Мор Йокаи - Когда мы состаримся
— И заступник тоже имеется, который хоть и нечестивец, а чувств человеческих не лишён и, дай срок, скажет: «Что, без рода, без племени девушка? Имя требуется? Пожалуйста, пусть носит моё!»
И, как Топанди ни противился, Лоранд приложился к его руке.
Слышала бы Ципра! Как не хватало ей, бедняжке, всего этого.
XXVII. Когда засвищет соловей
За этим днём последовала бессонная ночь.
Двери позапирали; Лоранд сам, по своему обыкновению, обошёл усадьбу, доглядывая, везде ли задвинуты засовы, опущены болты повёрнуты ключи; потом постучался к Ципре, пожелал через дверь спокойной ночи, услышав то же в ответ, и вернулся к себе. Последняя дверь в доме затворилась.
«Спокойной ночи! Спокойной ночи!» Но ей кто ниспошлёт спокойную ночь?
С каждым днём Ципра всё сильней ощущала внутреннюю пустоту, которой мучается сердце, не знающее бога.
Горюешь — кому пожаловаться? Жаждешь — к кому взмолиться? Страхи донимают — у кого ободрения, помощи искать? Отчаиваешься — кто подаст надежду?
О вы, мудрые адепты всепорождающей материи, оставьте бога хотя бы женщинам!
Не достойны разве они утешения, когда, мучимые смутными тревогами, мечутся на своём беспокойном ложе, глаз не в силах сомкнуть, и нет никого, к кому воззвать: «О владыка души моей, что это: предчувствие скорой смерти или близкого блаженства? Что так гнетёт, ужасает и манит, сладостной дрожью полня сердце? Господи, не оставь меня!»
У бедной девушки и слов нет, чтобы выразить всё это.
Вот привстаёт она в постели, подымая к небу лицо, прижимая руки к груди, пытаясь воедино слить обуревающие её чувства, но как? В каких словах? Где то молитвенное заклинание, которому внял бы высший, всемогущий дух и снизошёл до неё? Что это за всеблагая премудрость, которую люди прячут, лишь через посредство таинственных значков указывая друг дружке путь в неведомую обитель незримого существа? Какими словами начать своё моление, какими кончить? О, что за мука рваться куда-то безгласной душой и не мочь излиться! Как тих этот слёзный вздох и как далеки звёздные небеса…
Бедная девушка! Она и не подозревала, что не слова, не обращения, не бесконечное «аминь», а это теснившееся в груди, летящее ввысь чувство и есть молитва…
В час, когда бедняжка там, у себя, привстала на колени, безмолвно взыскуя утешения, давний кумир её сердца тоже бодрствовал за письменным столом всего за две стены от неё.
Мыслями обратясь к ней, смахивая время от времени слезу, писал он матери о бедной цыганочке.
Двенадцать всадников под усеянным звёздами нёбом движутся в сумраке друг за другом по болотному камышу. Ведёт их Котофей.
У каждого за плечами ружьё, за поясом пистолеты. Фараон легко поспешает вперёд извилистой тропкой. Он тоже словно торопится, его тоже словно подгоняет жажда мести — и иногда напрямик, через камыш, сокращает дорогу. У ивняка танцуют блуждающие огоньки.
Окружая коня, следуют они за ним, повторяя его движения.
— На обратном пути вас на два будет больше! — бормочет сквозь зубы Котофей, плетью разгоняя их рой.
Как раз восходят Плеяды, когда кавалькада достигает былого убежища.
Теперь там лишь горелое место.
Кругом валяются бесформенные горелые комья. Это сено спеклось в пламени в твердокаменные пористые глыбы, которые киркой не разобьёшь.
Руины разбойничьего замка.
У владельца до сих пор слёзы навёртываются на глаза при виде этого страшного опустошения.
Вот наконец и все двенадцать выбираются на пожарище.
— Глядите, что наделали, ворюги, — обращается к приспешникам Котофей. — Всё украли, что мы копили, думая взять с собой в другую страну, а стог сожгли. На лодке подъехали; разведали, как по болоту подобраться. Ну, да сегодня мы им возвратим визит. Все здесь?
— Все, — пробурчали сообщники. — Все здесь.
— Спешивайтесь! Тут на лодки пересядем.
Разбойники пососкакивали с лошадей.
— Можете не привязывать, отсюда всё равно не уйдут. Один здесь останется, стеречь. Кто хочет?
Молчание.
— Но придётся ведь кому-то посторожить, чтобы волки их не зарезали.
— Пастуха бы тогда захватил, мы не лошадей стеречь пришли, — отозвался один постарше.
— Правильно, друг, я только узнать хотел, не думает ли кто приотстать, «оборки завязать». Все знаете, что делать? Объясню ещё раз каждому. Подходи по очереди! Куроед и Курощуп!
Два приятеля в грубошёрстных доломанах внакидку выступили вперёд.
— Вы вдвоём, как будем на месте, двери людской подопрёте. Кто в окна или двери попробует выскочить — пристукнуть.
— Знаем.
— Чубук с Хряком к охотничьему домику станут на стрёму. Полезет кто оттуда на подмогу — палите без никаких.
— Ладно.
— Котелок! Ты на улице становись, у ворот. Сунется мужичьё — стреляй, с мужиками ты и один управишься.
— А то! — подтвердил грабитель с заносчивой самоуверенностью.
— Мордаш, Колоброд! Вы у колодца, напротив главного входа будете караулить. Вздумают ускользнуть — огонь! Но попусту не стреляйте. Остальные — Мясник, Силач, Клыкастый, Пьявка — за мной через парк, там заляжете в кустах, пока знак не подам. Свистну — ко мне. Попробуем сначала хитростью, без пальбы; это самое лучшее. Я тут кое-что подстроил, думаю, удастся. Трое со мной войдут один останется в дверях. Арканы чтоб наготове! Набросить, свалить, скрутить! Чернобородый у них посильнее, с ним надо с налёта. Не свалите сразу — прикладом его по башке. А старика пытать будем, его живьём надо взять.
— Это уж мне предоставь, — вмешался молодой парень, самодовольно осклабив рябую физиономию.
— Я тоже буду там, — продолжал Котофей. — А не выйдет хитростью, по-тихому, и в доме проснутся — свистну вам. Двое тут же ко мне, и мы выламываем садовую дверь. Ломики при вас?
— Тут они, — приоткрыл один полу доломана.
— Ты, Пьявка, с Клыкастым на мушке окна держите, начнут стрелять — из-за деревьев отвечайте! А два раза свистну, — значит, дело швах, тогда — все ко мне на выручку! Ну, а не сумеем взломать дверь или удастся этим ворюгам защититься, подпалим крышу и с домом их сожжём! Тоже неплохо. Факелы смоляные смотрите здесь не забудьте.
— Ха-ха-ха! Поджарим господ.
— А ты, Мордаш, мёрзнешь, никак? Сейчас этому делу пособим. Подай, Колоброд, баклажку! Давайте-ка хлебните все для согрева! Приступай, Мясник! Перед свежиной не мешает забористой глотнуть, сам знаешь.
Фляжка пошла по кругу и вернулась к Котофею почти пустая.
— Ну вот, тебе ничего не оставил, — сказал полуизвиняющимся тоном последний.
