Джон Бакен - Запретный лес
— Запозднился, — с горечью ответил Амос. — Намедни осудили священника в Пресвитерии в Аллерском приходе да и отлучили от церкви, а Чейсхоупа праведником признали токмо из-за того, что ты супротив него присягать собирался. Нынче Мёрхед с Праудфутом возглашают, что пастора у нас нету.
— Обереги, Боже, — простонал Риверсло. — Я-то про то услыхал токмо накануне и, покуда сюда из Лэнема скакал, несколько лошадей сменил… Пастор-то где? Где мистер Семпилл?
— Господь его ведает. Я в дом к нему утречком заглянул, нету его. Как в Аллер отбыл, так и не появлялся… Да какая теперича разница? Имя горемыки запятнано, а Вудили лишился лучшего своего пастора, каковский токмо ходил по тутошним тропам… Сам-то войдешь?
— Войду, — мрачно откликнулся Риверсло. — Ежели я не могу быть помогой пастору, его супостатам заедино несдобровать. Вот нынче Чейсхоуп у нас попляшет.
Они проскользнули внутрь кирки и встали в темноте позади толпы. После псалмов и молитв мистер Мёрхед с кафедры зачитал решение Пресвитерского совета. Там seriatim[138] со всей запутанной многословностью, присущей юридическим документам, указывались проступки и преступления пастора. Суть решения была в самом конце:
«Исходя из всего вышеперечисленного, Аллерский Пресвитерий, именем Господа нашего Иисуса Христа, Царя всех царей и главы Церкви, властью, дарованной Свыше, сим постановляет ввиду рассмотренных грехов и злодеяний предать анафеме Дэвида Семпилла, ныне обитающего в приходе Вудили, оставить его на поругание Сатане, дабы тот разрушил его плоть в надежде, что душа сможет обрести спасение в День Страшного суда, и равным образом Пресвитерский совет вменяет в обязанность всем правоверным христианам воздержаться от всякого общения с Семпиллом, дабы прекратил он упорствовать во грехе и дабы не распространилась на них его скверна».
Председатель громко зачитывал приговор, смакуя каждое слово. Он коротко обозначил мирские последствия отлучения и принялся расписывать ужасы духовной жизни того, кому отказано в единении с Христом и Церковью. Далее он возгласил, что священник in absentia[139] лишается места при приходе, и объявил, что оно будет пустовать, пока не назначат преемника. Выбор кандидата остается за прихожанами, а одобрять его будет Пресвитерий, ибо Николас Хокшоу, главный — и единственный — владелец земли при пасторате, является преступником и беглецом. Закончил он молитвой — весьма велеречивым излиянием, восхваляющим праведных за проявленное рвение, сочувствующим их бедам и рекомендующим ожидать особого знака Господнего. Он аккуратно расправил полы талара и уступил место боулдскому пастору.
Для своей проповеди мистер Праудфут избрал двадцать четвертый стих десятой главы Четвертой книги Царств, точнее его вторую половину: «Душа того, у которого спасется кто-либо из людей, которых я отдаю вам в руки, будет вместо души спасшегося». Эта тема соответствовала его склонностям, и никогда доселе он не проповедовал столь свободно и горячо. Цитаты из Писания громоздились одна на другую, дабы указать на греховность безучастного отношения к Божьему промыслу («Прокляните Мероз, говорит Ангел Господен»)[140]; он умолчал про иные грехи Дэвида, сосредоточившись на неверности Церкви в годину испытаний. Мир распластался у ног Сатаны, стремясь услужить ему, но Господь не оставил Шотландию, укрепив души Избранного народа и возложив на них обязанность следовать Его Промыслу, и горе тем, кто оступился на этом пути. Здесь речь Праудфута обрела особое величие. Он говорил с вдохновением крестоносца, отважно рисовал героические картины противостояния немногих избранных всему миру.
Вернувшись к Дэвиду и его отступничеству, он изобразил священника слабовольным человеком, без сомнения, начинавшим свой путь с искренней верой, но вскоре сошедшим с узкой тропы, соблазнившись похотью и гордыней. «Не жалок ли он, — надрывался проповедник, — променявший спасение на бренность скоротечного мира, не убоявшийся разверстой пасти Ада и Геенны огненной, ожидающих сбившихся с праведного пути? Не скорбно ли то, что душа человеческая, отринув благодать, лелеет иные мысли? Что значат науки мирские, и красоты блазнящие, и радости плотские, и даже добрые намерения, ежели на том конце Всеобщий судия задаст лишь один вопрос — был ли ты верен Христу?»
С особым презрением он заговорил о милосердии. Грех щадить нельзя. Нечестие должно искоренять всегда и везде. Будь то милая сердцу жена или дитя той же матери, грешника должно карать.
Прихожане слушали как завороженные. Все — люди на скамьях, Председатель в кресле, священник за кафедрой — были настолько поглощены проповедью, что никто не заметил, как в полутьме отворилась дверь и в кирку вошел человек.
К концу речи мистер Праудфут впал в священный экстаз. Он был на пике. Он избороздил историю Израиля в поисках примеров, показывающих, что Иегова милостив, но беспощаден к заблуждениям. Агага изрубили на куски… служители Ваала погибли все до единого… рощи вырублены, и вспаханы, и засеяны солью… Захваченные потоком слов слушатели не видели, как новоприбывший спокойно прошел к передним рядам… Боулдский пастор завершил ураган красноречия своей любимой притчей о Вараке, сыне Авиноама, поведав, как тот с десятью тысячами воинов из колен Неффалимова и Завулонова спустился с горы Фавор и напал на Сисару, военачальника хананейского, сметя его армию с лица земли. Со всей присущей ему скромностью уподобив себя пророчице Деворе, он взывал к Избранному народу, как она к Вараку, побуждая подняться и сокрушить хананеев без жалости и слов. «Так уничтожим колесницы и все ополчение мечом, ибо нынче Господь предал Сисару в наши руки, а после погоним остатки неверных до Харошеф-Гоима!»
* * *— Бабке своей расскажи про Харошеф!
Священник только-только умолк, и в последовавшей тишине эти пять слов прозвучали с пугающей четкостью. К тому же богохульство было произнесено с безмерным презрением. Все испуганно воззрились на Марка Риддела, разыскиваемого войсками по всему краю. Он не таясь с высокомерным видом стоял у алтаря, и те, что оказались рядом, поспешно отшатнулись от него. Он не выглядел затравленным, и хотя его знали и уважали в Вудили, сейчас он казался внушающим ужас незнакомцем. Он был в той же одежде, в какой ходил в поля и на рынок, но теперь он ничуть не напоминал рубаху-парня из «Счастливой запруды». На поясе у него висел боевой меч.
Мистер Праудфут посмотрел на наглеца сверху вниз.
— Кто тут осмеливается презирать Слово Божье? — грозно спросил он.
