Александр Холин - Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов
Мужчины, собравшись в кружок, время от времени поднимали руки вверх с повёрнутыми от себя ладонями, а женщины принялись, пританцовывая распевать, или же наоборот, но это всё явно входило в свадебную процессию. Гости веселились, только в ворота храма никто не заходил и что там происходит с рогом и растением не знал никто. Может, свадебные церемонии здесь такими и были, но всё же очень уж ярким и одиозным светом была окрашена свадебная мистерия. Как будто присутствующие сочинили пародию на святое человеческое чувство, можно сказать, даже чуть-чуть издеваясь, исполняли свадебные танцы и песни.
Закхей с Иисусом стояли в сторонке от толпы, сначала с интересом наблюдая празднество, потом уже с откровенной скукой – что же дальше-то? Для чего они здесь – поплясать на свадьбе рога и растения, а потом, озабоченно приложив ладонь ко лбу, высказывать попутные «ахи» и «охи»? Не слишком ли дорогое удовольствие? Не слишком ли шутовское отношение к богослужению?
– Помните ли вы Вавилонского владыку Ашурбанипала? – вопрос индуса вернул незваных гостей к происходящему.
Оба мужчины обернулись к индусу. Тот стоял невозмутимо, будто всё также выполнял заданную роль просветителя гостей и личного гида.
– Вроде бы царствовал когда-то такой. Ну и что? – Закхей подозрительно взглянул на индуса. – Какое отношение шах Ашурбанипал имеет к вашей шутовской свадьбе?
– Нет, к свадьбе никакого, – миролюбиво ответил индус. – Только расскажу я вам, что с ним однажды случилось.
В тот день шах Ашур был разгневан. Его новая триста первая жена не покорилась ночью и не стала ублажать своего повелителя. А повелитель ли он, если ему противится женщина? Конечно, шах мог взять девушку силой, но он считал, что это ниже достоинства мужчины, тем более владыки. И ранним утром шах вышел в сад, чтобы хоть немного успокоиться и проанализировать во время прогулки случившееся.
Ашурбанипал любил бродить по своему чудесному саду, особенно в такие вот минуты душевных потрясений, потому что даже высокое происхождение и титул владыки мира не избавляли его от рутины. Из неразрешимой, казалось бы, беспросветной неразберихи иногда удавалось найти выход во время мирной прогулки по цветущему саду.
Совсем недавно Ашура разгневал один купец, и он тогда также бродил по саду, пока изворотливый ум не подсказал способ мести. Можно было, конечно, отрубить купцу голову или бросить его в яму со львами. Но Ашурбанипалу хотелось выдумать казнь изощренную, которая будет мучить купца всю оставшуюся жизнь, чтобы знал, как противиться владыке, а заодно, чтоб другим неповадно было.
И выход был найден. Купец этот собирался выдать дочь свою за визиря шаха Абу Али Бани. Визирь был умным и не раз давал шаху мудрые советы. Недаром, владыка иногда позволял визирю сопровождать его на утренних прогулках. Это хорошо, что Абу Али Бани человек умный, это хорошо, что не раз подсказывал шаху, как выбраться из той или иной ситуации, но как раз умных-то шах небеспричинно побаивался.
А тут в руки попался такой великолепный случай: и мудрого визиря приструнить, чтоб не умничал слишком, и купца вогнать в уныние, тем более что он, как донесли шаху, в дочери своей души не чаял и не жалел для неё ничего: ни жемчугов заморских, ни рухляди[96] таёжной, ни лакомств диковинных. Девушку схватили, притащили к шаху, но – виданное ли дело! – она сама воспротивилась, что было для владыки непонятным и невиданным происшествием!
– Э-э-э, – ворчал шах, – яблоко от яблони недалеко падает.
Тут он услышал у садовой калитки, выходящей на улицу, громкие голоса. Его садовник Саид с кем-то спорил и шах, так и не придумав пока способ мести красавице, отправился посмотреть, что случилось. У садовой калитки Саид спорил с нищим дервишем. Одежда дервиша – вся в заплатах – говорила о том, что он много путешествовал, а белая повязка на остроконечной шапке свидетельствовала о посещении Лхасы.
Ашурбанипал подошел к спорщикам, и они тут же угомонились.
– Что хочешь ты, дервиш, и почему ты споришь с моим садовником? – решил поинтересоваться Ашурбанипал.
– Видишь ли, шах, – отвечал тот, – хвала Всевышнему, твой садовник добрый человек и хотел подать мне милостыню как сказано в Упанишадах.[97] Но я не могу ничего принять из его рук, поскольку он сам подневольный и сам получает милостыню из твоих рук. Зачем же мне обижать его? Если мне здесь подадут что-нибудь, то это может сделать только хозяин, то есть ты, о, великий.
Ашур отметил, что дервиш говорил, не склонив головы и смело, глядя шаху в глаза. Черты лица его были правильны, утонченны и если бы не одежда, то такого человека трудно было бы назвать дервишем.
– Хорошо, – чуть помедлив, сказал шах, – будь по-твоему. Милостыню ты получишь их моих рук, но с одним условием: подскажи решение мучающей меня задачи, над которой я сейчас думаю. А причину ты должен угадать сам.
– О великий шах, да будут благословенны твои дни, – отвесил безбоязненный поклон дервиш, – наказать женщину – дело и простое, и нелёгкое. Я скажу тебе, как это сделать, если ты тоже выполнишь моё условие.
Ашурбанипал удивился: откуда странник мог знать мысли шаха, но, наверное, на то он и дервиш.
– Говори, я выполню любое твоё желание.
– Моё желание ничтожно, о великий, – снова отвесил поклон нищий. – Наполни драгоценными камнями вот эту дорожную сумку.
Шах улыбнулся. Небольшая сумка, висящая на плече дервиша, не представляла опасности для казны, и наполнить её драгоценностями не составляло труда. Ашур хлопнул в ладоши.
– Эй! – приказал он подбежавшим слугам. – Принесите из моей сокровищницы драгоценностей, да поскорее.
Слуги покорно побежали выполнять приказ владыки, а сам шах все так же с любопытством разглядывал собеседника. Но тот стоял, смиренно опустив голову, пребывая в раздумье или молитве, не обращая ни на что внимания. Тут послышался скрип гравия и голоса. Слуги несли сундук с драгоценностями.
– Наполните ему сумку, – приказал шах.
Слуги принялись сыпать самоцветы в старую дорожную сумку дервиша, но, сколько они ни сыпали, а сума оставалась пустой, как и была. Вскоре сундук опустел. Ашурбанипал, не веря глазам своим, подошел, заглянул внутрь сумы и ничего не увидел. Лишь темнота ночного неба предстала пред его взором, лишь где-то в этой темноте мелькали искорки, словно звёзды в безоглядной вселенной. Но эти искорки совсем не походили на высыпанные в ночную суму сокровища.
– Несите еще драгоценности, – закричал шах, – я наполню эту суму, чего бы мне это ни стоило!
Слуги таскали драгоценности целый день. Целый день они сыпали золото и самоцветные камни в сумку дервиша, но она так и оставалась пустой. Под вечер к калитке вышел казначей шаха и сказал, что казна опустела, и что ничего больше не осталось. Ашурбанипал медленно подошел к дервишу, опустился перед ним на колени и, утирая слёзы, спросил:
