Николай Свечин - Московский апокалипсис
В караулке навстречу гостям поднялся высокий красивый лейтенант с новеньким орденом на груди.
— Кто вы? И как сюда прошли?
— Господин Пуайе! — торжественно начал рыжий. — Господин майор гвардии Шот имеет честь поздравить вас с наградой! И просит принять в подарок этих двух прелестных особ.
— Ничего не понял, — нахмурился офицер. — Какой подарок? Что за бабы?
— Ну как же! Вспомните: в Вене, когда Шот получил чин майора, вы прислали ему блондинку вот с таким филеем!
— Да-да-да… — просветлел лицом лейтенант. — Как же! Было дело! Так значит этот баловник…
— …Отдаёт вам долг двойной мерой! Эти русские нимфы ваши на целый час.
Полдюжины фузилёров, внимательно слушавших разговор, радостно вскричали в один голос:
— Ай да майор!
— Вот это достойный ответ!
— Повезло же нашему лейтенанту!
Сияющий Пуайе обежал девушек, потрогал Мортиру за задницу и сообщил восхищённо:
— Много толще, чем у той, в Вене!
— Лейтенант, — учтиво поклонился Ахлестышев, — позволю себе напомнить, что у вас только один час. Так оплатил ваш друг. Если мои девочки понравятся, то милости прошу в Фуркасовский переулок. В любое время дня и ночи. Вот, тут всё написано.
И он вручил начальнику караула заранее приготовленный листок.
— И мне! И мне! — протянулись к Петру сразу несколько рук. Он вынул из «маньки» целую стопку объявлений и раздал всем желающим.
— Три франка за час, господа. Как видите, мы их хорошо кормим, вы останетесь довольны!
Лейтенант не глядя сунул бумажку в карман мундира и сказал, не сводя блестящих глаз с Мортиры:
— Ну, давай же! Час всего!
Медленно и притягательно-порочно девушка стала развязывать шнурки корсажа. В караулке установилась мёртвая тишина: семеро мужчин, затаив дыхание, смотрели на неё. Лейтенант начал покрываться красными пятнами…
— Ну, я пойду, погуляю, — пробормотал Ахлестышев, пятясь спиной к дверям. Никто даже не повернул головы в его сторону.
Выйдя в пустой коридор, партизан перевёл дух. Уф… Охрана надолго отвлечена. Но у входа стоит придворный экипаж. Место бойкое: напротив, в Чудовом монастыре, квартира маршала Даву, за углом — Кремлёвский дворец с Бонапартом и всей его свитой. Какой-нибудь вшивый камергер пойдёт мимо, заинтересуется, что здесь делает карета — и операция сорвётся. Надо было на время убрать её от подъезда.
Ахлестышев сбежал со ступеней и протянул часовому недорогую манильскую сигару.
— Ну, веселье началось! Закури пока.
Тот понимающе хихикнул и сунул подарок в патронную сумку.
— Спасибо! Там бабы, а ты околачивайся тут, словно огородное пугало. И курить на посту запрещено. Вон лучше кучера угостите.
Пётр отошёл к карете, дал сигару Леону и сказал ему вполголоса:
— Помаячь ещё немного. Когда мы выйдем, отвлечёшь часового. Как только наш человек сядет внутрь, отъезжай и вставай вон в том проулке, позади Сената. Следи за крыльцом. Увидишь, что появились девушки — тут же подлетай.
И опять вернулся в кордегардию. Подошёл к двери караулки, прислушался — изнутри доносились громкие оживлённые голоса. Теперь всё зависело от удачи. Кулеврина с Мортирой своё дело знают — фузилёры позабудут о времени. В самом коридоре никого нет, лишь на улице у запасного выхода стоит второй часовой. Ещё когда Ахлестышев сидел здесь, то запомнил местные порядки. Французы чувствовали себя в кордегардии по-хозяйски и не имели привычки патрулировать коридор или заглядывать в камеры. Помешать побегу могли появление следователя или доставка новых арестантов. Поэтому нужно было торопиться.
Каторжник быстро прошёл в дальний конец коридора и первым делом убавил пламя в настенной лампе. Затем вынул набор отмычек и стал пробовать их, по очереди вставляя в скважину. Воровской инструмент ему выдал Тетей, предварительно заставив описать запоры. Из Оружейной палаты намечали сделать музей, а не тюрьму, поэтому замки тут были самые заурядные. Уже вторая отмычка сработала. Ахлестышев распахнул дверь, шагнул в камеру и тут же закрылся изнутри. У стены стоял штабс-капитан с расширенными от удивления глазами.
— Тихо! — прошептал ему Ахлестышев. — Карета у входа. Спокойно выходим. Постарайтесь забраться в неё, пока я отвлекаю часового.
Ельчанинов постоял секунду, потом кивнул головой: «понял».
Пётр осторожно высунулся в коридор. Пусто! Он вывел офицера, запер той же отмычкой дверь, по пути прибавил пламени в лампе. Ничто не должно насторожить охрану раньше времени…
Они прошмыгнули мимо караульного помещения, и вышли на крыльцо. Наступил самый опасный момент. Часовой стоял к ним спиной. Он начал поворачиваться на звук шагов, но Леон спрыгнул с козел и завязал с ним разговор. Ахлестышев пристроился сбоку и закрыл французу обзор. Ельчанинов воспользовался этим и в одно мгновение забрался в карету.
Есть! Пётр мигнул кучеру: отъезжай. Тот воровато оглянулся и сказал караульщику:
— Встану-ка я вон за тем сараем, пока начальство не заметило…
Экипаж отъехал, а Пётр остался развлекать фузилёра.
— Твоему лейтенанту понравился подарок!
— Меня сменят только через час, — пожаловался тот.
— Не успеешь. Ничего, ребята тебе перескажут…
— Ты смеёшься, а знаешь, как трудно найти молодую женщину в этом городе? Солдат сто тысяч, а их в десять раз меньше! Я уже начал забывать, как это делается…
— На, — партизан вынул из «маньки» и протянул собеседнику объявление. — Приходи сегодня вечером в Фуркасовский переулок. Это во Французском квартале, между Лубянкой и Мясницкой. Я сделаю тебе скидку. Так это стоит три франка, а ты отдашь два.
— Спасибо, — обрадовался фузилёр, запихивая листок в карман. — Я прибегу засветло. В темноте теперь ходить опасно!
Они стояли и курили. Ахлестышев не выпускал из виду экипаж и часто поглядывал на циферблат брегета. Скорее бы уж прошёл этот час! Вдруг он увидел, как к Леону подошёл какой-то тип в придворном мундире и стал ему резко выговаривать. Этого только не хватало! Сбылись самые худшие из его опасений.
Незнакомец тем временем перешёл на крик и пытался отобрать у кучера поводья. Он требовал, чтобы Леон куда-то ехал, а тот — вот молодец — отважно мотал головой и не трогался с места. Нельзя было терять ни секунды. Пётр побежал через площадь, ловя на себе взгляды окружающих. Вся секретная операция повисла на волоске! Придумав на ходу нужные слова, каторжник схватил крикуна за рукав и развернул к себе.
— Кто вы такой, чёрт вас побери?
Придворный увидел перед собой рыжего франта с наружностью сутенёра, и вырвал руку.
