Александр Холин - Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов
Глава 17
Герман Фирт битые полчаса объяснял вышедшему навстречу монаху в оранжево-вишнёвом облачении о непреодолимой миссии, которую даровала сама судьба, но вот по воле той же судьбы конечный результат был недостижим только из-за того, что бумажка на пропуск в храм утеряна! Ведь нельзя же заострять особое внимание и доверять какой-то бумажке!
Ярослав и Шимон не мешали немцу в различного рода словоизвержениях, просто стояли в стороне, продумывая дальнейший ход событий. Но когда Герман уже готов был вцепиться кивающему головой монаху в глотку, Шимон вдруг выступил вперёд и напомнил о себе застенчивым покашливанием.
– Разрешите сказать мне пару слов вашему незатейливому собеседнику? – спросил он немца.
В ответ на безразличный кивок Фирта и на безнадёжный взмах рукой Ярослава, Шимон трижды произнёс низким голосом, сравнимым разве что с басовыми струнами настоящей концертной арфы, неизвестное заклинание:
– Ар-эх-ис-ос-ур. Ар-эх-ис-ос-ур. Ар-эх-ис-ос-ур.
При этом Шимон расстегнул две верхние пуговицы на плотной полотняной рубашке, мешком висевшей у него на плечах, но подпоясанной плетеным кожаным ремешком с прикреплёнными к нему четырьмя брелоками виде разноцветных камушков. Жрец сначала принялся рассматривать камушки, прикреплённые к поясу цепочками. Потом, удовлетворённо кивнув, снова поднял глаза на Шимона.
На шее у Шимона вместо креста или какого-нибудь мусульманского полумесяца болталась, поддерживаемая таким же плетёным кожаным шнурком, как и поясок, миниатюрная деревянная эмблема из красного дерева с изображением обыкновенной ламаистской ритуальной маски с той лишь разницей, что вместо волос лицо маски опутывали змеи. Этакая миниатюрная Горгона.
Монах, как ни странно, тут же упал на землю и поклонился в ноги Шимону. Все члены экспедиции были попросту поражены, но пока никто не проронил ни слова. Вскоре монах встал и показал рукой на неприметную дверцу возле огромных резных ворот, которые, вероятно, никогда без особой нужды не открывались.
Шимон застегнул рубашку, поправил плетёный ремешок, кивнул монаху и последовал за ним к воротам.
Когда они оба скрылись за дверью, первым очухался Ярослав. Закрыв рот, он попытался проанализировать свершившийся факт, но в его писательской голове никак не сводились концы с концами. Остальные участники, даже проводник Распай, не решались прервать ход мудрых мыслей оцепеневшего русского, а Илоны как на грех рядом не оказалось.
Она уже умудрилась познакомиться с площадными цыганками и одна из них что-то лопоча, сидела прямо на земле и разбрасывала перед девушкой странные карты на расстелённом цветастом платке.
– Всё скажу, красавица, что было, что будет, чем сердце успокоится, пока твои чаворэ[102] с монахами разговаривают.
– Что это за карты у тебя? – прорвалось наружу любопытство Илоны. – Я таких Никогда не видела.
– Это карты таро, красавица, – пояснила цыганка. – Они мне по наследству достались, и они говорят вашмангэ[103] со кэрэс[104] твои! Сар о сас типэ![105]
Цыганка вдруг принялась сгребать разбросанные карты в кучу, потом быстро сложила их в колоду и широким театральным жестом снова рассыпала их на платке. Со стороны всё это выглядело довольно занятно, даже красиво, но цыганка вдруг схватилась обеими руками за голову:
– А-а-а, хасиём,[106] красавица. Кас ке та налачо, а тукэ лачипэ.[107]
Илона ничего не поняла, но по тревожному тону цыганки догадалась, что ей надо чего-то опасаться. И тут от ворот монастыря послышался громкий голос Ярослава:
– Илона! Илона!!
– Здесь я! Здесь! – откликнулась девушка, подпрыгнула и замахала руками, чтобы успокоить Ярослава. Потом сняла с руки колечко и отдала цыганке. Та поймала подачку и тут же добавила:
– Запомни, красавица, никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не отдавай своего ожерелья. Оно спасёт тебя от всех грядущих и прошлых бед. Оно избавит тебя и дорогих твоему сердцу людей от всех пакостей и невзгод. Это я тебе говорю, Зара. Только не быть тебе палором.[108]
Илона машинально потрогала рукой изумрудное ожерелье, снова открыто посмотрела на гадалку такими же зелёными под цвет камней глазами, от чего по спине цыганки пробежали колючие мурашки, и поспешила к ждущих её европейцам.
– Ты куда запропастилась? – встретил её ворчанием Ярослав. – Мне до сих пор непонятно как, но Шимон всё устроил. Нас всех пускают на праздник огня. И я спешу тебя поздравить с первым вступлением белого человека на таинственную территорию ламаистского монастыря, с которой у нас предстоит долгое общение, знакомство с тамошними мистериями и ещё нечто более важное.
– Но что сделал ваш приятель? – пытался понять Фирт. – Как ему удалось преодолеть непреодолимый барьер? Ведь за всю историю мира такого не удавалось сделать ни одному смертному?! Тем более, наш пропуск утерян! Я тоже пытался объяснить это монаху, да разве жёлтая скотина что-нибудь поймёт по-человечески!
– Не стоит ругаться, Герман, – улыбнулся Ярослав. – В этом месте мне, наверное, надо бы сделать скромное послушническое лицо, потупиться и что-то пробормотать, усиленно кивая и кланяясь. Но я этого не умею. Лучше просто скажу, владейте тем, что даёт Бог в наши руки!
Караван медленно прошёл в ворота, и путешественники непроизвольно начали оглядываться. Ведь за много тысяч лет они оказались первыми европейцами, вступившими во владения Лхасы. Их никто не встречал, да они этого и не ждали. За монастырскими воротами открылось длинное ущелье с подступающими с обеих сторон крутыми скалами. Возле ворот стояло несколько выложенных из крупноотёсанного камня зданий и одно из них даже двухэтажное. Именно на это строение и указал пальцем монастырский вратарь. Путь паломников лежал только туда.
Вновь прибывших нагнал тот монах, что выходил к ним навстречу и которого, в конце концов, уговорил Шимон. Но монах подошёл не к мужчинам, а к Илоне и несколько минут беспринципно её разглядывал.
– Мулов ваших здесь присмотрят, – поклонился монах девушке. – А вам надо бы пройти со мной, поскольку скоро начинается праздник. Мистерию не будут откладывать, поэтому необходимо быть готовым.
– К чему готовым? – спросил немец.
Герман Фирт, изучая и занимаясь с ранних лет проблемами психотропного зомбирования, мистическими решениями различных задач, мистериями, жертвоприношениями и налаживанием связей с потусторонним миром, не раз слышал и знакомился с документами об индийских и ламаистских обрядах, после которых мало кто из участников оставался в живых.
