Эрнест Капандю - Рыцарь курятника
– Охотно! – отвечала Комарго. – Любезный Дюпре, прикажите очистить сцену и сыграть арию.
Рыцарь наклонился к Дюпре.
– Попросите находящихся здесь не покидать зала, – сказал он шепотом, – для них будет очень опасно выйти и тем более спуститься вниз по лестнице.
Он сел на стул так, чтобы полностью насладиться спектаклем, даваемым для него одного.
Танцы начались; они были восхитительны. Никогда Салле и Комарго не танцевали с большим увлечением, большей грацией, большим талантом. Рукоплескания посыпались со всех сторон.
– Вы еще никогда не танцевали так! – воскликнул Дюпре, сделав антраша от радости.
– Милостивые государыни, – сказал Рыцарь, вставая, – никакие слова не могут выразить то, что вы заставили меня почувствовать. Сегодня перевернута одна из самых счастливых страниц моей жизни.
Он нежно поцеловал руки Комарго и Салле и, выпрямившись с гордым достоинством, сказал:
– С этой минуты я ваш друг. Я не бросаюсь этим словом. Вам теперь нечего бояться. В любой час дня и ночи, повсюду, где бы вы ни были, ваша безопасность гарантирована. Никакая опасность не будет угрожать вам, ибо сильная рука всегда будет ограждать вас.
Комарго и Салле, очень взволнованные, не нашлись что ответить. В этом странном положении они оставались безмолвными.
Подойдя к Дюпре, Новерру и Гарделю, разбойник сказал:
– Господа! Мои люди передали швейцару корзины с ужином, посудой и винами. Эти корзины предназначены для артистов королевской музыкальной академии. Прошу вас от моего имени угостить их этим ужином.
На этот раз все радостно вскрикнули, а Рыцарь поклонился, повернулся и исчез.
– Это сон? – вскричал Дюпре.
– Это шутка! – воскликнул Новерр.
– Едва он вошел, – заметила Комарго, – я его сразу узнала.
– Это он, – сказала Салле.
– Да, это он, – согласилась Аллар. – Он мне возвратил все мои бриллианты. А какие бесподобные изумруды! Тут больше чем на сто тысяч франков.
– Эти розы – настоящее произведение искусства, – сказала Комарго.
– Господа, – произнес швейцар, подходя к Дюпре. – Там, внизу, десять корзин с едой и вином – прикажете их принести?
Мужчины переглянулись.
– Я не вижу причин отказываться, – сказал Новерр, – Рыцарь никогда не причинял нам зла.
– Стоит ли портить нашей нерешительностью ужин, который, наверное, превосходен, – прибавил Гардель.
– Я полностью доверяю Рыцарю, – сказала Комарго, – и хотела бы поскорее узнать, что в этих корзинах.
– И я также, – сказала Салле.
– Пусть их принесут! – велел Дюпре.
– Пусть несут! – повторили все.
– А после вечернего представления закатим пир горой!
– Надо предупредить всех наших друзей.
– Разошлем им приглашения.
– Вот первая корзина, – сказал швейцар, указывая на театрального слугу, который шел за ним, сгибаясь под тяжестью огромной корзины.
– Ах, какой очаровательный человек этот Рыцарь! – вздохнула Аллар, продолжая любоваться подарками. – Я сожалею только о том, что он прекратил свои посещения…
IV Граф де Сен-ЖерменСойдя со сцены в сопровождении своего лакея, Рыцарь Курятника уверенно направился через лабиринт темных коридоров Оперы, как человек, хорошо знающий их расположение.
Он прошел мимо комнаты швейцара и вышел на улицу. Великолепная карета, запряженная двумя большими гнедыми нормандскими лошадьми, в богатой упряжи, стояла перед театром рядом с каретой Комарго. Лакей проворно опередил своего господина; одной рукой он отворил дверцу, а другой опустил подножку. Рыцарь быстро подошел и сел в карету на зеленое бархатное сиденье.
– В министерство иностранных дел, – сказал он.
Когда карета повернула за угол улицы Сент-Оноре, он
опустил шелковые шторы. Через четверть часа карета въехала во двор министерства иностранных дел и остановилась перед парадным крыльцом. Шторы были подняты, лакей отворил дверцу.
У здания Оперы в карету сел молодой человек лет двадцати пяти – тридцати, с напудренными волосами, пшеничного цвета бровями, белокожий и румяный. На нем был фиолетовый бархатный камзол, расшитый золотом, белый атласный жилет, также расшитый, а на голове – простая треугольная шляпа.
Тот же, кто вышел из кареты у министерства иностранных дел, выглядел мужчиной лет сорока. Он был напудрен, чернобров, очень смугл, одет в бархатный полукафтан лазурного цвета, подбитый палевым атласом, с сапфировыми пуговицами, осыпанными бриллиантами, жилет из золотой ткани, панталоны из бархата огненного цвета; поражали своим богатством пряжки на подвязках, точно такие же, как пуговицы на полукафтане. На голове его была черная шляпа, обшитая испанскими кружевами, со шнурком из сапфиров и бриллиантов. Пряжки на башмаках и цепи двух часов с печатями и брелоками гармонировали с костюмом.
Ни лицом, ни манерами человек, вышедший из кареты, не походил на того, кто сел в нее.
Лакей, отворивший дверцу, при виде столь разительной перемены облика своего хозяина не обнаружил никакого удивления. Мужчина прошел переднюю и вошел в приемную.
– Как прикажете доложить о вас? – спросил колоссального роста привратник, низко кланяясь.
– Граф де Сен-Жермен! – отвечал щеголеватый господин.
Привратник исчез, потом вернулся и, отворив обе половинки двери, громко возвестил:
– Граф де Сен-Жермен!
– Милости просим, любезный друг, – послышалось из другой комнаты, – я уже отчаялся увидеть вас!
Дверь закрылась. Граф и маркиз д'Аржансон, министр иностранных дел, остались одни в прекрасно обставленном кабинете.
– Итак, – продолжал д'Аржансон, – вы готовы?
– Готов.
– А бриллиант?
– Вот он!
Сен-Жермен пошарил в кармане жилета и вынул небольшой футляр. Маркиз открыл его и начал внимательно рассматривать довольно крупный бриллиант.
– Это тот самый бриллиант?
– В этом нетрудно удостовериться: Бемер, ювелир короля, подробно рассматривал этот бриллиант и взвесил его, прежде чем отдать мне. Пусть рассмотрит его теперь.
– И пятно исчезло?
– Как видите.
– Мы едем в Шуази сию же минуту.
– Как прикажете.
Министр позвонил и велел вошедшему лакею срочно подавать карету. Лакей поспешно ушел, а д'Аржансон продолжал рассматривать бриллиант.
– Это поистине чудо, – сказал он. – И вы – самый необыкновенный человек, какого мне когда-либо довелось видеть.
Сен-Жермен молча улыбнулся.
– Карета готова, – доложил лакей, отворяя дверь.
Д'Аржансон взял шляпу и направился к выходу, Сен-
Жермен пошел за ним.
– Уже поздно! – заметил министр, спускаясь со ступеней крыльца.
– Только четверть шестого, – возразил Сен-Жермен.