Карл Май - В балканских ущельях
— Нет, султан, это звучное имя мне еще не доводилось слышать.
— Так запомни его. Ты что, думаешь, я позволю тебе за собой следить?
— Эмир, я тебя не понимаю.
— Ты меня прекрасно понимаешь, просто не хочешь мне сказать.
— Действительно, я не знаю, что ты имеешь в виду.
— Слушай, парень! Думаешь, мне приятно здесь расспрашивать тебя? Поверь — никакого удовольствия. Давай признавайся, кто послал тебя следить за нами?
— Никто, господин.
— И тем не менее ты это делал.
— Это вышло случайно.
— Это что, был самый прямой путь к реке? Он заметно смутился.
— Ну, отвечай!
— Господин, ты действительно ошибаешься, я выбрал этот путь без всякого умысла.
— Хорошо, я поверю тебе. Но если ты полагаешь, что это даст тебе какое-то преимущество, то ошибаешься. Лодочник, который должен быть на работе, а вместо этого шатается по улице, никому не нужен. Я прикажу мюшери уволить тебя. Есть масса людей, нуждающихся в работе.
Теперь он по-настоящему испугался.
— Эмир, ты этого не сделаешь. — заныл он.
— Сделаю, и очень быстро. Сразу, как только смогу убедиться, что ты меня обманул.
На какое-то мгновение он замер, уставившись в землю, затем тихо сказал:
— Эфенди, я признаюсь: я следил за тобой.
— Слишком поздно ты это признал.
— Да, я сказал тебе неправду. Больше никогда не буду этого делать.
— Хорошо, тогда скажи, кто тебя послал.
— Никто. Я делал это по собственной воле.
— Ты врешь!
— Нет, эфенди.
— Ну, посмотрим. Совравший один раз соврет и во второй.
И, обернувшись к Халефу, я потребовал:
— Хаджи Халеф Омар-ага, зови двух хавасов. Этот человек заслужил палок.
— Будет исполнено, султан, — ответил малыш и сделал вид, что собирается бежать.
— Стойте! — испуганно закричал лодочник. — Я все скажу!
— Слишком поздно. Ага, поторопись!
Тут он упал на землю и начал молить меня, протягивая ко мне руки:
— Не надо палок, не надо палок, я их не вынесу.
— Это почему же?
— Мои ноги такие нежные и чувствительные. Я ведь все время в воде.
Я едва не расхохотался. Обычно палками обрабатывают голые подошвы ног, и именно они были у него такими чувствительными. Если это обстоятельство принимать во внимание каждый раз, то от этого наказания пришлось бы отказаться, потому как оно именно в том и состоит, чтобы причинить физические и моральные страдания. Я уж не говорю о том, что сам являюсь противником этого унизительного наказания, но сказал я ему следующее:
— Раз ты вдвойне страдаешь от этого, ты и наказан будешь вдвойне, чтобы впредь неповадно было врать. Но у меня сейчас прощальный час, и я попытаюсь смягчить наказание.
— Попытайся, господин, я все расскажу.
— Говори, кто тебя послал?
— Мюбарек.
— Что он тебе за это сулил — деньги?
— Нет. Деньгами он вообще не пользуется. Он обещал мне амулет за то, чтобы я наловил много рыбы, потому что я еще и рыбак.
— И какое ты получил задание?
— Я должен следить за тобой и сообщить ему, где ты поселишься.
— Когда и где ты должен передать эти сведения?
— Сегодня вечером. Там, наверху, в его домике на горе. Нужно только условно постучать и сказать заветное слово.
Он явно был сильно напуган.
— Дальше! — приказал я.
— Дальше ничего.
— Снова обманываешь.
— О нет, эфенди.
— И тем не менее ты врешь!
Я вспомнил о том, что он сказал до этого, а именно что Мюбарек никогда не дает денег. Если он это так точно знал, значит, он уже выполнял задания старика. И поэтому я продолжил допрос:
— А если постучать обычно, он не откроет?
— Нет.
— А если сказать заветное слово, то пустит? Что это за слово?
Он молчал.
— Говори же, или я сейчас открою тебе рот. Палки для этого лучшее средство.
Он все еще в нерешительности смотрел в землю. Страх перед Мюбареком был у него так же велик, как и боязнь наказания.
— Ладно, если не хочешь говорить, я за последствия не отвечаю. Хаджи Халеф Омар-ага!
Едва я произнес это имя, как лодочник закончил свои размышления. Он тихо сказал мне:
— Эфенди, не надо звать хавасов, пусть даже Мюбарек накажет меня! Все равно это лучше, чем палки.
— За что ему тебя наказывать?
— Он строго-настрого запретил мне называть этот пароль.
— А что, ты обязательно должен ему сообщать, что сказал его мне?
— Нет, я не собираюсь этого делать, но ведь ты сам ему все скажешь.
— Не беспокойся. Я не имею привычки выдавать чужие секреты.
— Тогда он узнает это через своих птиц.
Опять эти птицы. Старый жулик прекрасно мог использовать в своих целях глупость этих людей.
— Да нет здесь никаких птиц. Ты видишь хоть одну из них?
Он огляделся. Нигде не было видно ни воронов, ни галок, ни ворон.
— Нет. Он послал птиц, потому что не знал, где вы остановитесь.
— Одна за нами было полетела, но мы ее быстро образумили. Твой старый Мюбарек не так умен, как ты о нем думаешь. Так что тебе нечего бояться. Говори. Чтобы попасть к нему тайно, нужно определенное слово?
— Да, эфенди.
— Для разных людей — разные слова?
— Нет, все знают одно и то же.
— Для различных целей?
— Тоже нет. Одно слово на все случаи жизни.
— Как оно звучит?
— Бир Сирдаш.
Это означало «доверенное лицо».
— Опять обманываешь?
— Нет, господин, как можно!
— Ты трижды меня обманывал и поэтому не заслуживаешь доверия.
— Нет, я говорю правду.
— Ну ладно, для проверки задам тебе еще один вопрос: ты уже выполнял задания Мюбарека?
Подумав немного, тот ответил;
— Да, эфенди.
— Какие?
— Не могу сказать.
— А палки забыл?
— Нет, не забыл, но все равно не скажу.
— Почему?
— Я поклялся. Пусть меня забьют до смерти, пусть я попаду в ад…
Похоже, он говорил правду. И тут я задал решающий вопрос:
— Эн-наср?
— Да!
Такого быстрого ответа я не ждал. На этот раз он не врал.
— Как ты с ним познакомился?
— Как и другие. Старый Мюбарек мне сказал.
— Для чего оно применяется?
— Как опознавательный знак.
— Между кем и кем?
— Между знакомыми.
— А сейчас?
— Нет.
— Почему?
— Случилось предательство.
— Кто предал?
— Никто не знает. Это случилось в Стамбуле.
— Как?
— Не могу сказать.
— Ты что, давал клятву?
— Нет, но я дал слово.
— Тогда ты можешь спокойно об этом говорить: я знаю больше, чем ты думаешь. В Стамбуле был дом для встреч тех, кто откликался на «эн-наср». Их выдал человек, живший рядом. Разве не так?
— Господин, откуда ты это знаешь?
— О, я знаю много больше. Дом сгорел, была драка.
