когда я знала почти всех офицеров королевской службы в этом чине, по крайней мере, хоть по имени. Давно ли его семья обосновалась в Англии?
— Это вопрос, на который он сам сумеет ответить лучше, — ответил Уильдер, заметив приближение Корсара. — Но мои обязанности призывают меня.
Уильдер отошел с недовольным видом. В это время капитан подходил к дамам с утренним приветствием. В манерах Корсара не было ничего, что могло бы пробудить даже самую чуткую ревность. Они были холодны, и он казался озабоченным.
— Вот вид, — сказал он, указывая пальцем на голубоватые очертания земли, — который доставляет наслаждение жителю земли и внушает ужас моряку.
— Разве моряки испытывают такое отвращение при виде стран, где находят удовольствие жить тысячи им подобных? — спросила Гертруда.
— И мисс Грейсон в том числе? — спросил Корсар с улыбкой, показывавшей, что за шуткой скрывалась ирония. — После всего, что вы испытали, я не удивляюсь вашему отвращению к нашей стихии. Но никакое озеро не будет спокойнее этой части океана. Если бы мы подвинулись к югу, я показал бы вам скалы и горы, заливы, холмы, увенчанные зеленью, беспечных рыбаков, хижины, — самую прелестную, мирную картину.
— А я хотела бы привести вас на север и показать вам черные, грозные облака, зеленое, гневное море, скалы, холмы и горы, которые существуют лишь в воображении человека, который тонет.
Было заметно, что воображение Гертруды еще полно недавними ужасами. Проницательный взгляд Корсара угадал это. Чтобы не возбуждать воспоминаний о перенесенном женщинами, Корсар переменил тему разговора.
— Есть люди, которым море не доставляет никакого удовольствия. Мы же имеем здесь свои балы, своих артистов.
— Бал без женщин — удовольствие мало приятное.
— Гм! Мы имеем еще наш театр; фарсы и комедии помогают нам проводить время.
— А вы играете роль церемониймейстера на балах? — смеясь, спросила Гертруда.
— Угодно вам фигурировать в балете? Будет ли мой бал украшен вашим присутствием?
— Я? С кем?
— Вы хотели рассеять наши сомнения насчет вашего уменья развлекаться, — сказала гувернантка.
— Я не отказываюсь от этого намерения.
Корсар повернулся к стоявшему недалеко Уильдеру и проговорил:
— Дамы сомневаются в нашей веселости, мистер Уильдер; пусть боцман свистнет в свой магический свисток и крикнет экипажу: «к развлечениям!»
Молодой моряк пошел отдать необходимые приказания. Вскоре раздался пронзительный свист и вслед за ним грубый голос Найтингеля:
— Гола, все к развлечениям!
Едва раздалась эта команда, как тихие разговоры, слышавшиеся среди экипажа, прекратились, и со всех уст слетел дружный крик. В одно мгновение все оживились. Мачтовые матросы весело бросились по снастям и веревкам. Остальные, менее ловкие, спешили занять удобные позиции, чтобы приготовить своим товарищам развлечения.
Под общие крики и суматоху собралась небольшая группа; это была группа солдат, собранная генералом. Между нею и остальными матросами существовала неприязнь, иногда доводившая их до настоящих столкновений.
Матросы быстро рассеялись по мачтам, захватив с собою ведра, приготовленные на случай пожара. Солдаты пошли на них в атаку, но их быстро окатили водою из ведер.
