Александр Дюма - Мадам де Шамбле
— Я вам больше не нужен, господин Макс?
— Ты понадобишься мне лишь вечером, дружок.
— Вы знаете, что я всегда к вашим услугам. Примерно в какое время?
— От девяти до десяти… Впрочем, до этого мы еще увидимся.
— Что ж, до свидания, господин Макс.
Молодой человек удалился, а я вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Это были те самые маленькие покои, о которых говорила Эдмея. Увы! Как мы были бы здесь счастливы!
У изголовья кровати находилась дверь, запертая изнутри. Открыв ее, я увидел, что она ведет в оранжерею.
Как сказала Зоя, там было множество осенних цветов — прощальный привет солнца земле.
Я поздоровался с верными друзьями моей возлюбленной, которым предстояло проводить ее в последний путь и, подобно ей, умереть раньше срока.
Внезапно я услышал, как скрипит песок у кого-то под ногами, и передо мной предстала Зоя.
— Я так и думала, что застану вас здесь, — сказала она.
— Ну, что творится в доме? — спросил я.
— Аббат Клоден уже молится подле нее. Ах, господин Макс, если б вы только знали, до чего она красива в белом атласном платье, с длинными распущенными волосами — сущая святая!
Слезы заструились по моим щекам, но мне удалось сдержать рыдания.
— Мне нужны ножницы, Зоя.
— Вот ножницы графини, господин Макс. Я принесла их, чтобы срезать цветы. Можете оставить их у себя.
Мы стали срезать самые красивые цветы; каждый из них был омыт моими слезами. Когда фартук Зои был заполнен цветами, она спросила:
— Не будет ли у вас еще распоряжений?
— Нет, Зоя, разве что, когда ты останешься наедине с графиней, подойди к ней и тихо скажи: «Он здесь, он вас любит и придет ночью поцеловать вас на прощание».
— Увы! — вздохнула молодая женщина. — Госпожа не сможет меня услышать.
— Как знать, дитя мое? Смерть — великая тайна.
— О сударь! — воскликнула Зоя. — Что до меня, то я уверена: когда-нибудь мы снова встретимся с графиней.
— Если только окажемся достойными и попадем туда же, куда и она, — ответил я.
Вернувшись в дом, я сел на кровать и, опустив голову, принялся бормотать:
— О смерть! Ты непостижимая тайна, ночь без звезд, море без маяка и пустыня без дороги. Кто ты — конец времени или начало вечности? Если у вечности есть начало, значит, ее не существует. Ты ли раскроешь когда-нибудь нам свой секрет или мы сами однажды разгадаем твою загадку? В тот день, когда человек сумеет постичь твою суть, о смерть, он сравняется с Богом! Уже двое людей, которых я любил больше всех на свете — моя матушка и Эдмея — соединились в твоем лоне, о великая незнакомка… Узнают ли они друг друга там, наверху, и станет ли мое имя первым словом, которое они выразят вздохом при встрече? Должно быть, двери небесной темницы сделаны из стали и алмазов, раз матушка не вернулась оттуда, и если ты, о Эдмея, не явишься ко мне, чтобы сказать: «Я по-прежнему люблю тебя!» Я любил только вас, о святые женщины, и я клянусь, что впредь буду любить только вас. О печальные лилии, я пережил вас для того, чтобы орошать вас своими слезами; вы единственные цветы моей жизни, и я всегда буду вдыхать лишь ваш ангельский аромат. О матушка, о Эдмея, вы уже не страдаете и теперь вам известно все, помолитесь за того, кто еще страдает и сомневается! И тут раздался стук в дверь. Я не решался открыть, гадая, кому я мог понадобиться в такую минуту. Впрочем, кроме Грасьена и Зои, никто не знал, что я здесь.
— Откройте, господин Макс, — послышался голос Грасьена, — это я.
Я открыл дверь; раз уж это был Грасьен, мне не надо было спрашивать, что ему нужно, — он явился как вестник смерти.
— Господин Макс, — произнес Грасьен, — ваш друг Альфред де Сенонш находится в моем доме. «Передай ему, что я приехал, — сказал он. — Если он захочет меня видеть, пусть пошлет за мной; если же он может обойтись без меня, я не обижусь». Я не стал говорить вашему другу, где вы. Может быть, мне не стоило приходить?
— Напротив, друг мой! — вскричал я. — Передай Альфреду, что я хочу его видеть, и приведи его поскорей.
Грасьен поспешил прочь.
Пять минут спустя он вернулся вместе с Альфредом. Я встретил друга на пороге, мы обнялись, и я повел его в комнату.
— Поплачь, мой бедный друг, поплачь! — сказал Альфред. — Россыпи слез не менее драгоценны и полезны, чем россыпи алмазов. Солнце создает алмазы, а слезы посылает нам сам Бог. Однако он раздает их весьма скупо. Счастливы те, что могут плакать!
— Неужели ты здесь, дружище, ты здесь, дорогой Альфред? — воскликнул я.
— Разумеется, я здесь. Сегодня ночью я никак не мог уснуть. Видишь ли, то, о чем ты рассказал, не выходило у меня из головы. Я очень люблю тебя, Макс, хотя, возможно, со стороны это незаметно. Я пожал другу руку.
— Так вот, я позвонил, приказал разбудить Жоржа и запрячь лошадь в двухместную карету. Я подумал: «Надо ехать в Берне. Если ничего не случилось, тем лучше: я вернусь, ничего не сказав Максу. Если же несчастье, которое он ждал, все-таки произошло, Максу не придется плакать в одиночку на плече какого-нибудь крестьянина». Услышав страшную весть, я предоставил тебе возможность побыть с первыми твоими печалями наедине с религией, а затем приехал к Грасьену и сказал: «Вот и я. Если Макс хочет меня видеть, я пойду к нему; если нет…» Но, признаться, я очень рассчитывал на первое… О друг мой! Я могу помочь тебе утолить твою боль. Мое появление оправдывает твое присутствие в Берне. Видишь ли, мы якобы оказались здесь оба по воле случая. Я пошлю графу наши визитные карточки, и вечером мы будем присутствовать на отпевании, а также примем участие в погребальном шествии. Ты не мог бы пойти на похороны один; согласись, что это немного облегчит твои страдания.
— Спасибо, спасибо! — воскликнул я. — Ты прав: без тебя это было бы невозможно, но, поверь, я попрощаюсь с Эдмеей последним. Я увижу ее, когда все уйдут.
— А теперь скажи откровенно, — спросил Альфред, — что ты думаешь о смерти графини?
— Она умерла своей смертью, друг. Муж Эдмеи ничего от этого не выиграл. К тому же ты ведь знаешь, что она предвидела свою кончину.
— Разве тебя не удивляет, что графиню так спешат похоронить?
— Пусть поступают как знают. Чем раньше Эдмею опустят в склеп, тем скорее я ее увижу.
— А! Я понимаю.
Альфред взял меня за руку и спросил:
— Макс, я надеюсь, ты не собираешься сделать с собой что-нибудь плохое?
Я покачал головой в знак отрицания:
— К счастью, Бог посылает мне утешение в виде слез.
— В таком случае благодари Бога. А что прикажешь делать мне?
— Пока я предоставляю тебе свободу действий, а в шесть часов вечера приходи к Грасьену. Одна из комнат его дома выходит на церковь и кладбище, и оттуда видно все. Там я стану свидетелем всего. Я буду ждать там тебя, чтобы пожать твою руку и опереться на твое плечо. Как только
