Карл Май - В балканских ущельях
У малыша все получилось очень естественно. Он вовсе не собирался вступать в единоборство с целителем, ему просто хотелось успокоить бедную женщину, и он сделал это по-своему.
— Это правда? — спросила она.
— По крайней мере, не меньше, чем история Мюбарека.
— Как ты можешь видеть то, что на небе? Ты ведь не христианин.
— А что, Мюбарек — христианин?
Этот довод, похоже, помог ей прийти в себя.
— Этот враль, — энергично продолжал Халеф, — разбирается в небесах не лучше меня или кого-либо другого. Наверняка в аду он чувствовал бы себя лучше. Я, по крайней мере, в этом уверен. А если ты считаешь, что только христианин имеет здесь право слова, обращайся вот к этому эфенди, он даст тебе исчерпывающий ответ. — И он указал на меня.
Женщина обратила ко мне вопрошающий взгляд.
— Молись о своем муже, — сказал я ей. — Это твой христианский долг. Мюбарек обманул тебя. Нет никакого ангела, который забирал бы людей наверх и потом снова возвращал бы на землю. Святое писание учит, что Бог живет в мире, куда заказан вход земным существам. Мы еще с тобой об этом поговорим. Давай лучше займемся твоей болезнью. Ты напрасно ищешь исцеление у этого источника. Сколько ты уже используешь эту воду?
— Больше года.
— И боли утихли?
— Нет, эфенди.
— Вот видишь, я прав. Этот источник не уменьшает страданий.
— Бог мой! Но что тогда получится из меня и моих детей. Я не смогу работать, а мы и так голодаем. Что делать. Разбилась последняя надежда, на эту воду…— И она горько заплакала.
— Не плачь, Небатя, — успокоил я ее. — Я назову тебе лучшее средство.
— Ты хаким?41
— В этой болезни я хаким-баши. Ты никогда не слышала об иностранных врачах, которые приезжают с Запада?
— Часто слышала. Они, наверное, очень умные люди и могут лечить все болезни. Я с утра до вечера сидела здесь и делала компрессы.
— Этим ты себе только навредила. А что с мальчиком, которого упомянул Мюбарек?
— Поскольку я сама уже не могу собирать коренья, я отправила его. Лучшие травы растут выше на горе. Дикая мята, тимьян, резуха и другие. Но Мюбарек не позволяет, чтобы их там рвали. Он однажды охотился за мальчиком, а в следующий раз сбросил его со скалы, да так, что тот сломал руку.
— И ты заявила на него?
— Нет. Я только сходила в полицию и попросила о вспомоществовании, ведь трое других детей такие маленькие, они не знают растений.
— И тебе, конечно, отказали?
— Да. Забтие мюшири42 сказал, что я должна работать.
— Ну, а ты что, не сказала, что ты не можешь работать.
— Сказала, но они стали угрожать мне палками, если я снова приду.
Женщине угрожать таким наказанием! Такое не укладывалось у меня в голове.
— Ты получишь свое пособие.
— Эфенди, ты сможешь помочь мне?
— Надеюсь.
— Тогда я буду каждый день молиться за тебя.
Она хотела взять меня за руку, но не смогла пошевелить ею от боли.
— Скажи мне только, где ты живешь?
— Недалеко, во втором доме.
— Это удобно. Проведи меня туда, я посмотрю, как ты живешь. А мои спутники подождут меня здесь.
Мой выстрел по вороне слышали многие, и вокруг собралось немало любопытных, которые стояли в отдалении и с удивлением наблюдали, как я направляюсь с женщиной к ней в дом.
Тот, кто хоть немного знает малую Азию, поверит мне: я в своем одеянии казался этим людям самым настоящим князем.
— Я живу не одна, эфенди, — объяснила мне женщина. — Здесь живет еще одна семья.
Я знал, что меня может здесь ожидать, и мое предположение оправдалось. Это был никакой не дом, а самая настоящая дыра в скале, пола и стен в нашем понимании там не было. Вокруг капало, сильно пахло гнилью. И вот в этой-то дыре возились около десятка детей. Две маленькие дырки, служившие окнами, пропускали света ровно столько, сколько нужно было, чтобы рассмотреть детские лица. Я уже не говорю о вонючих одеялах и одежонке, нехитрой утвари, валявшейся кругом. В углу сидела старуха и что-то жевала. Присмотревшись, я понял, что это кусок сушеной тыквы. Недалеко от нее сидел мальчик с перебинтованной рукой. Это был сын Небати. Я подвел его к двери, чтобы получше рассмотреть, что с ним. Развернув бинты, я, не будучи ни врачом, ни хирургом, убедился, что хаким, который занимался этой сломанной рукой, неплохо знал свое дело.
Мальчишка давно ничего не ел.
— Здесь вам жить ни в коем случае нельзя, — сказал я матери. — Тут вы никогда не поправитесь.
— Господи, где же мне жить?
— Прежде всего вылезайте из этой дыры.
— Легко сказать. Я даже за это жилье не могу заплатить.
— Тогда я позабочусь о другом.
— Если бы ты смог это сделать!
— Я постараюсь.
— А средство от моей ломоты ты мне дашь?
— Мне не нужно тебе ничего давать. Ты сама его возьмешь. Ты знаешь такое дерево — березу?
— Да.
— Растут тут березы?
— Немного, но найти можно.
— Так вот, листва этого дерева — лучшее средство от твоей болезни.
— В самом деле?
— Да. Я уже давно пробовал его на себе. Есть дикие народы, у которых не бывает врачей и они сами лечат себя простыми способами. От них я узнал, что листва березы излечивает от ревматизма. Когда я сам от него мучился, я попробовал и поправился.
— А как ее применять.
— Надо дождаться дождя. Затем оборвать мокрую листву с веток и нести домой, пока она не высохла. Дома уложить листья на ткань, плотно обернуть ею больную конечность и лечь. Если болят ноги, листву набивают в мешок, суют туда ноги и завязывают над коленями. Потом вы обязательно заснете и во сне сильно пропотеете. Когда проснетесь, болезнь как рукой снимет, если только она не запущена. А в тяжелых случаях эту процедуру нужно повторить несколько раз.
Женщина внимательно меня выслушала и спросила:
— А если нет дождя, можно нарвать сухую листву, а после смочить в воде?
— Нет. Ничего не получится. Кроме того, нельзя проводить лечение на голодный желудок.
Она печально потупилась.
— Эфенди, если у меня ничего нет, как я могу питаться? Я готова голодать, лишь бы мои дети были сыты.
— Попробую помочь этому делу. Один добрый друг дал мне некую сумму, чтобы я подарил ее одному известному нищему. Как ты думаешь, кому лучше отдать деньги: тебе или ждать другого случая?
Она подняла на меня свои ясные глаза.
— Эфенди…
Она произнесла одно только это слово, но в нем прозвучали и мольба, и стыд, и благодарность.
— Ну, что?
— А сколько это?
— Два фунта — это двести пиастров.
— О небо!
Она хотела молитвенно сложить руки, но боль помешала ей.
— Это две золотые монеты. Тебе нужно будет их разменять.
