Александр Холин - Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов
– Ар-эх-ис-ос-ур.[101]
Оказывается, Закхей знал язык, на котором жрецы храма обращались к народу. Протиснувшийся к нему Иисус уже стоял рядом и жрец также, не мигая, посмотрел на послушника. Потом повернулся, сделал знак рукой и пошёл в храм. Закхей уверенно двинулся за ним. Для большей уверенности он ухватил руку Иисуса за запястье и повёл за собой.
Охранники монастыря Лхасы стояли вдоль стен, стараясь никак не показывать своего отношения к вновь прибывшим. Собственно, в охране стояли те же монахи, только у каждого к поясу был привязан плоский широкий меч, а за плечами висел колчан со стрелами и луком. Возможно, в таком месте охранники вовсе не нужны, потому что сама Шамбала не примет абы кого. Владыка этого царства Рудра Чакрин поразит любого, посмевшего проникнуть незаконно или же постаравшегося проникнуть с подлыми коварными намерениями.
Прямо за воротами слева Иисус и Закхей увидели китайский чайный домик. К нему-то и вёл монах паломников. Но как монаху удалось угадать, кто прибыл в монастырь и какую мантру прочитать, чтобы прибывшие откликнулись?
– Там увидите, – ответил монах то ли на не произнесённый вопрос послушника, то ли давая руководство к дальнейшим действиям. – Пожалуйте сюда, – монах показал на крутую лестницу, из подъезда чайного домика уходящую не на верхние этажи, а прямо в подвал. Паломники принялись спускаться в подвал за идущим впереди монахом.
Тяжелая бронзовая дверь подземелья впустила их в узкий подвальный коридор, по стенам которого были развешены горящие факелы. Но духоты никакой не наблюдалось. Наоборот, лёгкий пещерный сквозняк свободно гулял здесь, значит, под наземным строением существовал целый лабиринт коридоров, гротов и прорубленных в базальте шахт.
Пол первого коридора полого уходил ещё глубже, но скоро вывел в довольно большой грот. Свет в подземной пещере тоже поддерживался огнём, пылающим в огромных каменных поставцах, расставленных возле стен. В самом центре пещерного зала находился треугольный мраморный постамент, который вполне можно было назвать алтарём. На него откуда-то сверху из уходящих в темноту пещерных сводов падал вертикальный луч солнечного света, в котором ясно видна была воздушная взвесь, что для подземного грота походило на диковинку. Впрочем, это было только первое подземное помещение того таинственного царства, куда пути для чужих не открывались.
Вокруг треугольного алтаря тоже треугольником стояли монахи. Закхею предложили занять место среди монахов, а Иисус должен был подойти к алтарю и обе руки возложить на его холодный белый мрамор, как раз по обе стороны от падающего сверху солнечного лучика. Иисус послушно выполнил приказ, но некоторое время ничего не происходило. Вдруг в заполнившей пещерное пространство тишине раздался трубный голос, доносящийся откуда-то сверху. Казалось, глас проникает в пещеру вместе с солнечным лучом и, разбившись об алтарь, разбивается на тысячи мелких отголосков, растекающихся по углам пещеры.
– Ом-ла-махла-ха-шар, Ом-ла-махла-ха-шар, – прокатилось по подземелью.
Чьи-то руки, вынырнувшие из темноты, поставили на алтарь бронзовый потир, до краёв наполненный тёмной жидкостью, играющей под световым лучом бордовым оттенком. По другую сторону треугольного алтаря снова возник один из монахов, произнёсший уже на чистом арамейском:
– Выпей эту чашу и мудрость войдёт в тебя.
Иисус бросил взгляд на говорящего, ничем не отличающегося от остальных насельников монастыря, даже лицом. Казалось, все местные жители таинственного храма слеплены одним художником из одного куска глины, вдобавок нацепившие на себя одинаковые маски.
– Выпей чашу мудрости, чужеземец, – повторил монах. – Выпей, не бойся, ибо мудрость очистит твоё тело, и ты поделишься крупицами своего знания с энергией Вселенной, дающей тебе право на существование.
Иисус взял обеими руками потир, поднёс к губам. Запах у жидкости был чуть солоноватый, но в то же время отдающий тяжёлой сладостью. Монахи снова принялись читать мантру, и под стройное журчание их голосов Иисус выпил предложенную ему чашу. До дна.
Но, уже осушив полностью сосуд, он понял, что жидкость в потире была не простой, и надсадно закашлялся. Ему пришлось выпить тёплую, казалось, только что нацеженную из живого тела кровь. Сознание сначала где-то восстало, чуть ли не возмутилось, но удушающая сила выпитой крови, разливаясь по телу, глушила, топила и опутывала непроницаемым смирением все неожиданно нахлынувшие возмущения, возникающие в сознании.
Во всяком случае, человек только на какое-то время стал безволен, потому что волна жизненной великой силы, перерождённой из капель выпитой крови, разлилась по телу паломника. Иисус чувствовал себя настоящим грифом-стервятником, парящим высоко над землёй и знающим, что только от его полёта зависит жизнь человечья.
Он видел сразу весь обширный грот сверху и себя самого по одну сторону треугольного жертвенника, а по другую всё так же стоял жрец, вручивший ему потир. Монахи выстроились вокруг алтаря в два круга. Те, что находились поближе, создавая внутренний круг, взялись за руки, и пошли хороводом вокруг центра по часовой стрелке. То же самое сделали монахи внешнего круга, только двигались они, бормоча мантры, против часовой стрелки.
Потом часть стены с восточной стороны пещерного грота, украшенная затейливым графически узорным орнаментом, отъехала в сторону, обнажив ещё одну маленькую потаённую пещеру. Паломнику предложили туда войти. Иисус послушно выполнил просьбу, потому как ещё находился под обуревающим давлением выпитой крови. Стена за ним тут же закрылась, и паломник оказался в сравнительно небольшом безвоздушном пространстве. Но это ещё полбеды: в каменном мешке совсем не было света, и пещерная темнота тут же свалилась на послушника многообещающими пытками, о которых воспалённое сознание тут же вспомнило и услужливо предоставило ко вниманию.
Темнота действительно начала душить находящегося в пещере паломника.
Иисус не знал, что с ним, почему появился страшный воздушный спазм, будто кто-то на горло накинул верёвку и скоро язык вывалится наружу, как у настоящих висельников.
К счастью, спазматическое состояние скоро кончилось, и послушник некоторое время сидел на полу пещеры, не в силах пошевелиться. Во время удушья он непроизвольно рванул ворот туники, и та послушно разорвалась, будто чахлая травинка. Теперь же Иисус наоборот запахнулся, завязал потуже пояс, только холод не отступал. Сознанье начало понемногу гаснуть, но на прощанье опять подкинуло воспоминание о мистерии испытания холодом.
И всё же откуда-то сбоку к послушнику осторожно стала подбираться теплота. Нет, ничего горячего и непереносимого не было. А ровная летняя температура тёплого воздуха, когда человек нежится на пляже под ласковым солнышком, вот уже стал слышен прибой и лёгкий утренний бриз, пахнущий морем и почему-то душистым розмарином…
